Он приехал в райцентр, Марина встретила его на вокзале, и он остановился у нее, вернее, залег у нее. Она уже не жила в чужом доме, маслозавод выделил ей комнату в заводском доме. Марина ходила совсем голой по комнате, за год она еще больше налилась в груди и бедрах, и он, глядя на нее, подумал, что она будет легко рожать.
Вечером они вышли погулять по главной улице райцентра. Марина здоровалась со знакомыми и представляла его:
— Инженер-механик. Работает в Подмосковье, уже получил свой коттедж. Это же рядом с Москвой.
Она его представляла почти как свою собственность. Теперь она уже не скрывала, как раньше, их отношения. А чего скрывать — теперь ты мой. Она вела его под руку по тротуару, а идти было неудобно, тротуар узкий, экономили асфальт, когда укладывали, и ему приходилось при встрече с ее знакомыми ступать в грязь.
Ночью, когда он лежал усталый и расслабленный, она заговорила, как об уже решенном:
— Я бы хотела, чтобы мы наш брак зарегистрировали здесь, в райцентре.
— Почему здесь? — спросил он.
— Чтобы все знали, что я вышла замуж.
— А почему об этом должны знать все?
— Потому что я уеду одна отсюда. Я должна подать заявление и отработать две недели, пока на мое место подберут другую работницу. Если мы не зарегистрируем брак здесь, многие подумают, что я просто уехала, завербовалась, например, на Сахалин разделывать рыбу.
— А тебе важно, что о тебе подумают?
— Конечно, важно.
— Может быть, придется подождать еще год…
— Я не хочу. Я уже больше не могу. — И она заплакала.
Ему стало так жалко ее, что он готов был сказать «хорошо, завтра подадим заявления в загс», но вспомнил наставления отца: лучше всегда говори «нет», а потом «да», чем наоборот, потому что всегда производишь лучшее впечатление, когда вначале не соглашаешься, а потом соглашаешься, значит, думал, прежде чем принять решение, а если вначале говоришь «да», а потом «нет», значит, не держишь своего слова. Подумав, он не сказал «да» и попытался объяснить сложность ситуации, не вдаваясь в подробности. Ему при всех раскладах нужен еще год, чтобы забылась история с Лидой и его незаконным заселением в коттедж. При ее упорстве за этот год она обязательно выйдет замуж или переедет в другой поселок.
— Мне, возможно, придется переехать из коттеджа в комнату в общежитии, — пояснил он.
— Почему? — удивилась она. — У нас ведь, если дают квартиры, назад не отбирают.
— Могут так сложиться обстоятельства, что мне придется переменить работу и переехать в другой район.
Он не раскрывал своих планов, о них никто не знал, даже отец, которому ему очень хотелось рассказать.
— Мне нужен еще год, — сказал он твердо.
Марина молча отвернулась к стене.
На следующий день, когда Марина ушла на работу, он оставил ей записку: «Уехал к родителям, вернусь дня через два-три». Но не вернулся. Дома жилось спокойно. Вставал поздно, мать подавала завтрак, потом читал, отец покупал книги из серии «Жизнь замечательных людей». Наступила суббота, и он пошел на танцы в клуб. Его поразило обилие юных женщин. Когда он уезжал, им было по десять-двенадцать лет, теперь стало по семнадцать-восемнадцать. Они учились в институтах или техникумах, одна уже окончила педагогическое училище и преподавала в младших классах. Он пошел ее провожать. Школа ей снимала комнату в соседнем доме. В этом доме всегда жили молодые учительницы, поэтому вход в их половину дома был отдельный. Она, совсем как взрослая женщина, пригласила его выпить чашку кофе к себе. Они целовались, и если бы он был понастойчивее, то мог бы остаться у нее.
На следующий день позвонили из его совхоза в контору колхоза и попросили его быть у телефона через час. Телефонного звонка ему пришлось ждать почти два часа, возникли какие-то помехи на телефонных линиях, но сообщение из совхоза было неожиданным и радостным. Из профкома сообщали, что ему выделили путевку в дом отдыха в Сочи. Его явно поощряли за хорошую работу. Родителям он не стал объяснять, зачем его вызывали на переговоры, сказал, что посылают в командировку, и Марине сказал то же самое, заглянув к ней перед отъездом. Она опять заплакала. Конечно, она ждала, что он скажет, когда ей приезжать к нему или когда он приедет за ней. Он сказал:
— Успокойся. Все будет хорошо.
Через сутки он уже был в Сочи.
В Псковской области снег только начал подтаивать на открытых местах, а в лесах лежали метровые сугробы, покрытые коркой тонкого льда, снег таял днем, а по ночам схватывался льдом.
