— Знаем, зачем ты пришёл, — загадочно высказал Котик.
Мне стало не по себе.
— Что здесь, собственно, происходит?
— Будто не знаешь. Старик устроил нам бал.
— Какой старик?
— Бобровницкий! А ты не знал? Вернулся из дальних странствий и объявил маскарад.
— Такое, значит, будет кино?
— Представь себе! Вот фанфарон! Не может без помпы. Ты бы видел, какие тут аппараты, прожектора!
— Об этом я уже слышал.
Котик посмотрел на меня с внезапным вниманием.
— Послушай, а ты-то как здесь оказался?
Я замялся.
— Да так. Проходил мимо…
— Значит, случайно?
— Случайно.
— А я уж думал, тебя пригласили.
— О каком приглашении речь? Разве ты приглашён?
— Конечно, — Котик надулся.
— На какую роль?
— Не понял. Ты видишь, я Керубино.
— Ах да, тут бал-маскарад.
— Вот именно. Ладно, пойдём пошатаемся среди знати. — Тут же он спохватился: — Впрочем, если ты не приглашён…
— Приглашён, приглашён, — успокоил я Котика, — они привезли на лимузине.
— Я так и думал. Просто сюда не прорвёшься.
Мы двинулись по дорожке. Навстречу нам шли разные люди, парами, группами. На одних костюмы давних времён, на других современные, но нарядные. Я шествовал в повседневной куртке и от этого чувствовал себя не слишком уютно.
— Известных артистов видел? — спросил я Котика.
— Артистов? Видел каких-то. И музыкантов.
— А кто играет старого графа?
— Он сам играет. Напялил голландский костюм. Предками всё кичится. Сказал, угощение будет по-староголландски. А потом фейерверк.
Котика я не понял, но продолжал расспросы:
— Что это за эрмитаж?
— Садовый павильон. Всего-навсего. Правда, там много картин. Тоже голландцы, есть очень старые, дорогие.
— А что за сюжет, ты не знаешь?
— Какой сюжет?
— Ну, этого бала?
— Кто его знает. Не интересовался. Мне бы выпить да закусить.
— И это будет? — спросил с удивлением я.
— А как же! — воскликнул Котик. — Не сомневайся! По-староголландски. Маринованные угри, можжевеловая водка, какие-то бриоши. Я уже видел, горы навалены.
— Бутафория, — предположил я.
— Ещё чего! Скупостью тут не отличаются.
— Неужели ты думаешь, что у кино такие средства?
— При чём тут кино? Кино дело пятое!
— А что же является первым делом?
— Нас пригласили. Первое дело — выпить и закусить. Ужель тебе непонятно? Для меня-то по крайней мере. Может, у тебя другие надежды? Тут моё дело сторона.
Он непременно увидит Лесту, внезапно подумал я. Ученица на съёмках, в такой поздний час. Пойдут пересуды. И так представление о ней, мягко сказать, необычное.
— Боюсь, мы здесь встретим полгорода, — осторожно заметил я.
— Чёрта с два! — воскликнул Керубино-Котик. — Приглашены единицы.
— Я уже видел кое-кого. И почему ты упорно толкуешь о приглашениях? Тоже мне бал.
— Во всяком случае, мне выдали костюм Керубино, — заметил Котик.
— А как ты с ними познакомился?
— С кем?
— Ну, с устроителями этого спектакля?
Котик надулся.
— Ты меня обижаешь. Можно подумать, что я какая-то пешка. Я всё-таки на виду, меня знают в столице.
— Ах, вот как…
— Может, ты думаешь, что у тебя больше оснований на приглашенье?
— Не думаю. — Я усмехнулся. — И когда же начнутся съёмки?
— Да они уж снимают. В разных местах.
— Мне хочется посмотреть павильон. Эрмитаж, как его называют.
— Пойдём, — сказал Котик.
Гирлянды шаров колебались от лёгких движений ветра. Многоцветные тени пошатывались на дорожках. От этого сад становился призрачным, зыбким. Казалось, пошатывается всё вокруг. Я слышал то оживлённые, то спокойные разговоры, почудилась нерусская речь, в кустах кто-то взвизгнул и засмеялся. Мы вышли на площадку перед особняком.
Да, Леста права. Он выглядел как настоящий. Готические башенки по углам, высокие окна, струящие уютный оранжевый свет. На противной стороне площади в тени деревьев расположилась оркестровая раковина. Музыканты в строгих костюмах играли что-то из классики. Моцарта или Генделя.
— С размахом, — комментировал я.
— Ты думал!
Мимо, бряцая оружием, прошли три человека в средневековых плащах и шляпах. Один держал на плече копьё.
— Ночной дозор, — сказал я.
Котик внезапно замер на месте, дёрнул меня за руку а оттащил в тень.
— Ты видел?
— Кого?
