Какое адское мучение!
Сначала надо немного постучать по доске. Постучав, набираю номер.
Несколько гудков, затем она берет трубку.
И вот я разговариваю с Лизой.
Окончив разговор, лежу на диване и улыбаюсь.
У меня точно такое чувство, как будто кончился дождь. Как будто дождь лил и лил и вот вдруг кончился. И все так пахнет, а деревья так и играют всеми оттенками зелени.
Удивительное это дело с девушками!
Сначала их нет, и все вокруг тоскливо. И вдруг, откуда ни возьмись, они тут как тут, и все сразу веселеет. Причем с невероятной быстротой. Прошло всего-навсего несколько секунд, и вот уже все повеселело.
Через час я встречаюсь с Лизой.
Я очень нервничаю.
Пойду-ка приму душ.
Новый день.
Вот я проснулся.
Проспал я долго.
У Лизы нет возлюбленного.
Я пью воду из стакана и думаю об этом.
Она обрадовалась моему звонку.
Мы пошли в кафе.
Сперва пили колу, потом взяли пива.
Мы переговорили о многих вещах.
Я разглядел, что Лиза немного похожа на TV Аланис, которая сидела на переднем сиденье в красном свитере. Но я сказал, что Лиза еще красивее. Мне показалось, что она умеет слушать. Она не возражает, когда я говорю, что она похожа на Аланис, но охотно соглашается, чтобы я считал ее еще красивее.
Комплимент оказался на редкость удачным.
У Лизы приятный голос. Я готов слушать и слушать, только бы она говорила. А еще у нее узенькая щербинка между передними зубами, а волосы не длинные и не короткие.
Она рассказала мне, что любит делать.
Она любит купаться и гулять в лесу. Она любит фрукты и еще любит фотографировать людей, которые не замечают, что их фотографируют.
Она думала, что Бёрре мой сын. Понятно, что она должна была так подумать.
Я объяснил, что у меня еще нет сына. И нет дочки. Нет даже возлюбленной.
Я сказал, что мне не нравится притворяться и говорить о вещах не то, что есть. Я сказал, что мне не хотелось бы, чтобы мы с ней кивали друг другу и говорили о литературе – дескать, вот то-то и то-то очень интересно, или про кино – вот, мол, очень значительный фильм.
Я сказал:
– Об этом мы еще успеем поговорить.
Я рассказал ей все как есть.
Я решил, что если она примет меня за идиота, то пускай это случится сейчас – сразу и окончательно.
Но она не приняла меня за идиота. Я в этом совершенно уверен.
Она спросила, всегда ли я бываю таким прямолинейным, и я сказал, что впервые в жизни.
Еще она спросила, не дошел ли я до отчаяния.
Я сказал, что нет. Я сказал, что решил раз и навсегда навести порядок в своем душевном хозяйстве.
Затем я рассказал про мяч, про доску и Поля.
Тогда для нее стало проясняться то, о чем я толкую.
У нее в детстве тоже была доска-колотилка, но она уже не помнит, была ли это доска фирмы «Брио».
Я уговорил ее составить список. На салфетке.
Вот что вызывало у Лизы восторг, когда она была маленькой:
– устраивать кукольные уголки в коробке под кроватью,
– Карлсон на крыше (его домик, который я строила под столом),
– строить шалаши,
– играть в выживших после катастрофы,
– конторы, чтобы был порядок в бумагах,
– магазин,
– наблюдать,
– носиться на велосипеде,
– собирать бутылочные пробки,
– черника,
– наряжаться (принцессой),
– золотые туфельки,
– брильянты из пластика,
– мелкие вещицы,
– ароматные салфетки,
– мамина косметика,
– строить города из наборов «Лего» и из песка.
Когда кафе закрылось, мы отправились пешком через парк. Я зашел к ней домой, и мы пили чай. Она показала мне свой фотоаппарат. И несколько снимков. Большие цветные фотографии. Перед уходом она меня обняла. Сейчас, задним числом, мне кажется, что это был почти что поцелуй.
Вероятно, она меня просто обняла.
Но, может быть, это был скорее поцелуй.
Сегодня мне пришло три факса.
Два первых не принесли с собой никаких проблем, зато третий меня тревожит. Если не остеречься, я, того и гляди, могу провалиться в яму, из которой едва начал выкарабкиваться.
Первый факс был от Кима.