В Сочи температура была, как у него дома в конце мая. Все деревья покрылись зеленой листвой, женщины из дома отдыха с утра выходили на пляж загорать, но обязательно захватывали шерстяные кофты или пледы — солнце часто скрывалось за облаками, и налетал ветер.
Впервые в жизни он ничего не делал. На каникулах в школе и в институте всегда хватало работы по дому. В доме отдыха он рано ложился спать, как привык в совхозе, ведь его рабочий день начинался с семи утра. Вставал рано, пил чай с местным сыром, больше похожим на подсоленный прессованный творог, читал до завтрака.
В столовой его посадили за стол с шахтерской супружеской парой: он горный мастер, она нормировщица в шахтоуправлении. Было им лет по сорок, поэтому общих тем для разговоров не находилось. После завтрака он уходил в город, шел до морского вокзала. В магазины он зашел в первый день, продукция местных швейных и сапожных фабрик его не заинтересовала. Он купил на рынке местного сыра, в магазинах краснодарского чая, несколько шоколадок. Сахара ни на рынках, ни в магазинах не было, сочинцы с зимы запасались сахаром для осенней варки варенья.
Один раз он сходил на прием к врачу, пожилой армянке, она прописала ему масляные ингаляции горла.
— Это обязательно? — спросил он.
— Вы же заплатили деньги за путевку. Возьмите хоть что-то из лечения.
— За путевку платил профком.
— Как знаете, — сказала армянка. — Вы такой молодой, откуда у вас болезни. Отдыхайте. Уже можно загорать. Вначале по двадцать минут, не больше. Потом расширите до сорока. Но не увлекайтесь. Загар — это красиво, но не очень полезно.
На следующее утро он вышел на пляж сразу после завтрака, чтобы женщины не успели разобрать все топчаны. Пляж оказался совсем пустым, женщины собирались дольше, чем он предполагал. Он разделся, лег на топчан и сразу уснул. Вместо сорока минут он проспал два часа и явно перегрелся, потому что лег с белой кожей, а встал — с покрасневшей.
На соседнем топчане лежала, как ему вначале показалось, пожилая женщина. Увидев, что она спит, он осмотрел ее более внимательно и отметил крепкую спину и продолговатые, по-видимому, очень гладкие ягодицы.
— Да, — сказала женщина. — Я еще очень ничего.
И он увидел, что она уже не спит и тоже рассматривает его.
— Вы просто замечательно выглядите, — сказал он.
— Может, не замечательно, но неплохо. Обрати внимание: никаких складок жира на животе, крепкая спина и замечательная задница. А ты, пожалуй, обгорел.
— Пожалуй, — согласился он.
— Возьми крем, вотри, не так будет болеть.
— Пока не болит.
— Заболит, — пообещала она и протянула ему тюбик с кремом. И тут он увидел, что она без лифчика.
— Ты немного дикий? — спросила она.
— Почему?
— Смотришь так, будто никогда женских сисек не видел. Меня зовут Лора.
Он тоже представился.
— Ты автослесарь? — спросила Лора.
— На мне написано, что я автослесарь? — спросил он.
— Обозначено, — ответила она. — На руках. Они у тебя битые, и масло впиталось в кожу, как ее ни отмывай.
— Вы почти угадали. Я инженер.
— И подрабатываешь руками.
— И подрабатываю руками, — согласился он.
— А сколько тебе лет?
— Двадцать четыре.
— А мне сорок. Я хотела сказать, ты мне в сыновья годишься, но не получается. Тогда бы я должна была забеременеть в пятнадцать лет, чтобы родить в шестнадцать.
— Довольно многие рожают и в шестнадцать.
— Зачем ты мне это говоришь? Ты должен был бы мне сказать: вы такая молодая и выглядите не на сорок, а на двадцать девять. На такие комплименты покупаются все женщины, даже такие умные, как я.
— А чем вы занимаетесь?
— В основном живу.
— Я имел в виду профессию.
— Иметь в виду — это канцеляризм, интеллигентные люди избегают подобных выражений. А по профессии я философ. Ну, чего ты вытаращил глаза? Я закончила философский факультет университета.
— И работаете философом?
— Работаю я преподавателем истории партии и научного коммунизма в Новосибирском педагогическом институте. А ты чего на танцы не ходишь?
— Не успел еще. Два дня как приехал.
— Можешь уже опоздать. В санаториях и домах отдыха как? На первых же танцах присматриваются и быстренько определяются, с кем проводить весь срок. Но кое-кто еще остался. Советую обратить внимание на мою соседку за столом. Двадцать семь лет, замужем, поэтому никаких осложнений, очень хочет завести роман, потому что, кроме мужа, никогда не имела ни одного мужчины. И главное ее преимущество — живет в одноместном номере, большинство живут в двухместных, а это всегда надо соседа или соседку просить пойти погулять…
