Мы принимаемся рыться вместе, перебирая самые причудливые творения безымянных муданжских мастеров. То и дело, залюбовавшись на тончайшую резьбу колонн садовой беседки или неотличимую от настоящей оплывшую свечу, я снова и снова соглашаюсь с Азаматом -- муданжцы имеют иные исхоные данные и в чём-то уже лучше нас. Это ведь всё от души и задаром, от любви к чужим людям, которую здесь только так и можно выразить, анонимными подарками, без надежды когда-либо сказать выбравшему этот бормол, дескать, это я сделал, я заглянул в твою душу, я разделил твою веру и создал для тебя символ, якорь твоей жизни. Ну или поплавок, деревянные всё-таки...
-- О! -- не удерживаюсь я, наткнувшись на подходящий предмет. -- Гляди, то?
Азамат берёт у меня маленькую модель винтажного микроскопа. Такие до сих пор используются при полевых работах, когда нет возможности привезти и подключить громоздкую электронную технику, а этот лёгкий, складной, с лампочкой на солнечных батареях, лучший друг натуралиста и садовода. В некотором смысле, эмблема доступности науки.
-- Кто-то обо мне позаботился, -- усмехается Азамат. -- Да, это именно то, что нужно. Остался последний, -- Азамат делает многозначительную паузу, -- и самый важный. Поможешь?
-- Ты всегда можешь на меня положиться, дорогой, -- киваю я, возвращаясь к ящикам.
Я не знаю, сколько времени мы проводим за этим не слишком захватывающим занятием, но ноги у меня затекают несколько раз в разных позах, а спина начинает сетовать на горькую женскую долю, когда мы с Азаматом сталкиваемся лбами и приходим к выводу, что перерыли всё.
-- У меня есть пара кандидатур, -- уныло тяну я, -- но они все как-то не о том...
-- Аналогично, -- вздыхает муж. -- И это никуда не годится.
Он встаёт, оглядывается по сторонам и пробирается в дальний угол, где неприметно притулился ящик с чурбачками-заготовками. Выбрав одну, Азамат возвращается на своё место и извлекает складной ножик.
-- Да ты обалдел! -- ахает Асундул. -- Байч-Харах, это неслыханная гордыня, самому себе вырезать бормол! Такого даже никто из Императоров не делал!
-- Делал, -- хором поправляют его Азамат с Унгуцем. Азамат кивает Старейшине, уступая слово. -- Аэда сделал себе все три бормол. И до него Овэат Покоритель Неба был вынужден сам себе вырезать бормол, поскольку жизнь его была посвящена полётам в космос, и никто другой не понимал величия и значимости этой миссии так, как он. Если Азамат связывает свою жизнь с вещами, которых никто ещё не осознал, это его право и обязанность -- добавить их в общую копилку.
-- Если позволите добавить, -- снова заговаривает Азамат, щедро расточая щепки, -- мне кажется весьма показательным и несколько стыдным, что ни один мастер не создал бормол с этим смыслом. Но я тут долго провожусь, можете пока прерваться на обед.
Асундул открывает было рот возразить, но мысль об обеде явно пересиливает. Пробормотав "как хотите", он встаёт и царственно удаляется вкушать дары земли.
-- Лиза-хян, пойдёшь с нами? -- предлагает Унгуц, поднимаясь и разминая отсиженные ноги.
-- Не, я тут буду творчество вдохновлять. Такой бормол нельзя вырезать в одиночестве, -- улыбаюсь я, прислоняясь к спине Азамата. Я люблю смотреть, когда он работает руками, каждое движение именно такое, как должно быть, ничего лишнего и всего в достатке.
Азамат на секунду прерывается, чтобы заглянуть через плечо и поцеловать меня в макушку.
Когда Старейшины возвращаются с обеда, Азамат водружает на пуфик третий, центральный бормол -- два кольца, соединённые вместе, как лежащая на боку восьмёрка.
-- Ну и что это значит? -- хмурится Асундул.
-- В нашем языке нет слова, чтобы это выразить, -- вздыхает муж и прихватывает меня за плечи.
Остальные двое Старейшин улыбаются. Унгуц -- хитро, а Ажгдийдимидин -- мечтательно.
В день отлёта во всей столице царит невероятный бедлам, половина Муданга съехалась нас проводить, причём изрядную часть этой половины составляют разномастные чиновники, Старейшины и истцы, которым вот прям припёрло что-то стрясти с Императора. И ничего, что они полгода ждали, а он через полмесяца вернётся, ждалка лопнула именно сегодня.
-- Я не буду ничего подписывать! -- рычит Азамат, сотрясая стены дворца, но толпа людей с бумажками и планшетами даже не думает расходиться.
-- Ахмад-хон, ну что вам стоит закорючку поставить? А у меня весь контракт от этого зависит!
-- Я не подписываю, не читая, -- в сотый раз повторяет Азамат, бережно отодвигая назойливого купца. -- Мало ли что вы мне там хотите подсунуть, воспользовавшись спешкой.
