— Ужинала?
— Ужинала… — Танка хотела сказать «у подруги», вспомнила девятую заповедь, ответила: — у Марка. Он в кафе пригласил, там хорошо так было, хлеб сухой, совсем без плесени, мясо… Крысы только бегали, одна такая большая была, ее официанты Муськой звали…
Чтобы больше не злить отца, Танка ушла в свой закуток, отдернула занавески, достала учебник математики, хороший учебник, в нем нехватало всего половины страниц, и кусок обложки был оторван. Этот учебник нравился Танке, еще когда она не умела читать…
Правило сложения… От перестановки слагаемых сумма не изменяется…
Танка повторила про себя правило. Это правило нужно было знать, как молитву, как мантру — среди молодежи ходило поверье, что это правило из древней книги — не просто правило, а заклинание, которое помогает от тяжелых болезней…
— Полно учить-то, — отец легонько хлопнул по учебнику Танки, — не до того сегодня…
— Не до того? — Танка опешила. — А поступать как же?
— А никак. Уж что не сегодня, так это точно.
— А что такое?
— А то… если все правильно, завтра, говорят, боги придут…
Боги… Танка почувствовала, что краснеет. Все, что про богов, было слишком сложно, слишком запутанно, кроме разве что Библии, Новейшего Завета — Ветхий и Новый тоже были непонятны, устарели они давно…
— А правда придут?
— Придут, конечно, должны прийти. Они же как… Раз в двадцать лет должны они побывать в нашем городе, привезти богатые дары… Вот, платье тебе новое, ветошь для дома, хлеба, сухарей, бусы тебе… все-то у них есть, у богов… Только сильно грешили люди в последние годы, так, может, и прогневаются боги, скажут — сильно люди стали самостоятельные, сильно много зла стали делать — и не придут. И останемся мы безо всего, опять в других городах покупать все будем…
— Раз в двадцать лет… А что они эти двадцать лет делают?
— Как что? По другим городам ездят, городов-то вон сколько, — он махнул рукой в сторону бескрайней равнины за окном, — не мы же одни у них, весь мир, все хотят есть, все хотят новый дом, новую тележку, новые бусы…
— А ты видел богов?
— Да ты тише, тише, сестер-то разбудишь, — отец замахал тощими руками, — видел, видел, я их два раза видел, первый раз не помню ничего, я тогда еще маленький был… помню, шум, гам, боги едут, боги, все бегут, смотреть, смотреть, меня дядя на плечи посадил, я тогда все головой по сторонам вертел, как высоко было… высоко сижу, далеко гляжу… А потом стали меня спрашивать вечером, как я видел богов, — а я их и не видел вовсе, все на людей смотрел… Второй-то раз уже ничего, меня с парнями прямо к божьим колесницам послали, как разверзлись колесницы, как божьи дары на землю посыпались, так мы и выгружали все оттуда… Железа помню много-много, и даже кое-где не ржавое… тряпки, помню, мы себе еще тогда такие костюмы сшили, вам, молодым, и не снилось, помню, тогда мы и поженились с твоей матерью… И вот теперь опять боги придут, опять привезут все…
— А платье привезут?
— Привезут, если вести себя хорошо будешь. А то ты же у меня такая вертихвостка, одни гулянки на уме, а про уроки и не думаешь… Да оставь ты этот учебник, ты лучше подумай, в чем пойдешь завтра к ним, к богам-то! Кофту там посмотри, бусы…
Танка наклонилась над платяной коробкой, вынимая потрепанные вещи, пропахшие сыростью, отец открыл Новейший Завет, толстую тетрадь, которую он нашел где-то здесь же, на земле, и написал на ней этот самый Завет. Хорошая здесь земля — она человека и наденет, и накормит, и согреет, и тетрадь даст, и карандаш, и бусины разбросаны по земле, знай только собирай и плети из них пестрые бусы… Благословенная земля, которая сама заботится о человеке…
— …И прогневались боги, и изгнали людей из вечного Города Богов, из Города Изобилия, и ушли люди на землю обетованную, где живут до сих пор… Но была земля холодной и неустроенной, и Дух Божий носился над ней. И взмолились люди к богам, которые оставили их, и возопил род человеческий, и просили люди богов сжалиться над ними и послать им одежду и пищу, хлеб и картон, из которого люди строили дома свои… И сменили боги гнев на милость, и каждый год приходили боги в разные города, и приносили боги милость свою и дары свои… Дары… свои… что там дальше, не разобрать ничего… Танка, дай мне карандаш, подпишу тут…
— Кончился карандаш, — Танка обреченно пошарила под заляпанной скатертью.
— Кончился? Эх, сорока, не могла карандаш найти, пока с Марком своим гуляла? Уж чего-чего, а карандашей-то у нас всегда навалом…
— А завтра боги приедут, карандаш привезут, — не растерялась Танка.
