Я сглотнул и попытался привести в порядок волосы, спадавшие на глаза.
– Я думал, ты сегодня утром ведешь занятия, – продолжал Роберт. – Не опоздаешь? – Он взглянул на часы. – Уже десятый.
Я покачал головой и бросил шляпу на стол.
– Я отменил занятия.
– Вот уж не ожидал, – произнес Роберт. – Ну, выкладывай, не томи! Полагаю, случилось невероятное, раз ты пренебрег уроками. При твоей-то педантичности.
И он вздохнул – выразительно и иронически, как мог бы вздохнуть Китс или Бердсли. Роберт опять посмеивался надо мной, однако я чувствовал, что под насмешкой скрывается удивление и даже тревога. Искушенность моего друга, внешний лоск и то, что другие принимали за претенциозность, служили лишь маской. Сейчас, глядя в прошлое, я понимаю: он был беззащитен. Его выбросили – пусть и на милосердно краткое время – из тесного мирка частной школы и университета в страшный мир сражений. Он вернулся в Кембридж, желая забыть уродства войны, и прилагал к этому все усилия. Нашел убежище в узком кругу интеллектуалов, ходивших на лекции и сидевших допоздна в прокуренных кофейнях, рассуждая о живописи и поэзии. Это было бегство от действительности. Пока любящий отец поощрял и оплачивал изыскания сына, Роберт хотел оставаться вечным студентом, преследующим все более умозрительные цели, тем самым защищаясь от боли и нежеланной сложности взрослой жизни. Но я был молод и видел только то, что лежало на поверхности, – небрежную изысканность. История с Розмари проявила истинную натуру моего друга, а до этого я считал его воплощением силы, заслоном от жестокого мира. Он хвалил мои работы, беседовал со мной, терпел меня; и я был так благодарен за это, что с радостью умер бы ради него.
Должно быть, мой рассказ звучал сумбурно. Помню, как Роберт улыбнулся и успокаивающе положил руку мне на плечо.
– Давай-ка успокойся, старина, – произнес он. – Не знаю, как ты, а я по утрам не в лучшей форме.
Я взял предложенный кофе, постарался унять дрожь в руках, сжимавших фарфоровую чашку, и начал сначала.
На этот раз повествование было более связным. Роберт слушал, слегка наморщив лоб. В одной руке он держал чашку, в другой – сигарету, дымок от которой непрерывной струйкой поднимался к потолку. Пару раз он кивал и задавал вопросы. Я запинался, тщетно стараясь выразить свои чувства, но не находил нужных слов. Закончив рассказ, сделал большой глоток кофе, высморкался и стал ждать ответа, глядя на Роберта поверх очков. Я боялся, что он посмеется надо мной – иногда друг больно задевал меня своими шутками, хотя и ненамеренно. Возможно, он заметил мой страх, потому что помедлил, словно оценивал – отнестись к этому серьезно или не стоит. Затянувшись сигаретой, Роберт выпустил дым через угол рта и нахмурился.
– По-моему, похоже на розыгрыш, – промолвил он, наливая еще кофе. – Не создаешь ли ты себе проблемы собственными руками?
Я неистово замотал головой.
– Нет, нет! Если бы ты видел ее, Роберт, ты бы сам понял. Я знаю, это странно звучит, но… Черт побери! Не знаю, как сказать. Она чудо, Роберт, девушка из мечты. Из другого времени.
Роберт бросил на меня насмешливый взгляд.
– Она явно увлекла тебя в рыцарские времена.
– Прошу, не шути! – сказал я. – Если бы ты видел ее…
– Вряд ли это что-то изменит, – лениво бросил он. – Женские чары на меня, похоже, не действуют. Женщины не думают ни о чем, кроме себя, своих платьев и других женщин. Знаю, у тебя не такой уж богатый опыт, но поверь – как только ты узнаешь парочку…
Глаза его блестели, и я понимал, что он посмеивается надо мной. Этот тон не принадлежал истинному Роберту, его душа пряталась за множеством масок, и я нечасто сталкивался с ней.
– Однако мне любопытно, – продолжал он. – Я пока не встречал идеальную женщину и очень хотел бы увидеть.
Вздохнув с облегчением, я хлопнул Роберта по плечу и в порыве энтузиазма пролил кофе. Я чувствовал себя школьником, которого похвалил отличник-старшеклассник.
– Вот и славно! – воскликнул я. – Мы увидим ее прямо сейчас. Согласен? Ты не разочаруешься, Роберт. Ты полюбишь ее, полюбишь по-настоящему.
Так и произошло, я не ошибся. Он действительно полюбил ее, он не разочаровался. Это слабое утешение. Но ведь я не мог предугадать всего заранее. Я знаю, что не виноват, однако знание не уменьшает вины и не затмевает воспоминаний о том, какой юношеский восторг я испытывал, когда радостно вел друга на тот берег реки – к погибели.
«Ну что ж, – думала Элис, – эта линия следствия зашла в тупик».
