Пес молчал. Запах собачонки все настойчивее тормошил его память. Он повел грязным в игольчатых струпьях хвостом и обронил короткий простуженный «гаф». «Вот так номер! Конечно, помню! — должно быть, означал этот звук. — Рад за тебя. Видно, жизнь у тебя удалась. Принимаешь часто душ». — «Первое впечатление, — тявкнула в ответ Точка. — В доме нет горячей воды. И насчет еды не очень, одна манная каша…» — «Не гневи бога! У моих хозяев и этого не было. Они сами по мусоркам ковырялись. Все, говорили, из-за какого-то Горбачева. Ты, случайно, не видела того Горбачева?» — «Нет, я в политику не вникаю, — чистосердечно призналась Точка. — И тебе не советую!» — «Это верно, — фыркнул черный пес. — Недавно у Мариинского дворца горланили люди, я было сунулся чем-нибудь поживиться. Так меня взашей турнули, кричали: „Не собачье это дело!“ Едва ноги унес».
Стоящая в стороне шелупонь была озадачена мирной встречей черного пса с какой-то беленькой шавкой. Одноухая стерва склочно пролаяла, настропаляя другую большую собаку, — а это был бастард, незаконнорожденный от уличной любви кавказской овчарки и ризеншнауцера, — выяснить ситуацию. Такие субчики, по своей стати, вполне могли бы служить в Кремлевском полку… Бастард не стал себя долго упрашивать и с трубным зовом метнулся к своему черному приятелю. Обнюхал Точку и трижды пролаял. Всем известно, что на собачьем языке, это значило: «Окстись, приятель! Твоей собачьей жизни не хватает уголовного обвинения за связь с малолеткой?!»
Точка не поняла, на что намекает бастард. У нее еще не было сексуального опыта. Но чем-то окрик бастарда ее встревожил. Точка вскочила на задние лапы, вытянулась всем тельцем и заскулила, глядя вслед убегающей стае. И тотчас рывок поводка завалил ее на студеный асфальт. Ошарашенная грубостью, она поднялась и с укором посмотрела на Нюму. Но, оказывается, поводок отобрал Самвел. Да, волосатик не панькался с ней, старался держать ее в строгости. Как настоящий кавказский мужчина. А Точка, хоть и собачья, но, будущая женщина. И это признание волосатиком в ней женщины отозвалось нежностью в маленьком сердце.
Теперь она бежала рядом с Самвелом, не отвлекаясь на обнюхивание всякой разности. Не останавливаясь даже пописать — достоинство не позволяло, — подле нее шел тот, кто признал в ней женщину.
В свою очередь и Самвел обратил внимание на послушное поведение собачки.
— Ара, посмотри, как она шустрит, — произнес он.
— Домой торопится, — отозвался Нюма. — Ты ведь тоже торопишься.
— Я давно домой не тороплюсь, — с намеком на свою судьбину проговорил Самвел.
Он уже несколько лет жил в Ленинграде, а все не мог привыкнуть. И в Ереване есть приличные врачи, ведь он мог поехать в Ереван из охваченного ненавистью к армянам Баку. В Ереване жила двоюродная сестра Анжела с семьей. Нет, поддался уговору племянника — лучше ленинградских докторов нигде нет…
Самвел и сам знал об этом. Его друг перенес операцию на мочке у хирурга-армянина, ленинградского профессора-уролога Ашота Гаспаряна в Первом мединституте. И разнес эту молву среди бакинских армян. Давно это было, в шестидесятые годы, а молва о чудесных докторах-армянах стойко держалась в памяти. И вообще, Ленинград для многих людей, живущих в отдалении, виделся как воплощение всего лучшего, что было в этой жизни. Даже Москва, столица, уступала Ленинграду в уважении и притягательности.
Для родственников оставалось загадкой — как мог Сережка, сын сестры Офели, поступить в ленинградский Военно-механический институт?! Безалаберный драчун, Сережка, хоть и неплохо учился, слыл злой карой учителей. Признанный вожак класса, красавец-яхтсмен, мечта девчонок, был, по-натуре, такой же авантюрист, как и его отец Генрих. После окончания средней школы Сережка исчез из города, и все решили, что он направился по стопам папаши и обживает камеру в какой-нибудь тюрьме. Уверениям Офели, что сын поехал поступать в институт, никто не верил. Тем более, в никому неизвестный «Военмех» — никто из родственников никогда и не слышал этого слова… Когда окончив первый курс, Сережка вернулся в Баку и показал родственникам зачетку, сплетни поутихли. Вскоре Офеля умерла. Она с молодости страдала какой-то болезнью, а тут еще долгие душевные волнения из-за семьи. Перед кончиной сестра взяла у Самвела слово заменить Сережке отца. Ее муж, Генрих, картежник и наркоман, пересидел во всех бакинских тюрьмах. Когда в приличных семьях узнавали, что Самвел родственник «того Генриха», с ним прерывали всякие отношения. А как это скрыть? В Баку армяне все друг о друге знали. Особенно в Завокзальном районе. Или в том же Арменикенде. Лет сорок назад Самвел влюбился. Ее звали Сусанна, она была скрипачка, дочь профессора консерватории. Красивая армянка — черные с поволокой глаза, слегка рыжеватые волосы оттеняли матовую кожу лица с правильными чертами, запоминался аккуратный, с едва заметной горбинкой нос. Что и говорить: эффектная женщина. Да и Самвел был весьма недурен собой. Это спустя много лет у него отросли большие уши, заросшие мхом, и сизые прожилки на тяжелом носу. А тогда… Встречи с Сусанной изменили жизнь Самвела, мастера по ремонту швейных машинок. Самвел стал увлекаться музыкой. Сусанна водила его в филармонию, в оперный театр, знакомила со своими коллегами-музыкантами из симфонического оркестра. Остроумный и веселый Самвел обычно оказывался в центре внимания любой компании. У него был неплохой баритон, и Сусанна надеялась с помощью отца-профессора устроить его в консерваторию.