— Ну да, конечно… Вот, посмотрят на Танку, скажут, вот, нехорошая Танка, не учит ничего, карандаш отцу найти не могла… и уедут боги…
Танка хотела испугаться, посмотрела, что отец улыбается, сама засмеялась. Огонь медленно догорал, уже не было видно карандашных строчек, да и силуэт отца едва-едва виднелся в углу комнаты. Легкий ветерок хлопал ржавыми листами, укрывающими крышу, шуршал бумажками и ошметками, в изобилии покрывавшими землю. И вся земля здесь была вот из таких бумажек и ошметок, это была — земля, кормилица…
— А Конец Света будет? — тихонько спросила Танка.
— Может, и будет, — отец задумался, — правильно говорят, есть предел божьему терпению, вот, посмотрят на все грехи наши, да и сметут нас с лица земли. А то что творится-то, дети родителей не почитают, люди неправду говорят, друг другу из-за цветной тряпки завидуют… Хорошо хоть воровать разучились, про убийства я и не говорю уже… А все равно грехов-то достаточно… Вон, говорят, в какой-то город приезжали боги, даров богатых людям оставили, и говорят: уходите, говорят, отсюда, скоро прогневаемся, уничтожим всех вас…
— Страшно, — призналась Танка.
— А что страшно, по совести жить надо, вот и не страшно будет, — отец задул робкое пламя, — спать давай ложись, платье-то назавтра приготовила?
Танка робко переминалась с ноги на ногу перед домом Марка — сегодня она подошла совсем близко к дому, потому что в суете и неразберихе ее все равно не заметят. Все спешили, женщины второпях латали замызганные юбки, цепляли разбитые брошки, серьги — серьги были целыми, только на каждом ухе разная. Мать Марка ушла из дома еще рано утром, теперь можно было стоять перед нагромождением щитов и досок, ждать, ждать…
— А вы, барышня, к Марку, да? — послышался сзади хриплый каркающий голос. Танка обернулась, посмотрела на мужчину в выцветшей куртке, почувствовала, что краснеет. Она так хотела остаться незамеченной… Как будто здесь это было возможно…
— З-здравствуйте… А вы его отец, да?
— К вашим услугам… барышня, — он приподнял несуществующую шляпу, — ну пройдем, что ли, посидишь тут, пока Марк придет, он матери там что-то поднести должен, а потом вернется… Вот, чаю выпей, хороший пакетик, его раза два заваривали, не больше… Карамельки тут…
— Ой, ну что вы, неудобно прямо, — Танка смутилась.
— А что неудобно, я же магнат, я же стекло сдаю, мне этих карамелек купить раз плюнуть, — он засмеялся, показал черные зубы.
— А… вам там за стекло карамельки дают? — набравшись храбрости, спросила Танка.
— Не, девочка, за стекло мне бумажки дают цветные, а за бумажки там уже все… Карамельки, тряпки, покушать что… вон, жене молоко приношу, она же хворая…
— Это в Городе Богов, да? Вы были… в Городе Богов?
— Нет, девочка, это не в городе… В город-то кто нас пустит, там кордоны… А под городом там домик стоит, стекло в нем берут, жертвоприношение такое… Отдашь им стекло, они тебе бумажек надают, а там и на рынок, а на рынке все, все… Что покушать, что надеть, карамелек вон принести, лекарства, ежели болеет кто… Тут, главное, про дом свой не забывать, а то был у нас один, Митька, он как в город попал, как бумажек за стекло получил, так и сорвался…
— В пропасть? — испугалась Танка.
— Ну, считай, что в пропасть. Пить начал, деньги-то есть, что бы не напиться… Дома жена его била, била, что он в Город Богов ушел, ничего не принес… А он все за свое, как в город, так пить… Жена его выгнала, а ему уже на все плевать, кроме водки и не видит ничего… Так и пропал Митька, в Город пошел и пропал… Боги его покарали… Боги, они такие, все видят… Тут же раньше сколько городов было, все повымерли — там, где люди спиртяку из земли гнать начали… Так что дрянное это дело, пить-то…
— А Богов вы видели?
— Видел. Сторонятся они нас, боги, не любят нас боги… Помню, у них там дом на колесах был, сам по себе ездил. В дом заходишь, бумажку цветную даешь и катаешься. Так я зашел, меня прогнали. Как только пронюхали, что я не из Города Богов…
— Дом сам ездил? — глаза Танки широко распахнулись.
— А то, девочка… Как тебя, Настя, что ли?
— Танка.
— Ага, Танка… Священника дочка, значит… Или вот еще, в Городе Богов, дом такой стоит… заходишь туда, там вонища внутри и темно… И по стене картины живые бегают, и разговаривают. Что смеешься, не веришь? Да я и сам не верю, мне люди рассказывали, я туда пошел, меня выгнали…
