Наблюдение: Стюарт очевидно считает, что его коэффициент savoir faire[59] повысился за минувшее десятилетие. Но если на социальном мероприятии вы – единственная имеющаяся в наличии свободная особь мужского пола, то разве не будет проявлением хотя бы хорошего тона проявить интерес к единственной имеющейся в наличии особи женского пола? Ну например: «Чем вы занимаетесь?» «Какой у вас налоговый график?» «В какой филиал вы подаете налоговую декларацию»? Но он просто уставился на мадемуазель Элли так, словно с его контактными линзами что-то случилось. Выждав время, я вступил в разговор и предоставил ее краткую биографию. Что повергло его в противоположную крайность – он начал разглагольствовать о глобальном кризисе и о своей миссии продавать морковку столь же органически шишковатую, как и гениталии дьявола.
Наблюдение: Он довольно долго помогал Джиллиан «убирать со стола». Довольно трогательно с его стороны загрузить посудомойку, но раздающееся за сценой и близкое к гармонии позвякивание вилок, низвергающихся в свои маленькие отделения, это не то, что я называю воспеть хвалу господу за свой ужин.
Наблюдение: В одном месте он вдруг вспылил и начал брызгать слюной, на счет того, что художественная литература и не художественная литература могут ютиться рядом на книжной полке человека чувствующего. Более того, сетовал он, почему не-художественную литературу покровительственно определяют в терминах ее противоположности? Разве это не то же самое, как если бы мы говорили, что фрукты – это не овощи? Или, на тот случай, если мы не успели догнать его мысль, если бы мы говорили, что овощи – это не фрукты?
Художественная литература, отвечал я, это Высшая Литература. Не-художественная литература – лишь шлак на злате дурака (чтобы это ни означало, просто мне нравится как это звучит). Он не вполне улавливал о чем я. Вот что, сказал я, художественная литература, а под этим я естественно подразумеваю искусство вообще, – это норма, басовая партия, золотая середина, меридиан, северный полюс, северная звезда, полярная звезда, магнит, магнитический север, экватор, beau ideal[60], высшая степень, компендиум, предел возможного, падающая звезда, комета Галея, звезда Востока. Это и Атлантида, и Эверест. Или, специально для Стюарта, это белая разделительная полоса посреди дороги. Все прочее – побочные детали: светофоры, камеры наблюдения, которые выскакивают в вашем retroviseur.
Он немного подумал над этим, а потом продекламировал: «Вы покупаете двойные рамы на всю жизнь, так что выбирайте бест – выбирайте Эверест»! И ухмыльнулся мне.
Иногда мое терпение подвергается жестоким испытаниям. Святой Оливер[61], который страдал от нападок маленьких зануд.
Джиллиан: Я поверить не могла, когда Оливер сказал мне, что пригласил их на ужин. Только их двоих, что выглядит недвусмысленно. Я сказала, что умываю руки. Спросила, что он собирается приготовить. Карри на скорую руку. А как я уже говорила Оливер не очень любит индийскую кухню. Не могу сказать, чтобы я сама сильно помогала. Стюарт сделал все, что мог. Потом он помог мне убрать со стола. Он складывает тарелки в машину так осторожно, что можно сказать почти что с нежностью. Я даже заметила как он распрямляет пластиковые зубчики, которые всегда торчат как попало, если этим занимается Оливер. В какой-то момент он сказал, не совсем шепотом, но довольно тихим, хотя и твердым голосом: «Я думаю надо все это поменять».
«Стюарт, – сказала я, – она уже не новая, но работает прекрасно».
«Нет, я не о посудомойке. Вообще. Нельзя так жить дальше».
Стюарт: Вот мой план:
– им всем нужно больше места
– школы в этом районе довольно слабые
– Джиллиан необходима более просторная студия
– Оливеру необходимо оторвать задницу от дивана
– короче говоря им нужен приличный дом в районе, где есть хорошие школы
– это решает проблему
– хотя я также понимаю, что это может создавать проблему
Я должен убедить Оливера, что все это в основном ради Джилл, а Джилл – что все это в основном ради Оливера. И их обоих в том, что все это ради детей. Что ж, это не кажется мне невозможным. Я расположил к себе Оливера, когда мы в прошлый раз ходили с ним в паб. Кажется, мне захотелось придушить его лишь дважды. Он разошелся от какой-то идиотской шутки про Пивной Ритц, которую он считал страшно оригинальной. Словно нету парочки хорошо известных забегаловок в Йоркшире как раз под таким названием. И еще, когда мы собрались уходить, он впал в сентиментальность, что ему свойственно, когда он немного наберется. «Эй, Стюарт, старина, никаких горьких чувств, да? Кровные братья и все такое? Роланд и Оливер, кровь под мостом, никаких горьких чувств, да?»
Подозреваю, что то, как Оливер представляет себе мою помощь, содержит множество пунктов, которых на самом деле нет в моем плане.
