– Очень просто. Мне нужно как минимум несколько дней для поисков. А вы вызвали мужа в Москву, – начала я как бы издалека. – Это только осложнит…
И вдруг, не дослушав меня, Горячева вырвала телефонную трубку из клемм укрепленного возле сиденья радиотелефона, сказала:
– Власова! Срочно! Алло, Власов? Ну! Что у тебя?.. – и закричала: – Но ты же обещал Михаилу найти эту американку к его приезду! Вот он прилетает – через двадцать минут! И что?!
«Да, – подумала я, глядя на Ларису, – твердый орешек!» И представила генерала Власова, что-то блеющего в белую телефонную трубку в своем министерском кабинете, обитом светлыми панелями под дуб.
– Значит, так! – жестко сказала Лариса в трубку. – Садись в машину и чтобы через десять минут ты был во Внуково! Я хочу видеть, как ты будешь докладывать Михаилу, что не умеешь работать! Я хочу видеть! Ты понял? Это приказ! – И швырнула трубку в клеммы аппарата. – Сволочь! Никому нельзя доверять! Мы вытащили его из Ростова, сделали министром – и что? Где гарантия, что и он не всадит нож в спину? А? Что ты молчишь? Это твой министр, Власов! Ты его знаешь?
– Я знаю, что в Ростове он навел порядок… – сказала я, помня, что Гольдин сейчас слышит нас, а может, и сам Власов – трудно ли подключить его к гольдинской аппаратуре!
– В Ростове!.. – сказала Лариса, чуть остывая. – Тем более! Ну вот ты скажи, почему они не могут найти эту американку? А знаешь почему? Я тебе скажу: потому что сами ее прячут! Спелись с КГБ и морочат мне голову!..
– Этого не может быть, – сказала я как могла твердо.
– Почему?
– Потому что! – Я не могла объяснить ей все свои соображения на этот счет, поэтому сказала: – Мы, милиция, гэбэшников терпеть не можем. А они – нас. Вот и все.
– А ты могла бы поехать в МУР и проверить – ищут они эту американку или только морочат мне голову? – прицелилась она в меня взглядом.
– Конечно, – ответила я, не показывая, как обрадовала меня эта идея. Ведь куда безопасней и приятней проверять МУР, чем конкурировать с КГБ!
– Да? – Лариса поглядела на меня с сомнением. – А если и тебя похитят? Или завербуют?
– Ерунда! – отмахнулась я. – Кому я нужна? Я же не гадалка!
Шум за окнами лимузина отвлек Ларису. Мы катили по осевой полосе Ленинского проспекта, орудовцы и милиция давали нашему кортежу «зеленую улицу», а с двух сторон колонны плыл густой и громыхающе-ревущий поток «жигулей», «волг» и «москвичей». «Просто жуткое количество частных машин стало в Москве», – подумала я и заметила, что те, кто ехал в одном направлении с правительственной колонной, старались не отставать от нас и нагло, настырно лезли на осевую полосу, нервируя охрану и не обращая никакого внимания на предупредительные гудки милицейских сирен. Мне даже показалось, что за стеклами своих машин эти частники беззвучно матерят нас…
– Ну! Ты видишь? Жлобы! – показала на них Лариса. И вдруг крикнула какому-то панковому мотоциклисту на пестро размалеванной «Яве»: – Куда ты прешь, дебил!
Конечно, из-за пуленепробиваемого и затемненного стекла никто не слышал ее и не видел, но этот мотоциклист словно почувствовал, что мы смотрим на него, – отпустив руль, он вдруг поднял левую руку, показал нам кулак, а правой рукой словно обрубил свою левую руку по локоть. Лариса повернулась ко мне:
– Вот! Видала?! Мы дали им свободу – и что? Вот их «спасибо»! Он мне член показал, мерзавец! – Она открыла бар-холодильник. Там стояла батарея бутылок минеральной воды и пепси-колы, а за ними – высокая темно-коричневая бутылка с импортной этикеткой. Лариса достала ее и дрожащей от гнева рукой скрутила пробку. – Мы ради этих жлобов ездим на поклон к империалистам, а они… – Она отхлебнула прямо из горлышка. – Да не смотри ты на меня так! Я не алкоголичка, не бойся! Это просто херес! Хотя, если через неделю нас убьют, то какая разница – херес, не херес! – И протянула мне бутылку: – Будешь?
Я отрицательно покачала головой:
– Лариса Максимовна, стоит ли из-за какого-то мальчишки…
– Стоит! – перебила она. – Из-за мальчишки, из-за всех них! А ты думаешь, нас убьют из-за чего? Из-за того, что у меня шуб больше, чем у Лигачевой? Или у Михаила лимузин длинней? Или наша дача больше? Нет, эти дачи на Ленинских горах совершенно одинаковые, даже мебель везде одна и та же! Это еще Сталин придумал – специально, чтобы никто в правительстве друг другу не завидовал. Нет, если нас убьют, Анна, то только из-за них. – Она показала на окно. – Михаил хотел дать свободу народу, а кто этой свободой пользуется? Пена! Частники, шахер-махеры, жулики и кооперативщики – вот кто! И из-за них нас убьют, из-за них! А я говорила ему! Говорила!.. – Она вдруг захлюпала носом и достала из сумочки кружевной батистовый платочек. – Я ему говорила – не нужно этого… Ничего России не нужно – ни гласности, ни демократии… – И слезы потекли по ее щекам.
