– А я и не знала, что тебе известно мое имя.
– Ты многого еще не знаешь, Ленни. – Он улыбается и прижимает указательный палец к моим губам.
Мое сердце улетает на Юпитер, но тут он убирает палец, разворачивается и уходит обратно в гостиную. Ого! Это то ли самый дурацкий, то ли самый романтичный момент в моей жизни. Я склоняюсь ко второму варианту, потому что я стояла там как чурбан, ноги у меня подкашивались, и я недоумевала, поцелует ли он меня наконец или нет.
Я совершенно не могу себя контролировать.
И мне не кажется, что обычные люди так проводят время траура.
Когда мои ноги снова обретают способность передвигаться, я иду в Убежище. К счастью, бабуля не учуяла в комнате никаких особенно несчастливых предметов, а потому оставила это место почти нетронутым. Особенно мне повезло, что она не стала передвигать вещи Бейли. Я сразу направляюсь к ее письменному столу и говорю с рисунком мамы-исследователя (раньше мы так иногда обращались к Полумаме).
Сегодня женщине на вершине горы придется превратиться в Бейли.
Я сажусь и говорю ей, как мне жаль. Говорю, что не понимаю, что со мной происходит, что с утра я первым делом позвоню Тоби и отменю нашу встречу. Еще я говорю, что совсем не хотела думать того, что подумала в лесу, и что я бы все на свете отдала, лишь бы она познакомилась с Джо Фонтейном. Что угодно. И потом я опять прошу у нее прощения, прошу дать мне знак, пока список моих непростительных мыслей и действий не стал таким длинным, что спасти меня будет уже невозможно.
Я смотрю на коробки. Знаю, что когда-нибудь мне придется ими заняться. Я делаю глубокий вдох, изгоняю все мрачные мысли из головы и берусь за деревянные ручки верхнего ящика. И сразу думаю про Бейли и про свое обещание не совать нос в ее дела. Я ни разу его не нарушила, хотя вообще-то я страшно любопытна. В гостях я вечно открываю аптечки, заглядываю за шторки душа, открываю ящики и шкафы при малейшей возможности. Но с Бейли я всегда придерживалась условий договора…
Договоры. Мы столько их заключали, и я столько их теперь нарушаю. А как насчет тех, что заключаются без слов, без мизинчиков, иногда даже бессознательно? Мою грудь разрывает от чувств. Какие там разговоры с рисунками! Я достаю телефон, набираю номер Бейли и нетерпеливо жду, когда она закончит цитировать Джульетту. У меня пылают щеки, и внезапно я слышу собственный голос: «Что случается с сопровождающим пони, когда скаковая лошадь умирает?» В моих словах столько ярости и отчаяния, что мне сразу же хочется (какая нелепость!) стереть сообщение, чтобы сестра его не услышала.
Я медленно выдвигаю ящик, заранее страшась того, что могу там найти. Того, о чем она еще молчала, пугаясь самой себя, которая сломя голову несется нарушать все данные обещания. Но внутри просто разная мелочь. Незначительные предметы: несколько ручек, пара программок из кловерского театра, билеты на концерты, адресная книжка, две визитки. Одна от зубного врача – с напоминанием о дате следующего визита. Другая – от Пола Бута, частного детектива из Сан-Франциско.
Что за хрень?!
Я вынимаю визитку. На обратной стороне рукой Бейли написано: 4/25, 4 часа, комната 2Б. Зачем ей частный детектив? Единственная причина, которая приходит мне в голову, – чтобы найти маму. Но зачем? Мы обе знали, что дядюшка уже пытался, всего несколько лет назад, и сыщик сказал ему тогда, что отыскать ее просто невозможно.
Тем днем, когда дядя Биг рассказал нам про детектива, Бейли пребывала в полной ярости. Она кругами носилась по кухне, пока мы с бабушкой собирали в огороде горох к обеду.
– Я знаю, что ты знаешь, где она, – объявила она бабуле.
– Но откуда же мне знать, Бейлз?
– Да, откуда ей знать, Бейлз? – эхом повторила я. Терпеть не могла, когда бабушка с Бейли ругались, а сейчас дело явно шло к этому.
– Я бы могла пойти за ней. Я бы могла найти ее. Я бы привела ее обратно. – Она схватила стручок и запихнула в рот.
– Ты бы ее не нашла. И не привела бы обратно. – Дядя Биг стоит в дверном проеме. Его слова звучат библейским пророчеством. Интересно, долго он так стоял и слушал?
– Откуда ты знаешь? – Бейли подошла к нему ближе.
– Я пытался, Бейли.
Мы с бабулей перестали срывать горох и смотрим на дядю. Он проковылял к столу и сел. Похож на великана в детском саду.