Преподобный Холмс никогда не встречал Джинни и ее друзей, а его рассказ ничем не подтверждал видения Элис.
Наверное, Джинни просто тусовалась с приятелями, продавала или покупала наркотики, а у самой Элис случился краткий провал памяти на почве усталости или легкой формы гриппа. Вполне логично и убедительно.
Оставалась неразгаданная тайна Джинни. Ведь Элис решила подружиться с ней и помочь по мере возможности. Значит, надо узнать о Джинни побольше. Расспросить Джо? Элис вспомнила, как он реагировал на вопросы, заданные по телефону. Вряд ли от него будет польза. К кому же обратиться?
Элис нахмурилась, задумавшись, потом ее лицо прояснилось. Она взяла телефонный справочник и быстро пролистала раздел «Медицина» до буквы «Ф».
– Алло! Меня зовут Элис Фаррелл. Не могли бы вы уточнить некоторые сведения о вашем бывшем пациенте?
– Подождите, пожалуйста. – Голос медсестры был профессионально бесстрастным. – Я соединю вас с дежурным врачом.
Элис ждала несколько минут, пока в трубке играла якобы успокаивающая музыка. Потом ей ответил другой голос – мужской, сухой и слегка раздраженный.
– Да? Менезис слушает.
Элис повторила то, что сказала дежурной.
– Зачем вам эти сведения? – спросил врач. – У вас профессиональный интерес?
– Не совсем.
– В таком случае я очень занят.
– Всего лишь уточнение. Эта девушка собирается ненадолго остановиться у меня, и я слегка беспокоюсь о ее состоянии.
– Тогда подыщите ей другое жилье. Все, что касается пациента, конфиденциально, не обсуждается с посторонними.
– Мне не нужны личные подробности, – настаивала Элис. – Мне просто нужно знать, была ли Вирджиния Эшли вашей пациенткой и может ли понадобиться помощь специалиста…
– Послушайте, – оборвал ее врач, – в больнице работают десятки докторов. Имя, которое вы назвали, мне незнакомо. Должно быть, она лечилась у кого-то другого. Если вы подождете пару минут, я узнаю, кто занимался этим случаем, и вы сможете связаться с ними.
И он отключился. Элис опять пришлось ждать. Утекло куда больше времени, чем в первый раз, прежде чем на том конце снова подняли трубку. Элис услышала тот же мужской голос, но теперь он звучал глухо, словно на линии возникли помехи.
– Мисс Фаррелл?
– Да.
– В минувшее Рождество мисс Эшли была помещена в клинику Фулборн для краткосрочного лечения. Это все, что я могу вам сообщить.
– Я хотела бы поговорить с ее врачом, – сказала Элис.
– Сожалею, но это невозможно.
– Вы не назовете его имя?
– Боюсь, вы никак не сможете поговорить с доктором Прайсом, – ответил доктор Менезис. – Мой коллега на прошлой неделе скончался. Вчера его похоронили.
Когда мы вошли в дом, Розмари там не было, и меня мгновенно охватила паника. Я вдруг поверил, что ее никогда не существовало, что я все придумал и она растаяла, словно снегурочка, превратилась в воду и воздух при первых лучах солнца. Миссис Браун куда-то ушла. Помню, как звал Розмари, метался по дому, и каждая комната швыряла мне в лицо гулкое эхо ее отсутствия, каждый вдох опустошал меня. Должно быть, я сильно простудился, голова лихорадочно пылала, но я этого не замечал. Меня заботило лишь исчезновение Розмари. Она пропала, а тот, кому я мог открыть свою тайну, единственный мой друг, смотрел на меня насмешливо и, похоже, ничему не верил.
– Вот здесь она спала! – воскликнул я, хватая измятое покрывало. – На этой подушке. Там должен остаться хоть один волосок. Дай-ка я взгляну… Смотри! Это ее чашка, ее цветы!
– Тише, тише, старина, – мягко произнес Роберт. – Не переживай так. Не похоже, что она вышла прогуляться.
Он похлопал меня по плечу, но я отшатнулся.
– Она была здесь минуту назад, клянусь!
– Выпей чего-нибудь, будь умницей. Сядь.
Он аккуратно усадил меня в одно из мягких кожаных кресел, которые так любила миссис Браун, и предложил шерри. Я резко дернул рукой и пролил напиток. Роберт терпеливо забрал у меня стакан и снова налил. Меня бил озноб. Я выпил, а потом закрыл глаза. Не могу выразить словами, какую власть Розмари обрела надо мной и какое отчаяние охватывало мою душу, монотонно нарезая круги, словно игрушечный поезд в детском волчке: она исчезла, она исчезла, она исчезла… Обрывки стихов ранили мой мозг, как разлетающиеся осколки стекла, видения были подобны клочкам разорванного рисунка – мучили своей несвязностью. Изгиб ключицы, отблески света на волосах, рисунок губ… Я встал и пошатнулся. Мир накренился.
