Ага, заходит:
– Мама на поправку пошла.
Тут и я спокойно вздохнул:
– Ну, слава тебе господи.
Она тут же – к столу. И, ведь, давай считать.
Я ей так лениво:
– Да точно там все, точно.
А она считает, считает и раз – морщится:
– А где остальное?
Плечами жму:
– Может со стола ветром сдуло?
Она – бац – на колени. Ко мне подползает:
– Милый, не шути – отдай.
Я карманы выворачиваю:
– Смотри. Нет ничего. Значит, все отдал.
А она встает, хранилище свое поправляет и качает им так вместе с головой:
– Ну, смотри, сама найду – пожалеешь.
И давай шурудить по квартире. Да не абы как. Кино насмотрелась и профессионально так шарит по квадратам. И в бачок сливной в ванной заглянуть не забыла, и обои подклеенные прощупала. Потом – к холодильнику. Открывает – у меня так сердце из пяток к соседям и поскакало: «Дык-дык, дык-дык…»
Но она-то, как в кино положено, в морозильник полезла. Скребла там иней, скребла – а нет ничего бумажного.
Хлопнула дверцей холодильника. Села на стул.
– Подойди, – говорит.
Ну, подхожу. И она давай меня обыскивать. Опять как в кино том – форменный полицейский. Все карманы еще раз сама вывернула, все подкладки и швы прощупала. Пусто-пусто.
Насупилась:
– Тогда раздевайся.
– Ты чего? – говорю.
А она, грозой набухает:
– Раздевайся. Ну…
Ладно. Скинул все с себя. Пусть смотрит. Ничего на мне не привязано. Под мышками не зажато.
– Обернись, – говорит.
Обернулся. Вот, блин, дожили. И переживать бы мне по этому поводу. А у меня на сердце вдруг так легко стало. Ведь в какое положение меня поставила, а не нашла. И теперь, когда обратно обернусь, как будет в глаза мне смотреть?
Ага не смотрит! Головой себе в колени уткнулась, ревет:
– Ну, скажи, скажи, где деньги?
Я трусы натягиваю и спокойно ей:
– Так забыл сказать, что налог новый ввели. А ведь раз ты в бухгалтерию мне звонила, так тебя известить должны были?
Она голову поднимает:
– Какой еще налог?
Я за рубашку берусь:
– Какой, какой… На совесть.
Она глазищи вытаращила:
– Так и я зарплату получала. С меня не взяли.
Я пуговицы на брюках застегиваю:
– Так у тебя ж совести нет.
Молчок полный. Дошло до нее вроде уже полностью, что переборщила она с этим обыском. Раз денег-то не нашла, значит, сама виновата.
Но соображает она у меня быстро. Знает, как меня удобрить, если что. Личико под краном сполоснула и – к плите:
– Да, черт с ними, милый, с деньгами-то – не в них счастье. Ты же, конечно, голодный пришел. Да пока меня ждал. Давай я тебя покормлю. Супчика сейчас налью…
Я – к холодильнику:
– Знаешь, перенервничал. Не хочу супчика. Бутерброд вот только съем.
Достаю батон колбасный из холодильника. Нож беру. Но вот раскаяние ее недооценил. Она у меня и батон, и нож мигом перехватила:
– Садись, я тебе все сама сделаю…
И слова не успел сказать, как она колбасу тоненько так, как в ресторане:
– Цык, цык, цык, цык…
Меня аж в пот бросило. Выхватываю у нее из-под ножа кусочки и в рот. Языком заначку ищу. Думаю, если что – склею. Главное – не проглотить. Потому как, что есть мужик без заначки?… Тьфу! И растереть!
Поехал я на свадьбу к другу. В деревню. В настоящую. Дома рубленные. Скотина в каждом дворе. Стога сена-соломы. Огороды до горизонта. Воздух не хуже водки пробирает.
К ночи разгулялись в доме жениха на полную. И приглянулась мне одна бабенка. Тоже из других краев приезжая. Веселая. В теле. Но при муже. Но в мою сторону посматривает, как и я в ее.
И только заговорился с кем-то супруг ейный под рюмку, я эту подругу во двор вызвал. Пошла. Тут же. Ну, думаю, медлить нам тогда нельзя. Сразу к делу. Обнял ее на крылечке. И она ко мне ответно прильнула. Горячая, так и жжет по нежным местам.
Куда же мне с ней? Местность незнакомая. Во двор вывожу. Ага, постройка из темени выплыла. Думаю, может быть, баня. Но нет, курятник, оказался. Петухи да куры такой гвалт подняли.
Выскочили мы. Снова обнялись. За курятник завернули. Вижу, холм возвышается. Стог сена, не иначе. Днем же его видел. А это получше бани будет. Сейчас занырнем в него с подругой. Ну и валю ее в этот стог.