Но тут арестовали Генриха… Если бы тихо арестовали, куда бы еще ни шло. Газеты подняли волну. Даже писали, что не мешало бы разобраться с близкими преступника, они не могли не знать об организованном им притоне. Уважаемая в городе семья профессора консерватории встревожилась. В семье и так были не слишком довольны увлечением единственной дочери мастером по ремонту швейных машинок. Сусанну выдали замуж за какого-то ученого-армянина, который работал со знаменитым физиком Алиханяном. И муж увез ее в Москву. А Самвел «загулял». Он приводил к себе женщин, и соседка Аня, встречая Самвела в коридоре квартиры, каждый раз вскидывала презрительно руки, восклицая: «Ай мэ! Хорошо, что твоя сестра Арфеня живет отдельно и не видит то, что вижу я». И Самвел всегда ее поправлял: «Не Арфеня, а Офеля».
Однако круг знакомых, куда ввела Сусанна своего приятеля, помог Самвелу. Кто-то кому-то позвонил, и его устроили директором Дома культуры на Нефтяных камнях. Овеянные легендой Нефтяные камни, романтика моря и общее уважение покорили воображение тридцатипятилетнего холостяка. К тому же работа вахтовая — десять дней в море, десять дома. И оклад нестыдный, в городе такие деньги заработать непросто. Самвел и не предполагал, что он так прикипит к этой работе. В открытом море, в ста шестидесяти километрах от берега. На искусственной эстакаде, по которой сновали автобусы, как в городе. Да это и был, в сущности, город. С магазинами, кафе, кинотеатром, с гостиницей, библиотекой, больницей и клубом, наконец, с отделением милиции. И все это в открытом море, над многометровой глубиной. Круглый год. В штиль и шторм, а шторма на Каспии не уступят океанским. Буровики на отдаленных буровых приковывали себя к конструкциям, чтобы не смыло в море… Самвел, бывало, не возвращался на берег по две-три вахты. Во-первых, он плохо переносил качку, во-вторых, — кто его ждал на берегу? Сестра Офеля со своим Генрихом, королем карточных шулеров, сделавшим первую тюремную «ходку»? Племянник Сережка тогда еще не родился…
Шесть лет Самвел отдал Нефтяным камням. Через тех же друзей Сусанны он устроился на работу в филармонию, замом директора по хозяйственной части. И работал довольно долго… Знакомства с известными музыкантами, прекрасные концерты, обильные застолья, где Самвел был признанным тамадой. И женщины, женщины…. «Если их всех положить друг на друга, все равно бы Сусанна перетянула, — с печалью говорил Самвел Офеле. — Клянусь мамой!» — «Не надо мамой, не тревожь ее память рядом с твоими проститутками!» — протестовала Офеля. «Когда ты заведешь семью, ребенка? Тебе уже за пятьдесят, а все, как заяц. Остановись! Что у них, инжир между ногами, дурак! Какой пример ты показываешь своему племяннику Сережке?!» — «Ара, что ты говоришь? — возмущался Самвел. — Мальчик только в детский сад пошел, что он понимает?!» — «Послушай, что воспитатели говорят! Сережка сделал дырку в уборной и подглядывает к девчонкам, — тревожилась Офеля. — Весь в своего дядю!» — «Это лучше, чем быть похожим на отца — играть в карты и курить анашу, — смеялся Самвел. — Потом вернуться, замастырить ребенка, открыть очередной притон и опять сесть на несколько лет». — «Теперь не скоро придет, — вздыхала Офеля. — Передачу отдали. Сказали: ушел по этапу, куда, не сказали. Сказали: сикрет…»
Незадолго перед пенсией Самвел перешел на работу в музыкальное училище. Директором был азербайджанец, интеллигентнейший человек, из друзей Сусанны. Случайно встретив на улице Самвела, он предложил неплохую зарплату на должности своего заместителя по общим вопросам. «Ада, мне нужен именно такой человек, как вы, — сказал он. — Контактный, энергичный, деловой. Да и к пенсии прибавка». А после выхода на пенсию, директор сказал: «Ада! Работай, да! Кто тебя гонит? Работай, пока ноги ходют. Мы же свои люди!»
