Я возмутилась. Кто, в конце концов, давал ему деньги все эти годы? Иногда. И работу.
Он согласился позавтракать со мной в «Палас-отеле». Через два часа.
Я опоздала, как всегда.
Он уже ждал.
— Что ты спрашивал меня в прошлый раз? — накинулась я на него, не здороваясь. — Про крысу какую-то?
Олежек был степенен. Он пил кофе из крохотной белой чашки с черным ободком.
— Присядь, — сказал он, улыбаясь. — Что у тебя случилось?
— Помнишь, ты спрашивал про…
— Вову Крысу, — кивнул Олег. — И что?
— Почему ты спрашивал?
— Будешь кофе? А круассаны? Я еще омлет заказал.
— Олег! Ты можешь мне ответить?
Я теряла терпение.
— Сначала — ты. Что случилось?
Накрахмаленный официант зажег на столе свечку, поправил маленький цветок в миниатюрной вазе.
Я сказала очень тихо:
— Это не он… понимаешь?
Олег закурил. Выпустил пару волнистых колец.
Я надеялась, что сейчас он убедит меня в обратном.
— Я знал. Ребята сказали.
Чуда не произошло. Кошмар продолжался.
— Он сказал, что это Вова Крыса. — Олег развел руками. — Ты ведь не знаешь, кто такой Вова Крыса?
Я отрицательно покачала головой.
— Так зачем же, — это не укладывалось у меня в голове, — раз он сказал… зачем же… — Некоторые вещи трудно называть своими именами.
Олег пожал плечами.
— А ты думаешь, все каются и исповедуются? И потом, у них была работа, им за нее заплатили. А все остальное…
Олег сделал жест, видимо означавший, что все остальное им до лампочки. А может быть, что все в руках Божьих.
— И потом, мало ли кто что сказал?
Я заорала во весь голос:
— Но это правда!
Кроме нас в ресторане был еще только один пожилой англичанин. Он пил свой чай с молоком и не обращал на нас внимания.
— И водитель сказал… — добавила я тише.
— Он же в коме? — удивился Олег.
— Вышел.
— А.
Наверное, Олежеку стало жалко меня.
— Ты не расстраивайся, — сказал он так, как будто только что кто-то съел мою шоколадку.
Я смотрела на Олега и не могла поверить, что мы говорим на одном языке.
— Знаешь, — на его лице появилось отвращение, — он был законченной гнидой, этот Окунь…
Я попыталась жестом остановить его. О мертвых говорят или хорошо, или никак.
— Я, конечно, понимаю, что дело дрянь… — продолжал Олежек, — но…
Я вытащила из пачки сигарету. Он щелкнул зажигалкой DuPont. Я не курила лет десять.
— Но я могу вернуть тебе деньги.
При чем тут деньги? Я затушила сигарету.
— Понимаешь, когда я выяснил, кто наш клиент, ну, навел кое-какие справки… в общем, стечение обстоятельств… Он многим мешал… Что мне было теряться? — Олег виновато посмотрел на меня. — Ты не единственный заказчик на Окуня. Не злись.
Я не поняла, улыбнулся ли он, потому что ему было весело, или просто продемонстрировал свои новые белые зубы, сочтя повод подходящим.
— Что? — не поняла я.
— В общем, у меня был еще один заказчик на Окуня. Поэтому, раз с тобой такая осечка, если тебе, конечно, будет от этого легче, я тебе деньги верну.
Я качнула головой:
— Не надо.
Он обрадовался.
Я посмотрела в окно. Пейзаж на улице напоминал иллюстрацию к хрестоматийному стихотворению «Мороз и солнце…». Я заказала чай и пирожные.
«Осечка», — мысленно повторила я, смакуя каждый слог.
Чай был настолько ароматен, что я спросила у официанта название сорта.
— Обычный «Липтон», — ответил он.
«Осечка».
Я хотела сказать Олегу, что он отлично выглядит.
— Купи себе новую зажигалку, — посоветовала я.
— Какую? — Он удивленно покосился на свой золотой DuPont.
— Одноразовую.
— Почему?
— С такими зажигалками только жлобы ходят. Или те, у кого нет денег.
— Ладно. — Он добродушно кивнул.
— А что это за Вова Крыса?
— Не знаю. — Олег махнул официанту, и тот пошел за счетом.
— Но это точно он? — спросила я. Олежек пожал плечами.
— А что говорит водитель?
— Водитель пока говорить не может. Пишет, и то с трудом.
— А что пишет-то?
— «Крыса».
— Не много. — Олег вздохнул. — Хотелось бы, конечно, побольше информации. А то ведь так можно и всю преступность искоренить в Москве.
Я улыбнулась.
— Думаю, никто не расстроится.
