«Где все это должно произойти?» — успокоившись, спросила она. «Что, согласна договор заключить?» — уставился он на нее. «Да!» — «Я тоже думаю, что тебе это выгодно будет… Да что тут мешкать? Сейчас закрою дверь — и прямо тут, на стуле». — «Как на стуле? Я так не могу! Да и светло у вас…»
Он не стал ее слушать: запер дверь и начал снимать форму. Она взглянула на него и ахнула: среднего роста, ничуть не выше, чем она сама, он был совершенно гладкий, без волос. Даже ноги были лишены растительности! Какая-то диковинного цвета майка, застиранные, потерявшие вид трусы почти до колен. Носки, смердящие прогнившей капустой, растрепанные, сальные волосы. «Боже мой, — подумала она, — и с этой мусорной кучей я должна это делать? Несчастные женщины! Ох, непроста, очень непроста их участь! Надо сойти с ума или быть маньячкой, чтобы получать от таких типов удовольствие. Неужели я смогу? Но ведь они все такие. Пора привыкать!»
«Можно на столе. Я сейчас мигом уберу документы! Ох, а сколько тут скрепок, — почему-то вздохнул он. — И документы некуда класть… Может, орально?» — «Вы когда мылись?» — «Пару дней назад, а что?» — «Вымойте свой… Иначе я не смогу». — «А у меня воды тут нет…» Он искренне удивился странному требованию молодой дамы, но про себя отметил: «Такой чистюли у меня еще не было. Вот это женщина!» Затем задумчиво произнес, словно рассуждая вслух: «Портвейном ополоснуть, что ли, или сухим вином? Это у меня есть. Бутылка водки тоже стоит. Но боюсь, жечь будет. “Московскую” лучше выпить. Хочешь? — извиняющимся тоном промямлил он, а сам подумал: — Надо кружку наполнить одним из напитков, в ней ополоснуть это самое , а когда она уйдет, содержимое кружки тоже можно выпить. Чего добру пропадать!» Мегалова бросила: «Спасибо. Я не пью. А вы мойте свое хозяйство портвейном! — Себе же сказала: — Надо пройти через все эти унижения, чтобы стать, наконец, женщиной! Иначе в Москве не получится!» И тут она окончательно решила отвергнуть всякие замысловатые доводы, благоразумие, логику, заставляющие ее противиться этой неожиданной, несуразной ситуации.
Наталья Никитична вряд ли смогла бы объяснить, что с ней произошло, но в ее ощущениях возникли какие-то невероятные перемены. Этот запах гнилой капусты, исходящий от ног майора, показался ей вдруг весьма эротичным и сильно возбуждающим ароматом. Чувство неприятия убогой обстановки кабинета мелкого милицейского чина мигом прошло, брезгливость и сомнения — принять ли предложение этого гнусного типа — улетучились, фиксация реальности исчезла. Появилась какая-то детская веселость — молодая дама даже рассмеялась и вскинула руки, демонстрируя восторженное состояние. Но буквально тут же мимика и выражение глаз стали скорбными и печальными, слепое, немотивируемое желание секса захватило ее сознание в удручающий плен. Ей предстояло впервые взять собственными руками, коснуться собственным glossa, ощутить ртом этот твердый, чувствительный, воспаляющий сознание, будоражащий либидо, хоть и опортвейненный, но манящий erecticus. Началось головокружение… Неумолимая неизбежность половой связи обрушилась на нее с таким ожесточением, что она набросилась на него, как в гневе бросаются на ненавистную жертву… Через какое-то время сперма текла по ее губам, словно мороженое у подростков.
Впоследствии Наталья Никитична старалась не вспоминать свой первый эротический опыт, а если и вспоминала, то исключительно его смешные детали, хотя, кроме портвейна, ей, в общем-то, ничего не приходило в голову.
Вернувшись с паспортом на имя Мегаловой Натальи Никитичны, она открыла интернет, чтобы изучить рынок вакансий. Сделав несколько записей, она начала натыкаться на провокационные сайты сексуального характера. По мере погружения в новый мир она постепенно, шаг за шагом, стала открывать в себе сумеречное желание раствориться в мире эротических грез. Ей показалось, что у нее поднялась температура. Измерение показало, что она была чуть выше нормальной, однако госпожа Мегалова ощущала настоящий жар — и почувствовала повышение Libido sexualis. (Сноска: повышенное половое влечение) Рот сделался сухим, участился пульс, ее начало захлестывать желание получать удовольствия не короткие и простые, а безмерные, непреходящие. В воображении молодой женщины стали возникать вереницы самых разных эротических сцен. Болезненное нетерпение разрушало ее волю и настоятельно толкало к мастурбации. Торопливо и беспорядочно молодая дама стала искать что-нибудь, похожее на erecticus. Вначале она схватила нож, но вовремя поняла, что он тут не помощник; потом нервным, лихорадочным движением вынула из кухонного шкафа деревянную скалку, с помощью которой раскатывают тесто, — но ее диаметр оказался чрезмерным, пугающим; вытащила из кармана связку ключей — они показались ей слишком короткими и острыми. Нарастающее желание толкнуло ее взять из ящика обычную порожнюю бутылку «Пепси-колы» и, не раздумывая, направить ее в вагину. Тут вспышка полового возбуждения возникла, словно по волшебству. Обманные чувства, искажающие реальность, полностью затмили сознание. Приоткрылся рот, задергался язычок, сузились, как от яркого света, глаза, пот выступил на крыльях носа, разум притаился, укрывшись в тени. Лихорадочные движения правой руки, таза и ног сопровождались судорогами всего вспотевшего тела. Рука дергалась, словно палочка барабанщика, отбивающая джазовые ритмы, в корчах оргазма наступала агония смертельного по силе неистовства секса. Стоны, обычно сопровождающие скорее истязания, чем эротические фантазии, долго звучали в ее апартаментах. Все случившееся походило на furor maniacalis. Наконец, страсть утихла, дурманящие судороги угасли, пот медленно, огибая спелые груди, потек к бедрам, светлые волосы прилипли к щекам и подушке. Воцарилась полная тишина, скрывающая уснувшую энергию эроса.