А то не сено оказалось. Навоз…
И где почиститься? У кого спросить? Вернулись мы в свадебный дом в этом самом деле с ног до головы перепачканные. Все, конечно, про нас все тут же сообразили. Смотрят на ее мужа. Но он, слава богу, заснул уже за столом прямо. Перебрал видно зелья хмельного. А то б какая же свадьба без драки…
Теперь-то мы все городские. Кто раньше прикультурился, кто позже. У меня вот дед перебрался из деревни в город. И рассказывал он мне, как непросто ему было поначалу.
Первый раз приехал в город на поезде. Для храбрости на вокзале пару кружек пива накатил. А потом фуражку на затылок, грудь колесом и по главной улице. Идет, машинам, магазинам радуется. Шумно, весело, хорошо. Но в самом центре ему приспичило. После пива-то. По малой нужде.
Ну, в деревне какие проблемы. Зашел за первый попавшийся куст и все дела справил. А тут вокруг все как на ладони. Голая улица. Но приметил-таки в конце ее деревца. Рванул к ним. А это сквер с табличкой оказался. «Место для общественных гуляний». Люди в том сквере культурно досуг свой проводят. Барышни в тени деревьев на лавочках сидят, книжки читают. А под кустами детишки шарятся, будь они не ладны.
Дед встал и не знает, что делать. Куда идти? Да идти уже и не может. Шагни и расплескается все.
Но деревенская смекалка выручила. Он же в широченных штанах был и в сапогах хороших непромокающих. Вот и пустил струю пивную по ноге в сапог. А потом сапог снял вроде как портянку перемотать и все из него в урну вылил. Культурно так. Никто ничего и не понял.
Я тоже смекалку проявил, когда со своей будущей познакомился. На дне рождения у приятеля. Квартира у него своя была. Двухкомнатная. В одной все разделись. Дело-то зимой было. Одежды много. На вешалку не помещается. Вот и свалили ее в ту комнату на кровать. А в другой стол, музыка.
И вот выпиваем, танцуем. Со своей будущей разговоры водим:
– Может, в кино завтра двинем?
– Может и двинем.
Вдохновился я. Еще рюмашку выпил, капусткой с фасолью закусил, и совсем расхрабрился. Чего ждать до завтра. Зову свою будущую в соседнюю комнату, в ту, с одеждой на кровати.
Вроде согласна пойти, поговорить.
Иду первым. В комнате темно. Но свет не включаю. Лучше же будет нам вдвоем. В темноте.
Встал по средине комнаты. Не знаю сесть ли на кровать. Или так стоя и дождаться. Может, быстро придет.
И тут у меня как заурчит в животе. После закуски той, наверное. Капустка с фасолью взыграли. Живот вспучило барабаном. И, что делать, пока не пришла, облегчился я. От души. Гудком заводским. А запашок-то пошел, боже милосердный…
Пальто чье-то с кровати схватил и давай им махать. Воздух разгоняю. Помещение вентилирую.
Тут дверь открывается. Моя будущая входит. И рукой сразу к выключателю, свет включает:
– Ты здесь?
На пальто женское в моих руках смотрит:
– Что это такое делаешь?
А из-за спины у меня хохот дикий. Дружок мой со своей подружкой комнату эту раньше меня оккупировали. Зарылись в ту самую одежду, оставленную на кровати. Целовались да обнимались. А когда я зашел, затаились. Не поняли, кто и зачем. Подумали, может сразу же и уйдет. Молчком ждали, присутствия своего не выдавали. И даже, когда по газам вдарил, сдержались. Хоть смехом давились. Но уж, когда свет моя будущая включила, и прятаться им смысла не стало, то тут они оторвались:
– Гы-ы-ы!!!!!
Моя будущая понять ничего не может:
– Что здесь случилось?
А дружок со своею ржут – красные. И я тоже красный. Стою, не знаю, что и сказать-то…
Ага, в армию меня в ракетные войска призвали. В часть вечером привезли. Подстригли сходу наголо, в бане помыли, форму выдали, ужином накормили. И в казарму. Спать.
Улеглись мы. А никто из новобранцев сразу заснуть не может. Возбужденные все. Столько впечатлений навалилось. Да тут еще и непривычная грубая солдатская еда. Черный хлеб. Каша перловая. Пучит всех. Будь здоров. Лежим, попердываем да шепунков пускаем.
И тут кто-то додумался к заду своему спичку зажженную приставить. Газ исходящий воспламенился. И как из огнемета струя жахнула. Вся казарма ржать. И все тоже – за спички. У кого объемный взрыв получается, у кого как из сопла ракеты пламя ревет. У всех по-разному. Феейверк, одним словом!
На шум да на сполохи в казарме старшина зашел. Хотел рявкнуть сразу. А потом присмотрелся, засмеялся:
– Точно ракетчики, ити их мать…
А я в разведке был. Все у нас по уму было. Тренировались, будь здоров. И умели многое, что положено разведчикам. К товарищам своим из других частей всегда с уважением. Но вот не любили мы всяких штабных проверяющих. Приедут. Ковыряются под койками да по тумбочкам:
