Лагерь был переполнен, и, поскольку ожидались новые партии из свободной зоны, начальство решило 2 и 5 августа перевезти всех французских евреев из Дранси в Питивье. Четыре девушки шестнадцати-семнадцати лет, в один день с Дорой поступившие в Турель: Клодина Винербетт, Зелия Стролиц, Марта Нахманович и Ивонна Питун, — тоже вошли в эту партию, общим числом в полторы тысячи французских евреев. Надо думать, они питали иллюзию, что французское подданство будет им защитой. Дора тоже была француженкой и могла покинуть Дранси вместе с ними. Нетрудно догадаться, почему она этою не сделала: предпочла остаться с отцом.
Оба, отец и дочь, покинули Дранси 18 сентября; с тысячей других мужчин и женщин они отправились в Освенцим.
Мать Доры, Сесиль Брюдер, была арестована 16 июля 1942 года, в день большой облавы, и сразу попала в Дранси. Там она встретилась с мужем, всего несколько дней они пробыли вместе, а их дочь в это время находилась в тюрьме Турель. Сесиль Брюдер освободили из Дранси 23 июля, наверно, потому, что она родилась в Будапеште, а власти еще не отдали приказа депортировать евреев — уроженцев Венгрии.
Удалось ли ей навестить Дору в Турели в какой-нибудь четверг или воскресенье лета 1942 года? 9 января 1943 года она снова оказалась в Дранси и с партией заключенных 11 февраля была отправлена в Освенцим — через пять месяцев после мужа и дочери.
В субботу 19 сентября, на другой день после того, как Дора и ее отец покинули Францию, оккупационные власти ввели комендантский час для устрашения после террористического акта в кинотеатре «Рекс». Никому не разрешалось выходить на улицу с трех часов дня до завтрашнего утра. Город опустел, будто прощался с Дорой.
И сегодня, в том Париже, в котором я пытаюсь отыскать ее следы, так же пусто и тихо, как было в тот день. Я иду по безлюдным улицам. Для меня они пусты даже вечерами, в час пик, когда люди спешат к метро. Я не могу не думать о ней и слышу эхо ее шагов то в одном квартале, то в другом. На днях это было возле Северного вокзала.
Я никогда не узнаю, как она проводила дни, где скрывалась, с кем была в те зимние месяцы, в свой первый побег, и несколько весенних недель, когда сбежала снова. Это ее секрет. Маленький, но бесценный секрет, и ни палачам, ни предписаниям, ни так называемым оккупационным властям, ни тюрьмам, казармам, лагерям, Истории, времени — всему, что оскверняет нас и убивает, — его у нее не отнять.
Когда читаешь книги Патрика Модиано, кажется, что его героя можно встретить на любой улице сегодняшнего Парижа — задумчивого, ничем не примечательного человека, который никуда не спешит в толпе энергичных парижан и внимательно рассматривает стены зданий, улицы, деревья, словно пытается что-то найти. «Вот здесь когда-то стоял дом, а теперь его больше нет… А в этом доме жили люди, о которых я слышал, их тоже давно уже нет… И я тут жил или бывал когда-то. Я не знал этих людей, но я должен рассказать о них. Иначе кто о них напомнит? И зачем тогда я живу?»
О Патрике Модиано говорили, что он — пленник времени, предшествующего его рождению (писатель родился 30 июля 1945 года). В 1968-м, когда во Франции кипели политические страсти, когда его ровесники вышли на улицы с лозунгами, двадцатитрехлетний Модиано писал свой первый роман «Площадь Звезды» — о дне вчерашнем, о «тревожном и постыдном времени оккупации». Позднее писатель говорил: «Мне было всего двадцать дет, но моя память старше меня. Это время у меня в крови, и меня не покидает ощущение, будто я родился от этого кошмара. Я постоянно возвращаюсь к нему, как возвращаются к родным местам, и не могу иначе».
Тридцать лет прошло с тех пор, три насыщенных событиями десятилетия. Модиано, еще в конце 70-х годов признанный критикой «самым замечательным, самым необычным и бесспорно самым талантливым из молодых французских писателей», выпустил в свет около двадцати книг, каждой из которых неизменно сопутствовал успех. И все это время писатель и его герои жили и сейчас живут «в мире, опрокинутом в прошлое», пытаясь извлечь его тайны «из глубины забвения» (так называется один из последних романов Модиано).
Сегодня, на пороге нового тысячелетия, Патрик Модиано — один из самых популярных писателей Франции, лауреат самых престижных литературных премий. Но впечатление такое, будто слава никогда не волновала его: он пишет потому, что не может не писать. «Дора Брюдер» — роман документальный и в то же время исповедальный, глубоко личный; в этой книге он признается, что пишет, как бы исполняя долг перед прошлым, перед теми, кого «не стало в год, когда я родился», перед теми, кого, «не напиши я эти строки, зачислили бы — живыми или мертвыми — в категорию неустановленных лиц».
В жизни Патрик Модиано — человек замкнутый, неразговорчивый и очень застенчивый. Он чурается публичных сборищ и выступлений, хотя с каждой новой книгой желающих взять у него интервью, пригласить на пресс-конференцию или телепередачу становится все больше. Разумеется, ему есть что сказать читателям, но говорить он предпочитает со страниц книг. Писатель очень похож на героя своих романов: задумчивый прохожий, неспешно идущий по парижским улицам, — хранитель памяти о тех, кто жил до него. Нелегко тридцать лет нести такую ношу.
Н.Хотинская
Часовня Сент Шапель, знаменитый памятник готической архитектуры, находится на территории Двора Правосудия на острове Сите. (Примеч. перев.).
Так французы называют полицейские машины (ср. «черный воронок»). (Примеч. перев.).
Из административного отчета, написанного в ноябре 1943 года начальником конфискационной службы лагеря Питивье.
Популярная французская киноактриса 60-х годов, известная нашему зрителю по фильмам «Фантомас» и «Три мушкетера». (Примеч. перев.)
«Взгляд снизу» (нем.). (Примеч. перев.).
Еврейская полиция, созданная немцами во всех гетто. (Примеч. перев.)
Слово «гар» (gare), входящее в название улицы, означает «вокзал»; связь темы бегства и темы вокзалов прослеживается на протяжении всей книги. (Примеч. перев.).
В этом абзаце речь идет о старинном квартале Маре в центре Парижа. (Примеч. перев.).
