- Твое здоровье, Миша. - Мила выпила. - Только носки сам себе стирать будешь. Я баба не брезгливая, но насчет мужских носков - извини.
- Извиняю, конечно. - Миша выпил. - В третий раз думаю: кранты мне. И без того поддатый пришел, а тут еще в холодильнике две поллитры. Выпил я одну поллитру, отрубил ей голову топором. - Он выпил без жадности. - Потом позвонил в милицию, а пока они ехали, вторую поллитру опростал. Дали четырнадцать лет.
- А выйдешь - что будешь делать?
- Женюсь. - Михаил беззвучно захохотал. - Все равно мне без бабы хоть в сто лет - каюк.
- Я тебе воду согрела, - сказала Мила, - помойся. Но только никаких фокусов: как скажу, так и будет.
- Я ж человек режимный, - усмехнулся Михаил. - Все про все понимаю. Значит, пальцем тебя - ни-ни? Что ж. Да я завтра и уеду.
- В этой одежке? Без денег? - Мила вздохнула. - Тебя еще месяц, самое малое, будут и на железной дороге поджидать, и на автобусной станции. Помолчала. - Как знаешь, впрочем. На билет я тебе дам, но до станции ты не дойдешь - возьмут.
Михаил угрюмо кивнул.
- И добавят, - сказал он. - Но ты ж меня на месяц у себя не оставишь?
- Это как вести себя станешь, - сказала Мила. - Иди мойся - вода стынет.
Когда распаренный Михаил в темно-синем банном халате вошел в гостиную, Мила сидела за столом, перед нею лежала раскрытая книга.
Михаил сел напротив. Перед ним стояла высокая рюмка.
- Выпей, а я тебе одну историю почитаю. - Людмила посмотрела на него глубоким взглядом. - Только не перебивай. Это история войны галаадитян с ефремлянами...
Она читала ровным голосом. Миша ловил вилкой скользкие грибы в тарелке и слушал.
- Жуть, - сказал он, когда она захлопнула Библию. - Значит, пока я здесь, никаких сибболетов?
- Тебе решать, - усмехнулась Людмила. - Переходить Иордан или нет.
Он кивнул:
- У меня и выбора-то нет.
- Выбор всегда есть, - возразила она, снимая халат. - Так что?
- Договорились, - сказал Михаил, не отрывая взгляда от ее тяжелых белых грудей с черными сосками. - Шибболет.
Склонившись к нему, она с улыбкой завязала ему глаза черным платком и выключила свет.
- Тогда иди за мной, - велела она.
Под ее ногой скрипнула лестница.
- Иду. - Михаил сглотнул. - Платок не снимать?
- Не промахнешься. Я на полу постелила.
- Чего ж ты хочешь? - отдышавшись, спросила Мила. - Отомстить ей?
- Отомстить было бы вкусно. Но как-то охладел я. Все же тринадцать лет отсидел.
- И за год до освобождения - бежал?
- Что б ты понимала!
Утром Милана накормила Михаила сытным завтраком с молоком и сказала беспрекословно:
- Проживешь у меня сколько проживешь. И не высовывайся, чтоб тебя кто не застукал тут.
- Договорились, - сказал Михаил. - Ты только не задерживайся.
В полдень, подоив корову, она ушла, заперев все двери на все замки.
Первым делом Михаил взялся обследовать дом - от чердака до подвала. На чердаке он нашел только ножную швейную машинку, укутанную мешковиной, несколько бухт электропровода да десяток пустых деревянных ящиков, тонко пахнувших яблоками. Через весь чердак висели веревки, на которых хозяйка сушила белье. Он выглянул в маленькое окошко и увидел лишь обсаженную липами дорогу, по которой изредка проезжали машины, а раз протрещал милицейский мотоцикл. Вокруг дома были пастбища да засаженные картошкой поля, разделявшиеся лишь травяной межой. Все как на ладони.
На втором этаже была спальня с низким потолком и широкой металлической кроватью. Угол спальни занимало зеркало на тумбочке, в которой Михаил и обнаружил коробку со сберегательной книжкой на имя хозяйки и стопку денег на повседневные расходы. Под кроватью в большой картонной коробке насчитал сотни две пачек папирос.
На первом этаже располагалась просторная кухня с четырехконфорочной плитой, старым гремучим холодильником и кладовкой - банки с вареньем, соль, сахар, какие-то пакетики со специями и полки со столовыми приборами. Из крана капало.
Центр гостиной занимал круглый раздвижной стол, крытый синтетической скатертью. У стены - плюшевый диван, над которым висела свадебная фотография. В углу - этажерка с книгами и картонными папками, в которых были собраны вырезки из газет и журналов - рецепты, кройка и шитье. Во второй комнате стоял точно такой же зеленый плюшевый диван, к которому было придвинуто узкое кресло. Напротив - черно-белый телевизор.
Во двор можно было выйти через главную дверь, а можно - и через кухню, откуда вниз вели кирпичные ступени. В самом низу налево - деревянная дверь в погреб. Михаил щелкнул выключателем. Горы картошки на поддонах, овощи, банки с соленьями, а между стеллажами и стеной в несколько рядов выстроились белоголовые бутылки с водкой. В углу на огромном гвозде висел ватник, за которым прикладом в пол стояло ружье. Тут же на чурбачке красовался сундучок с патронами, порохом, мешочками с дробью и прочими припасами.
Часть обширного, мощенного кирпичом двора занимали скотные сараи и загон для свиней. А сбоку, притулив сарай к коровнику, прежний хозяин выстроил что-то вроде мастерской - с верстаком и тисками, множеством инструментов и прочим железным хламом. Хорошенько обшарив мастерскую, Михаил отыскал второй комплект ключей от навесных и врезных замков, завернутый в промасленную тряпочку. Удовлетворенно хмыкнув, он оставил в сарае все на своих местах. Притащил сюда из погреба ружье с припасами и хорошенько вычистил стволы. Запер мастерскую на ключ. Конечно, оружие ему ни к чему, а если поймают, так оно еще и вину отяготит. Но все же иметь под рукой хорошую двустволку было приятно.
Прихватив из подвала бутылку и шмат вяленого мяса, он вернулся в кухню, где от души выпил и закусил, но прежде - заменил в водопроводном кране прокладки: капель раздражала.
Вернувшаяся со службы Людмила нашла его похрапывающим на диване во второй комнате, где стоял телевизор. На полу лежало разобранное ружье. Лицо Михаил прикрыл развернутой Библией. В кухне хоть и было накурено, но окурки валялись в помойном ведре, пепельница начисто вымыта. А пустая бутылка из-под водки спрятана за газовой плитой.
Мила принялась готовить ужин.
За ужином, откупорив вторую бутылку, Михаил поведал ей о ближайших своих планах. Починить электропроводку - в первую очередь на чердаке. Привести в порядок канализацию и водопровод.
- Я в тюряге многому научился, - сказал он. - А в Питере был шофером-дальнобойщиком. Потом в гараже слесарем и электриком. Руки на месте, голова в порядке, только вот без документов - куда?
Мила кивнула.
- В Питере у меня найдутся дружки, - продолжал Михаил. - Если не перемерли все, конечно: тринадцать лет прошло. На старую квартиру возвращаться нельзя. Для начала можно устроиться дворником - им служебное жилье дают. А там и с бумагами разобраться... Не перевелись мастера, которые не то что блоху подкуют, но и новый паспорт изготовят - не отличишь от настоящего, только деньги плати...
- А ружье зачем?
- Просто так. Люблю с железом возиться. Да и не дело это - держать оружие в подвале.
- Там сухо.
- Смажу и уберу подальше, - успокоил он ее. - А пока домом твоим займусь, много чего нужно сделать. Вот электропроводка у тебя всюду по стенам - не годится, надо в стены убрать. Да и прочее всякое...
- Пойдем-ка, - поманила Людмила.
Из старенького шкафа она достала добротный костюм и велела примерить. Темно-синий двубортный пиджак сел как влитой. Брюки оказались длинноваты.
- Я подогну, - сказала Людмила. - На всякий случай. Выключи свет, Миш.
И стала рвать с себя одежду, не дожидаясь, пока он освободится от костюма.
Ночевали они все-таки наверху. Мила была жадна и нетерпелива, не давала покоя и по утрам, но Михаила это вовсе не сердило: он и сам истосковался по женщине, да и гордился немножко тем, что она так на него "запала", как говорили зеки помоложе. По понедельникам, когда в библиотеке был выходной, они и вовсе не вылезали из-под одеяла до самого обеда.
- Ты счастлива? - спросил как-то Михаил.
Людмила молча посмотрела на него и впервые по-настоящему улыбнулась, но - промолчала. Улыбка у нее была тягучая и густая, как домашняя сметана, в которой ложка стоит. Поначалу ее пугали его звериные ухватки, рычание и животный хрип, но вскоре она смирилась с его ненасытностью, проявлявшейся почти что не по-человечески.
Михаил погладил ее массивное прохладное бедро и почувствовал, как дрогнули ее тяжелые ягодицы.
- Я опять хочу! - тихо засмеялась она, пряча лицо на его волосатой груди. - Как распоследняя сука.
- Ничего, - сказал Михаил, по-хозяйски заваливая ее на спину. - Дело хозяйское.
С утра до вечера он хлопотал по дому. Стараясь поменьше шуметь, он раздолбал все стены, заделал электропроводку и даже заштукатурил кривые рытвины, тянувшиеся к розеткам, выключателям и лампочкам. Работа затягивала, и он хватался то за одно, то за другое: чистил трубы печные и водопроводные, возился с ружьем, точил ножи. Но когда как-то вечером Мила попросила его зарубить петушка, он лишь измочалил топором шею несчастной птицы, которую приканчивать пришлось хозяйке.