Мы уже выехали из Москвы на Киевское шоссе. Я пересела на сиденье к Горячевой.
– Лариса Максимовна! Ну что вы, ей-богу…
Она тут же уронила голову мне на плечо, как маленькая девочка, и разрыдалась в полный голос:
– Водку им нужно, вот что… Не гласность, не компьютеры – водку! А теперь… погибай. За что?! Ведь убьют же, убьют! Аня! – И кивнула за окно на стоящий у обочины армейский грузовик. – Видишь? Это охрана шоссе. А толку?! Ничего не поможет! Ничего! У этой гадалки все сбывается!.. – Тут нас опять стало трясти на разбитой, как стиральная доска, мостовой, отчего голос Ларисы пресекся. – Ну? Ну что за страна?! – выкрикнула она с мукой.
– Лариса Максимовна, а где эта газета с предсказаниями?
– Вот… – Она вытащила из сумочки все тот же конверт, который я видела вчера в Полтаве. Я взяла его, достала газету и опять приступила к выполнению первого задания Власова.
– Лариса Максимовна, смотрите. Тут написано: «Assassination on Mr. & Mrs. Goryachev will occur in Moscow». In Moscow, понимаете? Значит, самое логичное – это, пока не раскрыт заговор, как можно быстрей уехать из Москвы и вам, и Михаилу Сергеевичу. Понимаете?..
Она смотрела на меня ошеломленно, а я продолжала:
– Поезжайте с визитом куда-нибудь в Швецию или в Японию – в спокойные страны… А я тем временем…
– Нет… Это невозможно… – задумчиво сказала Лариса, отвернувшись к окну. Там, на опушке леса, стоял еще один бронетранспортер, возле него загорали солдаты. – Муж на это не пойдет, нет… И вообще – какая Япония, ты что! Такие визиты планируются заранее…
– Но поймите, если кто-то действительно готовит покушение, а вы сидите в Москве – вы прямо лезете к ним в капкан…
Рев самолета заглушил мой голос. Кортеж правительственных машин, сбавив скорость, проезжал через охраняемые солдатами ворота прямо на летное поле аэропорта Внуково-2, где была стоянка реактивных правительственных «Ил-74». Один из этих «Илов» как раз заходил сейчас на посадку в сопровождении эскадрильи военных «МиГов».
Наша колонна остановилась у небольшого аэровокзала, шоферы и телохранители бросились открывать двери «членовозов». Одновременно шестеро солдат притащили свернутую в толстенный рулон красную ковровую дорожку и стали быстро раскатывать ее в сторону летного поля, к тому месту, где должен был остановиться самолет Горячева.
Члены правительства вышли из лимузинов и столпились у края этой ковровой дорожки, чтобы, как и положено по давнему ритуалу, встретить прибывающего из отпуска главу государства.
Удивляясь, почему наш шофер не вышел из машины и не открывает Ларисе дверцу, я взялась было за ручку, но Лариса остановила меня:
– Сиди! Не рыпайся! – И вынула из сумочки импортную косметичку, а из нее импортную же пудреницу, французские тени для век и прочую косметику, от одного вида которой у меня захватило дыхание. Открыв пудреницу, Лариса стала спокойно приводить в порядок лицо.
Между тем рулевщик, размахивая двумя флажками, шел по рулежной полосе и, оглядываясь через плечо, вел горячевский «Ил» к концу полураскатанной красной ковровой дорожки, где стояли наготове шестеро солдат. Двое из них пригнулись, держась за концы палки, просунутой в неразмотанный остаток дорожки. Сюда же катил трап.
Как только самолет замер и трап ткнулся под нижнюю кромку его не раскрытой еще двери, два солдата взбежали по этому трапу наверх, разматывая остаток красной дорожки. Остальные четверо спешили за ними, сноровисто укрепляя дорожку на ступеньках длинными металлическими штырями. Закончив эту работу, пятеро солдат сбежали с трапа, топча по нему для верности сапогами. Шестой солдат, замыкающий, щеткой смахнул с дорожки их следы и вслед за остальными исчез под самолетом. Только после этого дверца самолета откинулась, в проеме появилась стюардесса. Сойдя на трап, она отступила в сторону и жестом пригласила Михаила Сергеевича Горячева.
Горячев вышел из самолета, он был в светло-синем летнем костюме, с южным загаром на лице и на лысине. Весело глядя на встречающих, он легко, но неспешно сошел по трапу, вся его плотная, коренастая фигура словно излучала энергию и уверенность. За ним почти вплотную шли четыре телохранителя, а следом после короткой паузы потекла из самолета длинная цепочка горячевских советников, ассистентов, помощников, стенографисток с «дипломатами» и папками в руках.
