— Конечно, девочка, — помолчав, ответил господин Мюр приятным голосом. — Ее зовут Миранда.
Он размышлял: «Стоит ли дождаться, пока Алиса начнет репетировать свою новою пьесу, или следует действовать быстро, пока не угасла его решимость (Алиса, не гениальная, но пользующаяся неплохой репутацией актриса, должна была репетировать во втором составе главную роль в сентябрьской премьере, приуроченной к открытию сезона на Бродвее). И как это сделать?» Задушить кошку он не мог — не мог заставить себя действовать с такой прямой и неприкрытой жестокостью. Задавить ее, как бы нечаянно, автомобилем (хотя это было бы замечательно, в самом деле) он тоже не может. Однажды вечером в середине лета, когда лицемерная шелковая Миранда возлежала на коленях Олбана, нового приятеля Алисы (актер, писатель, режиссер — его таланты, вероятно, были нескончаемы), разговор зашел о нашумевших убийствах — отравлениях, и тут господин Мюр просто подумал, что, конечно, отрава.
На следующее утро он посетил сторожку садовника и отыскал там десятифунтовый мешок с остатками гранулированного белого яда от «грызунов». Прошлой осенью у них были серьезные проблемы с мышами, и садовник расставил отравленные ловушки на чердаке и в подвале дома. (Результаты отличные, удивлялся господин Мюр. Как бы там ни было, но мыши исчезли). Самым остроумным было то, что яд вызывал у жертвы сильную жажду, поэтому, наевшись отравы, животные вынуждены были искать воду, покидая дом и умирая в другом месте. Был ли яд щадящим средством, господин Мюр не знал.
Он мог воспользоваться воскресным вечером, когда в доме не было прислуги, да и Алиса проводила несколько дней в городе, хотя репетиции пьесы пока не начались. Поэтому господин Мюр сам накормил Миранду в углу кухни, где она традиционно ела, щедро добавив в корм целую чайную ложку яда. (До чего же это существо было испорчено! С самых первых дней, когда ей было всего семь недель, Миранду кормили особым высокопротеиновым, высоковитаминизированным кормом для кошек, сдобренным свежей рубленой печенкой, куриными потрохами и Бог знает чем еще. Но нужно с сожалением признать, что господин Мюр тоже приложил руку к ее развращению.)
Миранда ела со своей обычной жеманной жадностью, ничего не замечая и не обращая ни малейшего внимания на присутствие хозяина. Он мог быть одним из слуг, он вообще мог быть никем. Если она и почувствовала что-то необычное — например, была убрана ее мисочка с водой, — то, как истинная аристократка, она не подавала никакого вида. Знал ли он когда-либо другое столь же уравновешенное существо, как эта белая кошка?
Нельзя сказать, что господин Мюр наблюдал, как Миранда методично травила себя, с чувством умиления, или даже с чувством удовлетворения за исправление неправильного, или наслаждался торжеством справедливости (как бы сомнительно оно ни было). Скорее всего, он глубоко сожалел.
В том, что испорченное существо заслуживало смерти, он не сомневался потому, что в конечном итоге, сколько бесчисленных жестокостей совершит кошка за всю свою жизнь в отношении птичек, мышек и кроликов? Но его поразило, как нечто меланхолическое, то, что он, Джулиус Мюр, который так дорого за нее заплатил и, по существу, гордился ею, вынужден исполнять роль палача. Разумеется, сделать это было необходимо. И хотя он, возможно, сейчас уже позабыл, зачем это нужно было сделать, но был твердо уверен, что он и только он был предназначен для исполнения приговора.
Однажды вечером, когда приглашенные к обеду гости сидели на террасе, Миранда выскочила белым облаком ниоткуда, пробираясь по садовой ограде, — подобный пушистому перу хвост трубой, шелковистое жабо вокруг высоко поднятой головы, золотые глаза сияют. «Словно на подиуме», — заметила Алиса.
— Это Миранда пришла поприветствовать вас! Не правда ли, она прекрасна! — радостно воскликнула жена. Казалось, она никогда не устанет восхищаться красотой своей кошки. «Невинный род нарциссизма», — подумал господин Мюр.
Послышались обычные похвалы и приветствия. Кошка стала прихорашиваться, полностью сознавая, что является центром внимания, потом прыгнула с ленивой грациозностью и исчезла, убегая вниз по крутым каменным ступеням к берегу реки. Тогда господин Мюр подумал, что наконец понял, в чем состоял феномен Миранды: она являла собой красоту, которая была одновременно и бесполезна, и необходима, красоту, которая (учитывая ее родословную) была полностью искусственной, и в то же время (принимая во внимание то, что кошка была из крови и плоти) совершенно натуральная — Природа.