Когда Наталья Никитична пришла в себя, первым ее желанием было познать настоящий разгул страстей человеческих, в полной мере вкусить половое безумие, мистическую страсть, отторгающую человека от реальности. Глубочайшая озабоченность эросом позвала ее на улицу, открывающую возможность встретить мужчину, который был бы способен утолить горячечную возбужденность. Наталье Никитичне захотелось быть со всеми, кто взглянет на нее томными глазами, кто скажет комплимент, кто оглянется на нее и бросит себе под нос: «Ох, хороша девица!» Она натянула на голое тело платье, подхватила легкую кофточку и высочила на улицу.
Вечерело, было около восьми часов. Зоологическая улица не отличается многолюдностью, и найти кого-нибудь поблизости от дома было немыслимо. «Пежо» она еще не купила, а «Вольво» был оформлен на мужское имя. У нее не было пока никакой идеи, куда направиться. Ей мечталось встретить партнера, которому можно было бы предложить свою открытость, свою готовность отдаться. Госпожа Мегалова была убеждена, что каждый мужчина, взглянув на нее, влюбится немедленно. Эта мысль возбуждала ее не меньше, чем ожидаемое общение с кавалером. Казалось, молодой особе было все равно, окажется ли он принцем или нищим, старым или молодым. Она мечтала, наконец, предстать перед ним во всем своем великолепии: молоденькая, хорошенькая, сексуальная, с красивыми глазами, полуоткрытой грудью, тонкой талией, модной прической, готовая влюбиться в первого встречного. Но вокруг никого подходящего не было. Улица была почти пуста. Несколько женщин с авоськами медленной походкой возвращались домой, а автомобили появлялись редко и проносились мимо. Она прошла мимо католического собора, свернула налево, одолела еще сотню метров, но ничего не происходило. Ее пыл начинал остывать.
В этот момент Наталья Никитична увидела вереницу припаркованных дорогих машин. С обеих сторон улицы плотно стояли последние элитные марки. Все автомобили были черного цвета. В глаза бросилась скромная вывеска: ресторан «Марио». Она слышала об этом дорогом заведении, но не знала, что оно так близко. Сердце заколотилось с новой силой. «Возможно, здесь мне кто-нибудь встретится! Где же вы, мужчины? Куда в нашей Москве подевались кавалеры? Или для того, чтобы понять, что их осталось очень мало, надо стать женщиной? — с искренним удивлением подумала она. — Если остановиться у ресторана, ко мне никто не подойдет. Каждый будет думать, что я кого-то жду. Если стать дальше, то меня никто не увидит. Они подъезжают прямо ко входу. А если зайти? Может, кто подсядет? Попробую…» С этими мыслями она вошла в «Марио».
«Вы одна?» — спросил метрдотель. «Да!» — «Прошу прощения, вы кого-нибудь ждете?» — «Нет!» — «Вы сядете за столик одна?» — «Да! Что, у вас это не принято?» — «Нет, что вы! Пожалуйста, проходите». Он подвел ее к столику в центре зала, отодвинул для нее стул и щелкнул пальцами. Тут же подбежал официант и протянул молодой женщине меню. «Желаю вам приятного вечера!» — поклонился метрдотель. «Спасибо!» Ей хотелось добавить: «Мне нужен кавалер!» — но она сдержалась и лишь громко рассмеялась. На нее тут же оглянулись несколько из присутствующих в зале мужчин. «У вас так классно мужчины реагируют на женский смех! Хочется надеяться, что им импонируют не только дамские голоса, но и сами женщины!» — дерзко обратилась она к метрдотелю. «Эффектные дамы всегда интересуют мужчин, — дипломатично заметил тот. — Готов оказать вам любую помощь, а что касается меню, официант Геннадий к вашим услугам», — и метрдотель, поклонившись, отошел в сторону.