– Несколько лет назад я нанял частного детектива. Хорошего. Решил, что сообщу вам, если что-нибудь выяснится. Но он ничего не смог сделать. Сказал, что потеряться проще простого, если не хочешь, чтобы тебя нашли. Он думает, что Пейдж поменяла имя и, возможно, страховой номер… – Дядя Биг побарабанил пальцами по столу. Тихие раскаты грома. – Откуда нам знать, жива ли она вообще? – Дядя проговорил это вполголоса, но прозвучало это так, словно он заорал, стоя на вершине горы.
Странно. Мне никогда эта мысль не приходила в голову. Бейли, я думаю, тоже. Нам всегда говорили, что мама вернется, и мы искренне в это верили.
– Она жива. Она совершенно точно жива, – сказала бабуля дяде. – И она вернется.
Я снова заметила недоверие на лице Бейли.
– Но почему ты так уверена, бабуль? Ты же явно что-то знаешь, если так уверена.
– Материнское сердце. Понятно? Просто знаю, и все тут…
Я кладу карточку обратно в стол, беру святого Антония и ложусь на кровать. Ставлю статуэтку на ночной столик. Почему у нее было столько секретов от меня? И как я могу на нее злиться за это? Да вообще за что угодно. Хоть на секунду.
(Найдено в футляре для кларнета, на коричневом бумажном пакете)
(Написано на скомканном листке бумаги, найденном в ботинке в шкафу Пенни)
День, в который все произошло, начинается (как и все дни в последнее время) с того, что Джо тихо стучит в дверь. Я перекатываюсь на другой бок и выглядываю из окна: в утреннем тумане газон пуст. Видимо, пока я спала, всю мебель перенесли обратно в дом.
Я спускаюсь вниз. Бабуля сидит на своем обычном месте на кухне, голова ее замотана полотенцем. Сжимая в руках чашку кофе, она смотрит на пустой стул Бейли. Я присаживаюсь рядом:
– Пожалуйста, прости меня за вчерашний вечер. Я знаю, как тебе хотелось провести этот ритуал ради Бейли, ради нас всех.
– Все в порядке, Ленни. Мы еще проведем этот ритуал. У нас уйма времени. – Она берет меня за руку и рассеянно гладит меня по ладони. – А еще я, кажется, поняла, что приносит нам неудачу.
– Правда? И что же это?
– Помнишь маску, которую Биг привез из Южной Америки, когда изучал там эти свои деревья? Думаю, она проклята.
Я всегда ненавидела эту маску. На нее наклеены искусственные волосы, брови в изумлении приподняты, рот зияет рядом блестящих волчьих клыков.
– Мне всегда от нее было не по себе, – сообщаю я бабушке. – И Бейли тоже.
Бабуля кивает, но мысли ее, кажется, блуждают где-то далеко. Думаю, она меня не слушает. Это так непохоже на нее в последнее время.
– Ленни, – задумчиво начинает она, – у вас с Тоби все в порядке?
У меня внутри все сжимается.
– Конечно. – Я сглатываю и из последних сил стараюсь, чтобы мой голос звучал естественно. – А что такое?
Она прожигает меня внимательным взглядом:
– Не знаю. Просто вчера вы вели себя странно.
Блин. Блин. Блин.
– А Сара почему так давно к нам не заглядывает? Вы поругались? – продолжает она, погружая меня в пучину вины.
И как раз в этот момент на кухню заходят дядя Биг с Джо. Мои спасители!
Дядя говорит:
– Мне кажется, мы сегодня наблюдали признаки жизни в пауке номер шесть.
– Клянусь, он дергался, – подтверждает Джо.
– Тебя чуть родимчик не хватил, ты подпрыгнул так высоко, что мог протаранить крышу. Но это, наверное, просто ветерок: букашка все еще мертва. И Ленни-цветок никак не оклемается. Надо пораскинуть мозгами. Может, поставим его под ультрафиолетовую лампу?
– Привет.
Джо подходит ко мне со спины и кладет руку на мое плечо. Он смотрит на меня с такой теплотой, что я улыбаюсь. Наверное, я буду продолжать улыбаться ему, даже когда меня вздернут на виселице (а я не сомневаюсь, что меня ждет именно такая судьба). Я на секунду накрываю его руку своей и вижу, что бабуля заметила это. Она встает, чтобы приготовить завтрак.
Я почему-то чувствую вину за пепельный омлет, которым нам приходится давиться. Будто я сбила нашу семью с пути выздоровления, на который мы встали только вчера. Джо с дядей продолжают шутливую беседу о воскресших жуках и взрывающихся тортах (похоже, им это никогда не наскучит!). Я старательно избегаю бабулиного подозрительного взгляда.
– Мне сегодня рано на работу. Мы обслуживаем вечеринку у Дуайеров, – сообщаю я своей тарелке и боковым зрением вижу, что бабушка кивает.