Хотя была ли Природа всегда и неизменно естественной?
Теперь, когда белая кошка закончила есть (оставив, по обыкновению, четверть порции нетронутой), господин Мюр произнес вслух тоном, в котором смешались искреннее сожаление и удовлетворение:
— Но красота тебя не спасет.
Кошка секунду помедлила, а затем взглянула на него пристальными неморгающими глазами. Он ощутил внезапный ужас: неужели она знает? Она уже знает? Ему показалось, что никогда еще она не была столь прекрасна: мех такой идеально-белый и шелковистый, жабо пушистое, словно недавно расчесанное, наглая плоская мордочка, широкие упругие усы, ушки идеальной формы так умно торчат. И, конечно, глаза…
Его всегда восхищали глаза Миранды, рыжевато-золотого оттенка, временами они способны были вспыхивать, словно нарочно. По ночам, отражая лунный свет или свет от фар машины Мюра, они светились, как маленькие фонарики.
— Как ты думаешь, это Миранда? — спрашивала его Алиса, увидев двойную вспышку в высокой придорожной траве.
— Возможно, — отвечал господин Мюр.
— Ах, она нас ждет! Как это мило! Она ждет, когда мы вернемся домой! — восклицала Алиса с детской непосредственностью.
Господин Мюр сильно сомневался, что кошка вообще знала об их отсутствии, не говоря уж о том, чтобы ждать их возвращения, поэтому он ничего не ответил.
Другой особенностью кошачьих глаз, которая всегда казалась господину Мюру неким извращением, было то, что в то время как у человека глазное яблоко белого цвета, а сетчатка окрашена, у кошек глазное яблоко окрашено, а зрачок совершенно черный. Все глазное яблоко зеленое, желтое, серое, даже голубое! А зрачок так магически реагирует на интенсивность освещения или возбуждение, что может сокращаться до толщины лезвия бритвы или увеличиваться до размеров всего глаза…. Теперь, когда она смотрела на него, ее зрачки были увеличены и цвет глаз почти исчез.
— Нет, красота тебя не спасет. Довольно, — тихо произнес господин Мюр.
Дрожащей рукой он открыл дверь, выпуская кошку в ночь. Проходя мимо — избалованное животное, в самом деле, — она слегка потерлась о его ноги, чего не делала уже многие месяцы. Или это были годы?
Алиса была на двенадцать лет моложе господина Мюра и выглядела очень юной: маленькая женщина с очень большими, совершенно прелестными карими глазами, со светлыми волосами до плеч и восторженной, порой даже несколько неистовой манерой держаться хорошо тренированной инженю. Она была средней актрисой, со средними амбициями, как она сама признавалась. Серьезная профессиональная игра — тяжелая жестокая работа. И редко кому-то удается пережить конкуренцию.
— И потом, Джулиус так обо мне заботится, — говорила она, беря его под руку, или склоняя на миг свою головку ему на плечо. — У меня есть все, что мне нужно, честное слово, прямо здесь… — Она имела в виду загородный дом, который господин Мюр купил ей, как только они поженились. (Конечно, у них была еще квартира на Манхэттене в двух часах езды к югу. Но господину Мюру город перестал нравиться, он травмировал его нервы, словно кошачьи когти, скребущие по стеклу, и его поездки туда стали редки.)
Под своей девичьей фамилией, Ворт, Алиса периодически играла на сцене в течение восьми лет, перед тем как вышла замуж за господина Мюра. Ее первое замужество в девятнадцать лет с известным (и скандальным) голливудским актером, впоследствии скончавшимся, было неудачным, и она не любила распространяться об этом. (Да и господин Мюр не пытался выспрашивать про те годы. Для него они как бы не существовали.)
В тот момент, когда они познакомились, Алиса была временно свободна от своей карьеры, как она говорила. У нее был небольшой успех на Бродвее, но она не смогла его закрепить. Да и стоило ли, на самом деле, продолжать дерзать и стараться? Сезон за сезоном скучная череда прослушиваний, соперничество с новичками, «обещающими» молодыми талантами… Ее первый брак не удался, потом было несколько увлечений различной степени и значимости (господину Мюру было неведомо, сколько на самом деле), и наконец настало время остепениться. Тогда-то и явился господин Мюр: немолодой, не очень симпатичный, но хорошо обеспеченный и ослепленный любовью. И вот, пожалуйста!
