В те времена еще слыхом не слыхивали о пластиковых телескопических удилищах, пределом мечтаний и предметом рыбацкой гордости была бамбуковая трехколенка, достать которую — естественно, не одну — не составило труда преданной и терпеливой Марии. Самых лучших поплавков Мишка даром по берегу речушки своего детства насобирал — там же многочисленные гуси в ту пору постоянно паслись, да кормились — лески, крючки свободно в магазине купил, какие были, грузил просто наделал из свинца, остального-прочего тоже наделал — никакого мастерства тут не требуется. И готов рыбак. Нет, конечно, хорошо б еще было надувной лодкой обзавестись. И лодки совершенно свободно продавались в магазине, что было по тем временам почти фантастикой. Однако стоили целую Мишкину зарплату за месяц. Так что на первом этапе он решил ограничиться покупкой достойных любого рыбака сапог «болотников».
Конечно, теперь пескарики, в изобилии водившиеся в своей речке, Мишку уже никак удовлетворить не могли. И он сперва за карасей взялся, до которых — пятьдесят кэмэ. Путь дальний, а карасики — что те пескарики. То есть — «неспортивно», как говорят наши рыбаки.
А «спортивно» лещей добывать, коих в ту пору вдруг несметно расплодилось в прудах да и озерах, вполне доступных моторизованному рыболову. И стал Мишка это высокое искусство с присущим ему с детства упорством осваивать, хотя быстро и без чьей-либо подсказки осознал, что рыбацкого таланта, какой из некоторых просто-таки прет, у него нет. И то, что у другого с ходу получалось, Мишка осваивал, так сказать, экстенсивным напором — беспримерной усидчивостью и частотой поездок (благо, он имел свободное время не только в календарные выходные-праздники, а и так, посреди недели). И добился-таки своего, стал такие экземпляры добывать, что родня только ахала. А по осени он еще наловчился промышлять щук на кружки.
Это было впечатляющее зрелище: как Мишка на рыбалку собирался, как трогался со двора. Мотоцикл-то — «одиночка», все, стало быть, на себе. Удочки в специальном чехле приторочены к мотоциклу сбоку, прочие пожитки — в рюкзаке, рюкзак — либо за спину, как обычно, либо — на грудь, если еще пассажир безлошадный напросился. И этакому утлому экипажу ехать, еле-еле таща не то что пассажиров, но и самого себя, заезженного почти до смерти, аж иногда сотню верст!
В конце концов у «ковровца» движок заклинило. То есть, по сути, пришел транспортному средству полный капец. Нет, его, в принципе, квалифицированный ремонтник при желании смог бы реанимировать. И такой бы специалист нашелся. Но — запчасти. Но — их цена, даже если удалось бы достать по великому блату… Да просто — данная матчасть уже не стоила столь значительных затрат!
Разумеется, Мишка три дня пировал с горя да еще четыре — в себя приходил…
И это еще огромное счастье, что она окончательно вышла из строя не на дальнем озере каком-нибудь, а почти у самой сарайки, где Мишка ее сохранял от воров и стихийных бедствий. Мишка же ни за что б не бросил просто так железного друга, такое дело представлялось абсолютно немыслимым не только ему, но и многим, хотя спроси — почему, вразумительно не объяснят. Менталитет, видимо, такой: истратить на вино всю получку — запросто, бензин тоннами жечь ради десятка жалких ершиков — хоть бы что; но в ином каком-нибудь случае — удавимся за копейку…
— Этот мотоцикл вполне себя оправдал, — без тени сомнений заявила Мария и этим квалифицированным заключением дипломированного финансиста-экономиста подвела жирную черту под Мишкиными последними терзаниями, — к следующему лету будем брать новый и с люлькой. Но при одном условии, любезный мой Мишук. Мы прежде съездим с тобой в одно место. И полечимся маленько. Потому что, сам же понимаешь, твоя пьянка уже становится совершенно нетерпимой… Понимаешь хоть?