Элли: Был один странный эпизод. Оливер как раз распинался про искусство в своей обычной манере, читая лекцию нам обеим, у которых вообще-то есть диплом или степень в данной области – не то чтобы он снизошел до того, чтобы обратить на это внимание, как вдруг Стюарт смешным голоском читает рекламный стишок фирмы-производителя двойных рам. Которому уже несколько лет, судя по всему. Это было что-то невероятное. По выражению лица Оливера можно было сказать, что он в бешенстве. И если хотите знать мое мнение – Стюарт прекрасно понимал, что он делает.
Джиллиан отнеслась к происходящему прохладно.
Оливер: Стюарт ведет себя так, словно его Великий План предназначен для того, чтобы вывести из штопора экономику стран-тигров. На самом деле он больше похож на одного из этих невыносимых диснеевских спасателей. Вроде Черрибам, или что-то еще столь же нелепое.
Мадам Уатт: Есть кое-что в возвращении Стюарта, что меня беспокоит. Прежде всего, окажется ли он снова вовлечен в дела семьи.
Понимаете, Софи и Мэри не знают, что их мать уже была замужем раньше.
Нелепо? Старомодно?
Это было так. Оливер и Джиллиан оставили Англию и переехали во Францию. Стюарт отправился в добровольную ссылку в Соединенные Штаты. Младшая – Софи – подрастала, она задавала все те вопросы, которые задают дети. А моя дочь, как вы может быть заметили, очень прямой человек. Поэтому что бы Софи ни спросила, она на все получает ответ. Откуда берутся дети, что делают с котом, если он умер, и тому подобное. Так вышло, что тот вопрос который Софи не задала, потому что это не тот вопрос, который приходит детям на ум, это – мам, из чистого любопытства, ты когда-нибудь была замужем за кем-нибудь кроме папы? Так что вы понимаете, вопроса не было.
Конечно за этим было больше, чем только это. Возможно это был способ не задумываться о прошлом. И еще способ не усложнять жизнь собственному ребенку. Все мы хотим, чтобы наши дети верили, что то, как они появились в этот мир, было просто и весомо. Зачем взваливать на детей проблемы, если на это нет особой необходимости?
А потом становится труднее рассказать о том, о чем не сказали. А потом рождается Мэри. И никто не ждет, что Стюарт снова объявится. Но он возвращается.
Возможно, это не имеет значения. Возможно, все они когда-нибудь хорошенько посмеются над этим. Возможно, это совсем не так.
Джиллиан: Вот что, давайте разберемся с этим прямо сейчас.
Я сказала Оливеру: Ты хорошо отдаешь себе отчет в том, что предлагает Стюарт? Он хочет, чтобы мы переехали в дом, где мы с ним жили, когда поженились.
Оливер сказал: То есть тот самый дом, где мы полюбили друг друга? Вполне подходящее место, по моему мнению.
– Почему он так и не продал его после стольких лет? Тебе не кажется это странным?
– Нет, я думаю это чистая меркантильность. Возможно, он сдает его за дублоны.
– Ну и что будет с арендаторами? Он что – просто выкинет их оттуда?
– Я думаю ты знаешь, что если домовладелец хочет снова вступить в права владения с намерением превратить собственность в свою резиденцию, то закон этому не препятствует.
– Ты этого не знаешь.
– Нет, но это то, что знает Стюарт.
– Так или иначе, дело не в этом. Он сам не собирается переезжать туда, так что нечестно выселять оттуда людей. Что они подумают?
– Может они решат, что он действует из меркантильных соображений.
– Неужели ты не понимаешь, что в этом есть что-то ненормальное?
– Половина дома принадлежала тебе. Он ее выкупил. Теперь ты получишь ее обратно.
– Нет, я хочу сказать, это ненормально потому, что я жила там со Стюартом, а теперь Стюарт предлагает, чтобы я жила там с тобой.
– И с детьми. В любом случае, надеюсь обои переклеили.
– Это все, о чем ты можешь думать – об обоях?
Оливер: Обои могут быть так душещипательно-мучительны. Один мой персонаж, художник, дожив до пухлых, совсем не а-ля Стюарт средних лет, попадает в средиземноморский город, где пол-жизни тому назад произошло одно из его первых свиданий с Венерой. Марсель, как подсказывает память. Руководствуясь эротической ностальгией и самоиронией, он начинает разыскивать это полузабытое пристанище, но донкихотство памяти и муниципальная застройка подводят его. Устав, он набредает на парикмахерскую и решает оставить свои поиски и вместо этого просто побриться. Уже на щеках, словно борода, взбита мыльная пена, а парикмахер с увлеченностью Паганини правит бритву, как tout d`un coup[62] и merde alors![63] он узнает обои. Теперь они выцвели и поблекли, но все еще свидетельствуют о том, что волнующее событие юности произошло здесь, в этой самой комнате. Вообразите себе лицо пожилого мужчины в зеркале, обои его юности на стене, и все что их разделяет – он сам, увидевший одновременно и прошлое, и будущее. Не находите, что от такого потрясения он должен был напороться на бритву?