На месте купца тут же образуется трое новых, размахивающих толстыми папками.
-- Ахмад-хон, а как же отчёты по отлову браконьеров? Нам надо сдать!
-- Это вообще не ко мне, а к Кудряшу! -- не сдержавшись, повышает голос Азамат.
-- Не принимает, говорит, форма не та...
-- Значит, сделайте по новой форме, причём тут я?! И дайте уже пройти наконец, меня ждёт звездолёт!
Я стараюсь не отставать от мужа, иначе мои шансы пробиться сквозь толпу упадут до нуля. И это мы к чёрному ходу пробиваемся, а что в офисной части творится, страшно подумать. Азамат оценивающе оглядывает толпу, прикидывая, насколько реально без жертв просто вытолкнуть часть народа на улицу, когда на нас снисходит спасение в лице Алтонгирела.
-- Всем молчать! -- рявкает он у меня из-за спины, и в коридоре резко становится тихо. -- Дать дорогу!
Посетители мгновенно выстраиваются вдоль стен, вжавшись друг в друга.
-- Вот так-то лучше, -- удовлетворённо замечает духовник уже своим нормальным голосом.
Азамат хитро улыбается.
-- Знакомьтесь, это мой заместитель Алтонгирел. Во время моего отсутсвия он будет заниматься вашими вопросами.
Алтонгирел самодовольно подбоченивается.
-- Давайте двигайтесь, -- подгоняет он нас. -- Я с вами пройдусь, а то на улице толпа ещё больше.
-- Как они попали внутрь? -- недоумеваю я. -- Эту дверь только я могу открыть!
-- Заколдовали охрану, -- пожимает плечом Алтонгирел, угрожающе зыркая на нарушителей. Потом немного громче добавляет: -- Я выясню, кто!
Вокруг нас нервно втягиваются животы.
Под Алтошиным конвоем нам всё-таки удаётся пробраться в космопорт, хоть даже и последними. Тирбиш гоняется за Алэком по всему космодрому. Кир, весь в предвкушении предстоящей поездки, нарезает круги между лапками звездолёта, Ажгдийдимидин пытается скрыть нервозность, уткнувшись в книжку. Провожающий его Сурлуг со скорбным лицом жуёт губу и время от времени пытается сказать что-нибудь на прощание, но красноречие -- не его сильная сторона. Ирнчин висит на телефоне, раздавая последние указания, а Янка строит рожи ему в спину, мол, хватит уже, отпуск. Один Унгуц выглядит довольным собой и миром, сидит себе на сложенном верхнем диле и щурится на солнышко.
-- Так, ну, все в сборе, -- немного взволнованно замечает Азамат, косясь на меня.
Я пожимаю плечами, дескать, знаю не больше твоего.
Азамат ещё раз напоследок с надеждой окидывает взглядом толпу, которой Алтонгирел повелел оставаться на приличном расстоянии от нас, но никого необычного там нет.
-- Ну не знаю, срок уже прошёл. Забыл, наверное...
-- А ты ему звонил?
-- Да, но он трубку не берёт.
-- Вы кого-то ещё ждёте? -- уточняет Ирнчин, наконец отлепив от лица телефон. На щеке у него прямоугольный отпечаток.
-- Да вроде как была договорённость, но не знаю... -- начинает Азамат, как вдруг у нас за спиной раздаётся знакомый голос.
-- Стоило на пять минут припоздниться, и ты уже во мне сомневаешься? -- насмешливо укоряет Ирлик.
-- Ты на звонки не отвечаешь, -- оправдываюсь я, оборачиваясь.
Мы оказываемся лицом к лицу с ним и ещё двумя... персонами.
-- Я был занят, -- поясняет он, слегка качнув головой в сторону стоящей рядом с ним женщины, а потом задорно подмигивает Азамату.
Женщина та не по-муданжски высокая и очень худая, на ней длинный и просторный сине-зелёный диль с несметным количеством драгоценных нашивок, поверх которых расстелены связки не менее драгоценных бус, и всё это переливается и сверкает на весеннем солнце, как зеркальная поверхность Дола, мне даже кажется, что я вижу своё отражение. На голове у неё сложносочинённая причёска, похожая не то на парик с буклями, не то на пену от водопада, и всё это снежно-белое искрящееся богатство каскадом спускается на плечи, как-то незаметно растворяясь в жемчугах и диамантах. Лицо и руки её покрыты серебристыми узорами, похожими на Ирликовы.
Обнаружив, что весь мой словарный запас куда-то делся, я прибегаю к языку жестов, а именно кланяюсь -- не очень низко, поскольку не нахожу в себе сил оторвать взгляд от этого мерцающего зрелища. Как ни удивительно, Укун-Тингир (а кто бы ещё это был?) так же слегка кланяется в ответ, при этом она опускает глаза, и я замечаю, что вместо ресниц у неё плавники. Вот так выловишь золотую рыбку, а она тебе человеческим голосом...
-- Ирлик много про тебя расскажет, -- сообщает она журчащим голосом. Зубы у неё треугольные и загнутые внутрь.