— Понимаю, — абсолютно искренне промямлил, понурившись, муж. Во-первых, потому, что действительно понимал — за последнее время несколько раз на мотоцикле рассекал пьяным, чего поначалу вообще не случалось — а во-вторых, очень хотелось новый мотик, без которого уже жизнь не в жизнь, как, тьфу, тьфу, тьфу, без Машки и детей, которых ведь тоже однажды лишиться из-за пьянки можно. В-третьих, уже несколько работ из-за пагубного пристрастия сменил, пока удавалось вовремя смыться без характерной статьи в трудовой книжке, но это ж только до поры. В-четвертых, партийная жизнь давно телепается на грани — оно б и неплохо враз покончить с нею, но ведь безболезненно не получится, один мужик недавно захотел добровольно выйти, так всю душу ему вымотали: с бригадирства сняли, недостоин, мол, разных доплат лишили и вообще опустили мужика «ниже плинтуса», как сказали бы теперь, всем дав понять, что из партии, как из бандитской шайки, выход только один… И, в-пятых, Мишке казалось, что новый мотоцикл станет решающим фактором в деле реального освобождения из алкогольного рабства, и это, скажем сразу, потом замечательно подтвердилось. Вот как убедительно все сам себе по пунктам разъяснил наш Михаил, так, может, только товарищ Сталин умел, которого тогда как раз по-человечески похоронили наконец. А подобным образом к важнейшему курсу лечения подготовиться, это, между прочим, уже великолепный аутотреннинг, хотя слова этого в обиходе еще не было. Уже, считай, половина успеха. И даже больше.
Правда, мысль о лечении ужасать Мишку даже в результате аутотреннинга не перестала — среди российского пролетариата всегда ведь много жутких слухов об этой отрасли медицины циркулирует — думал, что станет после прохождения курса неполноценным мужиком. Кастрированным как бы. Хотя и знал многих нормальных с виду рыбаков, которые «держались» годами, а все равно….
Потому до того, как разделаться с болезненным пристрастием, Мишка покуролесил маленько еще. Получку по неистребимой привычке постарался до дому донести, но то, что удалось приработать, просадил полностью. А еще пропил колеса от «Ковровца», на базе которых сначала намеревался прицепную тележку к будущему «ижаку» смастерить, другие на что-то еще маленько годные органы павшего товарища двухколесного своего — тоже пропил. За помин бензиновой его души и собственной воли-волюшки мужицкой, которую, вступая в законный брак, и то не считал настолько ущемляемой.
А потом он на работе две недели взял за свой счет, на это святое дело любой начальник безоговорочно отпускал, пока не началась массовая симуляция добрых намерений, и за недельку под присмотром всей родни как следует «просушился». А уж потом они с преданной, но волевой, когда надо, женщиной поехали на поезде в один небольшой город, где была знаменитая на весь урало-сибирский регион «рыгаловка».
Там человек тридцать страждущих обоего пола исцелиться собралось, все с женами, мужьями, матерями — таково было непременное условие — впрочем, страждущими по-настоящему (к ним относился и наш пациент) были немногие, большинство родственники приволокли силком.
Сперва нарколог прочел пространную лекцию по существу проблемы с наиболее яркими примерами из собственной практики, потом отпустил на обед, настоятельно порекомендовав побольше компота взять либо киселя. Однако Мишка с Марией в столовку не попали, пришлось ему полторы бутылки кефира выдуть под булочку. И потом, когда снова все оказались в сборе, врач приступил к собственно лечению. Оно оказалось предельно простым: излечиваемому вкалывали небольшую дозу апоморфина, затем ему принять надлежало полстакана водки, запить ее стаканом некоей желто-зеленой гадости и блевать до полного изнеможения. А для тех, кто не сможет на стуле перед тазиком усидеть, были разложены на полу покрытые простынями матрасы.
И Мишка очень на себя досадовал, потому что у него единственного блевать не получилось, хотя он по приказу врача и выпил всю оставшуюся от других пациентов водку. Другие рыгали так, что их на матрасах натурально подбрасывало, а на Мишку, к его искреннему огорчению и стыду, спасительная, тысячекратно проверенная методика целительного действия совсем не оказывала. И выходило, что он из всех этих тридцати с лишним был самый запущенный.
Нарколог страшным голосом орал: «Мерзкая теплая водка! Щ-щас мы еще смешаем ее с „Лучистым“!» — и поливал из сифона спины уже было проблевавшихся струей обыкновенной воды. А бедные родственники за дверью с ужасом вслушивались в душераздирающие звуки, с новой силой рвущиеся из недр лечебного помещения, уже всерьез опасаясь не за здоровый образ жизни, но за саму жизнь близких, хотя и задолбавших своим пьянством, но все еще дорогих. Мишка же, безо всякого интереса наблюдая диковинную оргию, с тоской размышлял о своем будущем…
А потом курс закончился сам собой, сошел потихоньку на нет. И доктор стал пациентов по одному, кратко напутствуя, из кабинета выпускать. И тех встречали ликующие родственники с просветленными лицами. Мишку нарколог напутствовал самым последним.