— Вон, вон, смотри.
У входа в особняк стоял офицер в эполетах и разговаривал с дамой.
— Гладышев, — прошептал Котик.
— Гладышев? — Я удивился. — Как он сюда попал?
— Везде пролезет, — сказал Котик с ненавистью.
— Пойдём посмотрим поближе.
— Этого мне ещё не хватало!
— Между прочим, я понимаю. Ты сам говорил, что Гладышев был влюблён. Вот и нашёл возможность. Я, кстати, видел…
— Кого? — быстро спросил Котик.
— Да так…
— Все вы темните, — процедил Котик. — Зачем тебе эрмитаж?
— Посмотреть.
— А Гладышев на кой тебе сдался?
— Интересно. Только и слышу, Гладышев, Гладышев. Что на нём за костюм?
— Капитанский, — отрезал Котик.
— Может, он перекинулся в киноартисты? — спросил я.
— Перекинуться он может куда угодно, — ответил Котик, — но суть одна.
— Какая?
Котик молчал.
— Что-то загадками ты говоришь.
— Прикидываешься, невинное дитя. Как я от вас устал! Шебуршите, снуёте. Вот у меня всё просто. Выпить и закусить.
— А как же Бастилия? Ведь и Бастилия пала.
— Сам ты загадками говоришь. И вообще. Не пойду я с тобой в эрмитаж.
— Почему?
— Натворишь каких-нибудь дел.
Я удивился.
— Что ж, например, я могу натворить?
— Что? — Котик приблизил лицо. — Никогда не творил?
— Будто бы нет. Не способен.
— Способен, — прошипел Котик. — В таком состоянии человек способен на всё.
— В каком состоянии? — во мне зародилась тревога.
— Ты влюблён, — процедил Котик. — Безумно влюблён. И все это знают.
— Влюблён? — спросил я растерянно. — Но в кого?
— Все знают, — повторил Котик. — И сюда ты пришёл за ней.
Я молчал. Сердце моё упало.
— Только всё это бесполезно, — продолжал Котик. — Поверь мне. И уходи. Ты никогда её не получишь.
— Это чья-то собственность? — во мне нарастало раздражение. — Та, о которой ты говоришь? Хотя я не знаю, о ком.
Котик расхохотался.
— Ты, кажется, не понимаешь. Собственность или нет, но ты здесь бессилен.
Что за дьявольщина, подумал я. Неужели он говорит о Лесте?
— Кого ты имеешь в виду? Говори прямо, — скачал я.
Котик махнул рукой.
— А вот и кино.
Перед нами на тележках провезли две массивные кубические камеры. Из них выпирали широкие объективы, а по бокам мастились колёса и ручки. Дальше следовала осветительная аппаратура. Несколько человек бегали по двору, разматывая провода.
Трое в средневековых плащах возвращались обратно. Один остановился и внимательно посмотрел на меня.
— Я пошёл, — буркнул Котик и моментально исчез.
Люди в плащах подошли, обступили молча. Один наконец сказал:
— Идите за нами.
— Куда? — спросил я.
— Узнаете.
— Но я не собираюсь никуда идти. Мне пора домой.
— Пойдёмте. — Они схватили меня за локти.
— Что такое? — я попытался освободиться. — Оставьте меня!
— Не заставляйте прибегать к силе, — тихо сказал один.
Мы направились к дому. Тёмными коридорами мимо каких-то зеркал и смутно белеющих статуй меня провели в комнату. Высокий потолок, светлые стены, на них тарелочки и картины. В кресле с высокой спинкой сидел человек. Свеча в тяжёлом подсвечнике давала неясный свет. Лицо человека различить было трудно, я только заметил, что на плечах его взблескивали эполеты. Те самые эполеты.
— Вы Гладышев? — спросил я.
Он молча смотрел на меня.
— Что происходит?
Он снова молчал, а потом спросил глухим простуженным голосом:
— Зачем вы явились сюда?
— Посмотреть на съёмки.
— Ложь. Ваша цель другая.
— Что вам, в конце концов, надо? — спросил я.
— Ваша цель нам известна.
— Тут какая-то путаница, — сказал я. — Вы принимаете меня за другого.
— Ваша цель нам известна, — повторил он.
— Раз так, то какая? — спросил я.
— Сержант! — крикнул он.
В глубине комнаты отворилась дверь, и там появилась фигура.
— Как чувствует себя госпожа?
— Госпожа с гостями.
— Позовите её.
— Но, капитан…
— Это необходимо.
Дверь закрылась.
— Оказывается, вы капитан, — сказал я.
— Я капитан, это верно, — ответил он.
— Послушайте, Гладышев, — сказал я. — Вы можете нацепить погоны, но это не значит, что можно хватать любого человека. Что вам, в конце концов, нужно? Занимайтесь своим кино.
