Эпизод странным образом способствовал Витиной популярности.
Ему разрешили молоть любую чушь. В надежде на новые – как выразился хозяин кабачка – «вспышки неконтролируемых иллюзий».
– Пусть лучше здесь «вспыхивают», чем на Манежной, – добавил умный хозяин и устало справился: – Новая винная карта готова?
Представили карту.
Хозяин прочитал:
«Рочий рык» (водка на коньяке) – 300 р.
«Рок-шкалик» (горькая настойка) – 240 р.
Портвейн «Думы перкашиста» – 125 р.
«Рюмка роковая» – 190 р.
«Рок-отстой» (спирт муравьиный
на травах) – 105 р.
«Лягушка в тереме» (бренди с сюрпризом) – 380 р.
«Рок-текила» (русская среднетягучая) – 440 р.
Коктейль «Рок над Кремлем» – 900 р.
Коктейль «Рок под Кремлем» – 1900 р.
– Почему «под Кремлем» так дорого?
– За непристойный вид снизу…
– Какой имбецилище все это сварганил?
Представивший винную карту отставил ногу в сторону, подбородок задрал кверху, произнес певуче:
– Поэт Быкашкин!
– Вы хотели сказать – Букашкин?
– Нет-с, именно – Быкашкин! Господин Быкашкин требует произносить его фамилию верно и гордо. Имя, говорит, – это вымя успеха. За правильностью употребления своего имени через литагентов следит неотступно! А заскакивает к нам – от случая к случаю. И платы за свои сочинения пока никакой не взял. Подумаю, сказал, сколько с вас слупить. Стихо-меню, – мой первый опыт подобного рода, сказал. А по мелочи брать с нас не хочет. «Уж грабить так грабить!» – выразился. И еще добавил: давно с исходной правдой жизни столь тесно не соприкасался. А в стихо-меню, – говорит, – соприкоснулся!
– Я что-то не понял – где тут стихи?
– Стихи в разделе «Десерт». Изволите прослушать?
– Ладно, давайте, что он еще там понаписал…
– А славные такие стишата: «Торт Обама – прощай, черно-белая мама»;
«Слоеный пирог «СНГ» – выход из кабака в одном сапоге»;
«Запивон браконьера: ломит зубы и сбивает шаг – не как питье, а как высшая мера (вышак)!»
«Опохмелон рокера» – пейте рассол из чашечек шестого размера, влитый в бутылку из-под Джонни Уокера»;
«Вафли Распутин: второй раз уже не захочешь»…
– Где же тут рифма со словом Распу́тин?
– А здесь, по словам господина Быкашкина, рифма сама собой подразумевается: Раз-путин, Два-путин, Три-путин… Прикажете «Распутина» подать на пробу?
– В другой раз… Состав «Опохмелона» представьте.
– Это мигом-с. Составчик – первостатейный! Вода волжская недоочищенная, спирт ректификат польского разлива, три капли из речки Яузы, шесть капель из Москвы-реки, пятьдесят грамм «Тройного», ну и – флакончик слез от вдовы Бориса Ельцина… Все в запечатанной бутылочке – 0,33 литра… Супер!
– Имбецилищи… Форма рока в России – совсем не бутылочная! Все переделать в виде сердец! Стаканы, тарелки, столы!
– И бутылки прикажете?
– Надо будет – и бутылки в виде сердец отольете… Сердце! Вот форма рока в России!
– А как в смысле гонорария? Что господину Быкашкину передать? Они уже раз десять косвенно про гонорар справлялись…
– Что значит – косвенно?
– Господин поэт Быкашкин про это говорит так: «Я вас, обдиралы, пока косвенно спрашиваю – когда мое бабло вернете?»
– Быкашкин – это та самая лобковая вошь? До шестьдесят шестого размера раскормленная? Вторичнобескрылая?
– Прошу прощения, не понял?
– Ну, жирный такой хмырек, с парикмахерской улыбкой… Усиками коммивояжерскими на рекламных щитах шевелит…
– Здесь в самую точку! Они-с! Вторично-бескрылые-с!
– Так вы гоните этого Быкашкина в шею! А вместо гонорара – два литра «Опохмелона» ему за шиворот. Все! Карту винную – переписать. Обаму с собой – имею в виду торт – мне завернуть… Два куска. Или нет. Давайте весь! Мазать морды – так мазать!..
Виктор Владимирович Пигусов шел к сцене и мечтал о новизне впечатлений.
Сегодня как раз должны были исполнять новое, ассоциативное.
Так и случилось: синтезатор и бас-гитара, потом ударник. Ближе к концу композиции добавился вокал. Пели без слов, зажимая рты ладошками. Звук утроб слегка пугал, но и восхищал.
«Немые ассоциации!» – вскрикивал про себя Пигусов.
«Так поет немота, перед тем как стать новым звуком и смыслом», – восхищался он все больше и больше.
Новизну рока – сразу, как вошел – ощутил и Ходынин.
Сегодняшние питерские сильно отличались от позавчерашних москвичей и третьедневошных харьковчан. Те пели рок-агитки, барабанили по клавишам, сломали в конце концов две гитары, продырявили барабан и не оставили в памяти ничего, кроме абсолютно ненужного стишка про «Питер-свитер и Лужкова-блажкова».
Сегодня было по-другому. Сегодняшние питерцы пели о скрытом, тайном.
Скачкообразный питерский вокал будил в Ходынине мысли дерзкие, запретные: про смерть, про чужую любовь, про чудесное и почти невозможное соединение жизни небесной и жизни земной. Питерские скачки на лендроверах и джипах, джигитовка на мотобайках заканчивались внутри у Ходынина не дракой, не пьяным базаром, а восхождением на лесистые холмы Небесного Тайницкого Сада.
А после питерцев на сцену вышла давно ожидаемая подхорунжим московская «кельтская» группа.
«Кельтов» не было почти три недели. Целая жизнь проскочила мимо! И вот – снова флейта, снова шотландский (похожий на маленькую жестяную водопроводную трубу) вистл, снова акустическая гитара, ударник и, конечно, арфа…
«Кельты» не гнались за модой. Их песни были изысканны и просты. Английский язык в сопровождении кельтской арфы звучал не чванливо и не полусонно, воспоминаний про весенних лягушек и про неудачные операции по удалению гланд не вызывал.
И главное, у «кельтов» была арфистка, которую подхорунжий впервые увидел здесь же, в рок-кабачке, в ночь со 2 на 3 января, когда искал Наполеона-Пигусова.
Подхорунжий, не сдерживая себя, улыбался. Сладкая волна понимания и грусти пощипывала краешки губ под звуки арфы. Хорошо было и то, что девушка – а она была все в том же сером с цветами платье – не пела, а только играла.
Кельты вроде бы собирались заканчивать, и подхорунжий уже готовился идти за сцену, знакомиться с арфисткой, когда на подмостки опять выдрался Витя Пигусов.
Задыхаясь от принятого за счет заведения бокала виски и прочих высоких чувств, бывший Наполеон, а ныне заслуженный объявляла стран СНГ и республик балтийского побережья крикнул:
– А сейчас сюрприз! Группа приготовила для вас русско-шотландскую песню. Не знаю какую, но музыканты уверяют – супер, сверхсовременную!
Витя убрался со сцены, и за спиной у перкашиста-ударника дважды крикнул ворон.
Ходынин сразу насторожился.
За время службы подхорунжего в Кремле настоящий ворон прилетал туда лишь однажды: в самом конце 1999-го, во время тревожных ожиданий года 2000-го.
Тогда, в 99-м, ворон успел крикнуть всего два раза.
Крупный балобан, спущенный с руки сокольником Иткиным (теперь в Кремле не работающим), кончил ворона сразу. В тот вечер подхорунжий долго смотрел на умную мертвую голову. Ворон с виду был не молод и не стар (потом его исследовали и определили возраст: 116 годков!). Вид имел важный, перья гладкие, чистые. Был в меру лысоват и очень походил на одного из министров тогдашнего кабинета. От этого ворон вдруг показался Ходынину не только умным, но и лукавым, ушлым.
И все-таки ворон – даже мертвый – производил сильное впечатление. И в особенности тем, что в огромном полураскрытом клюве удерживал не еду, не веточки для гнезда! Удерживал невыговоренное птичье слово. И слово это – так сразу почудилось Ходынину – было предназначено для людей…
Живой балобан сидел на руке у сокольника Иткина, как царек на троне.
Мертвый ворон лежал на земле.
На секунду представилось: птицы как люди! Когда надо, лукавы, когда надо, хитры, когда надо, трусоваты, когда надо, смелы беспредельно.
Но суть-то просматривалась в другом: лучшие из людей и птиц – слишком быстро уходят. Худшие – слишком часто и слишком надолго остаются. Лучших ловят и сажают в клетки. Худшим и подлейшим – вся ширь и свобода!
Словом, мертвое и живое поменялось в мире местами.
Мертвое (лучшее, невозвратное) – и есть по-настоящему живое!
Живое (чванливое, гадковатое, как репей уцепившееся за бытовуху) – и есть мертвое!
Точнее высказаться ни про себя, ни вслух подхорунжий не мог.
«Вся мудрость – у мертвых. Вся глупость у живых», – постарался утешить он сам себя. Но не утешило и это…
Именно в тот вечер подхорунжему впервые захотелось всех ястребов к чертовой матери продать в Эмираты, а балобана срочно (для уголка природы) таксидермировать…
Ворон крикнул еще раз, и лидер группы кивнул арфистке. Та, запинаясь от волнения и слегка картавя, произнесла:
«The twa corbies. Два вог’гона»
И заиграла.
Теперь голос ворона, записанный на диск, стал покрикивать музыкально, в такт.
Дуэт арфы и ворона продолжался около минуты. Ходынин даже подумал, все этим дуэтом и кончится.