Ким видел барсука. И он хочет мне это сообщить. Он нарисовал барсука и написал, что барсук оказался чем-то средним между крупной кошкой и маленькой собачкой. На остров к Киму наведался его научный руководитель. Вечером они поздно засиделись на дворе, пили вино, и вот она – научная руководительница – первая заметила барсука. Но Ким тоже его разглядел. Похоже, Ким гордится тем, что повидал еще одно животное. Я рад за Кима.
Второй факс тоже от Кима.
Ким составил список того, что его радует. Не помню, посылал ли я ему свой список. Возможно, он составил этот перечень по собственному почину. И это лучше всего.
Вот что радует Кима:
– вода,
– небоскребы,
– нечаянно встретить на улице девушку, в которую я в это время влюблен, и оказывается, что у нее нет никаких срочных дел и у меня тоже,
– плавать,
– кататься на велосипеде,
– фри-джаз,
– весна,
– когда вдруг позвонит девушка, в которую я как раз влюблен,
– утро,
– некоторые книжки,
– шоколад,
– темный шоколад, можно с орешками, с миндалем,
– коньяк,
– документальные фильмы пятидесятых-шестидесятых годов, снятые ручной камерой на крупнозернистой черно-белой пленке,
– летать/путешествовать,
– когда все оказывается так, как я и думал, если представлял себе что-то хорошее,
– если происходит что-то хорошее, о чем я не мечтал и даже не мог себе вообразить в самых дерзких мечтах,
– увидеть барсука,
– получать факсы,
– получать много факсов,
– друзья,
– работа,
– облака (иногда),
– кошки,
– получать то, чего давно хотел,
– принимать душ,
– прыгать,
– бегать,
– петь,
– есть,
– спать.
Роскошный и длинный список. Я даже немного позавидовал Киму.
У Кима жизненная хватка лучше, чем у меня.
Но я карабкаюсь. И в один прекрасный день приду к цели.
А третий факс оказался для меня очень тревожным.
Он от моего брата.
Брат благодарит меня за покупку «вольво». И хочет отплатить мне тоже чем-то приятным. Ты – мне, я – тебе. Но его предложение меня сильно встревожило.
Он предлагает мне съездить за его счет в Нью-Йорк. На неделю.
Сам он уже в Нью-Йорке и говорит, что друзья уступили ему свою квартиру. Мы можем в ней пожить. На Манхэттене.
Мне очень хочется замять этот факс, чтобы не принимать никакого решения.
Я беру мяч и отправляюсь во двор.
И принимаюсь кидать мяч об стенку.
Я собирался использовать оставшиеся до возвращения моего брата две-три недели иначе. Я хотел провести их спокойно, позаколачивать колышки и окончательно разобраться в своем состоянии. Укрепить первые признаки уверенности, которые мне вопреки всему удалось в себе взрастить.
А тут вдруг пришел этот факс нарушил мне все планы.
Я уже было начал понемногу успокаиваться. У меня появилось какое-то спокойствие.
Теперь об этом можно только мечтать.
Нью-Йорк.
Звучит тревожно.
Такая неожиданность сбивает с толку.
А именно сейчас я так боюсь снова сбиться.
Нью-Йорк кажется мне слишком огромным городом.
Есть много причин, почему мне лучше не ехать.
Одна из них – это Лиза.
Мы должны встретиться с ней сегодня ближе к вечеру. А может быть, и в последующие дни. Я не знаю, каков этот город Нью-Йорк, но мне трудно вообразить себе, чтобы Нью-Йорк был лучше, чем Лиза.
Кроме того, мне кажется, что я за что-то ухватился в жизни.
Если я сейчас поеду, то рискую упустить найденное.
Зачем запутывать себя еще чем-то новым, когда хватает старого.
Потом – я ведь жду ответа от Поля. Он наверняка должен скоро ответить. Его ответ разъяснит мне многое.
Мне гораздо важнее узнать эти вещи, чем съездить в Нью-Йорк.
Через несколько минут позвонит мой брат.
Я жду звонка, и мне не по себе.
Надо отказаться.
И вот он позвонил.
Он настаивает, чтобы я приехал в Нью-Йорк. Я не ожидал, что он будет настаивать. Я не привык, чтобы брат меня так настойчиво уговаривал.
Брат говорит, что мы очень хорошо проведем время. По его словам, многое говорит за то, что мне будет полезно немного расшевелиться. Побывать за границей.
Я отвечаю, что сейчас это очень некстати.
Я отказываюсь, но брат говорит, что не принимает отказа.
Он говорит мне, чтобы я на этот раз в виде исключения отбросил все мысли и просто купил бы билет и сел в самолет.