— Как сказать… Здесь-то все свои. А то новые появятся. — Олег, не посмотрев на счет, положил кредитку. — Ты больше ничего не хочешь?
— Пока не хочу.
Он взглянул на мое задумчивое лицо и ободряюще произнес:
— Ну-ну… Кстати, насчет водителя. Смотри, чтобы ему не помогли замолчать навсегда.
— Знаю. У него круглосуточная охрана. Он же свидетель.
Я с детства верила в чудеса. И как следствие — в бога. Я тайком бегала в Елоховскую церковь и просила у бога чуда: пятерку по математике; чтобы зубной меня не вызвал; чтобы за порванное платье не ругали; чтобы купили собаку. Чаще всего чудо происходило. Я благодарила бога и просила нового чуда: пусть я поступлю в институт; пусть он в меня влюбится; пусть мой ребенок будет здоров; пусть мне купят двести двадцатый «мерседес»!
За несколько месяцев до смерти Сержа на Пасху мы ставили в храме свечи, и я подумала, что мне не о чем просить бога. Я старалась что-нибудь придумать, но не могла. Я решила, что это, наверное, главное чудо, когда ничего не надо, потому что все есть.
Когда убили Сержа, я сказала маме: «Бога нет». Она ответила: «К сожалению».
Машина Олежека скрылась за поворотом, а я еще долго смотрела ей вслед.
Сзади кто-то сигналил. Я нажала на газ так, словно пробовала педаль на прочность. Медленно тронулась.
Люди суетливо шагали по улицам, хлопали стеклянными дверьми магазинов, останавливались у витрин; солнце отражалось от снега и слепило им глаза, они жмурились, но лиц не прятали — солнце такая редкость в это время года. Всюду стояли наряженные елки, разноцветными огнями переливались гирлянды, — предчувствие Нового года охватило весь город, и он дышал этим ожиданием. И с нетерпением считал дни и часы, оставшиеся до праздника.
Я припарковалась около маленькой церкви на Ваганьковском кладбище.
Много о чем я могла бы помолиться богу сегодня — за упокой души Сержа, и о здоровье дочери, и за родителей, и чтоб с моим бизнесом все было нормально, и чтоб покой в душе, и чтоб будущее…
Но не за тем я была здесь. И не за чудом.
Впервые в жизни я поднималась по этим ступеням, чтобы просить прощения. Смиренно и покорно.
Я приехала в офис, как всегда, в десять тридцать. На столе лежала подготовленная для меня толстая папка с бухгалтерскими отчетами за прошлый месяц. Рядом — канцелярская книга с черным налом. Я сняла шубу, посмотрелась в зеркало и снова вышла в приемную. Экспедиторы должны были оставить мне списки магазинов-должников.
— Вот они. — Секретарша с готовностью протянула несколько листов. Я пробежала их глазами. Десять магазинов задерживали выплаты за проданный товар.
— Позови мне Сергея, — попросила я, и секретарша стала набирать цифры внутреннего номера.
Сергей занимался реализацией, и о решении сложившейся проблемы я хотела услышать от него лично.
— Ты в курсе, что рекламный бюджет состоит из оборотных средств? — накинулась я на маленького Сергея в непомерно большом пиджаке — это был его стиль.
— В курсе. — Еще бы: годовой бюджет мы составляли вместе.
— И чем мне проплачивать наружку, — я заглянула в календарь, — послезавтра?
— А мне что делать? — возмутился Сергей. — Бандитов к ним посылать? Или в суд подавать?
— Не знаю. — Я и вправду не знала. После того как мы расширили рынок сбыта и заключили договоры еще с тридцатью магазинами, кроме сети «Развилка», проблема с тем, что магазины не хотели платить, стояла остро.
— Я и ругался, и просил. Ничего не помогает. Будут задерживать выплаты на целые недели.
— А ты подружись с ними, — посоветовала я.
— Со всеми? — изумился Сергей. — Их же много, а я один!
— Давай штатную единицу введем — друг директоров. Пусть пьет с ними раз в неделю.
Снаружи послышался шум. Двери резко распахнулись — громко топая сапогами, в кабинет ворвались человек пять с автоматами и черными масками на голове, и мы мгновенно оказались на полу. Руки надо было держать на затылке.
В открытую дверь кабинета я видела свою секретаршу и еще пару сотрудников, распростертых на паркете.
Было такое чувство, что сейчас начнут стрелять. Причем во всем городе, а не только у меня в офисе.
Я подумала: не задралась ли у меня юбка?
— Кто главный? — грубо спросил один из людей в масках.
Я помедлила несколько секунд.
— Я.
Получилось хрипло и нерадостно.
Спрашивающий подошел совсем близко, так, что его начищенный ботинок оказался рядом с моими глазами, и внимательно посмотрел на меня.
