– Просто был засушливый сезон, вот и все, – бормочет она себе под нос.
Я поворачиваюсь. Бабушка посыпает сахаром клубнику с малиной; лицо у нее такое же пунцовое, как и ягоды.
– О боже, бабуля! Ты что, втюрилась?
– Нет, конечно!
– Врешь. По глазам вижу.
Она разражается своим диким кудахтающим смехом:
– Вру! Ну а ты чего хотела? Ты тут слюнями исходишь по Джо, а теперь еще и Биг с Дороти… Может, я и подхватила вашу заразу. Любовь – заразная болезнь, это всем известно, Горошинка. – Она широко улыбается.
– И кто же он? Вы познакомились тогда, в салуне?
Тогда она единственный раз вышла в люди. А по Интернету бабуля не знакомится. Ну, я, по крайней мере, так думаю.
Я упираю руки в бока:
– Если ты не расскажешь сама, я пойду к Марии. Ей известны все кловерские сплетни.
– Пощади, Горошинка! – пищит бабушка.
Мы еще много часов посвящаем пирогам, тортам и пирожным, но, как я ни допытываюсь, бабушка, загадочно улыбаясь, по-прежнему молчит.
Когда мы наконец заканчиваем, я беру рюкзак (приготовила заранее) и иду на кладбище. Дойдя до тропинки, я пускаюсь бегом. Солнце пятнами пробивается сквозь листву, и я бегу через свет и тень, через тень и свет, через полыхающее бесцеремонное солнце и призрачную печальную тьму, и снова на солнце, и опять в тень, от одного к другому, и через участки, где они сливаются воедино в изумрудно-зеленом лиственном сне. Я бегу и бегу, и ткань смерти, что так плотно обвивала меня многие месяцы, начинает понемногу разматываться и спадать. Я бегу, быстрая и свободная, застыв во мгновении тайного пронзительного счастья. Ноги мои едва касаются земли, и я лечу от секунды к секунде, минуте, часу, дню, неделе, году моей жизни.
Я выбегаю из леса на дорогу к кладбищу. Горячее летнее солнце лениво разливается на мир, сочится через деревья, отбрасывающие длинные тени. Стоит теплый день, и воздух напоен густыми ароматами сосны и эвкалипта. Я иду по тропинке, петляющей между могил, и слушаю гул водопадов. Помню, что для меня было очень важно похоронить Бейли там, где она сможет видеть и слышать реку, чувствовать ее запах.
Кроме меня, никого нет на этом маленьком кладбище на холме. Я этому рада. Кладу рюкзак на землю и усаживаюсь рядом с могильным камнем, прислоняюсь к нему головой и обвиваю руками, точно играю на виолончели. Камень такой теплый! Мы выбрали его, потому что в нем была маленькая ниша, что-то вроде мощевика, с металлической дверцей, на которой изображена птичка. Чуть выше выбиты слова. Я пробегаю пальцами по имени моей сестры, по ее девятнадцати годам, а потом по словам, которые я несколько месяцев назад написала на листке бумаги и отдала бабуле в похоронном бюро: Цвет необычайности.
Я беру в руки рюкзак и вынимаю маленькую записную книжку. Я скопировала туда все письма, которые бабушка написала маме за шестнадцать лет. Я хочу, чтобы они были у Бейли. Я хочу, чтобы она знала: не будет никогда историй, в которых у нее не было бы роли. Что она повсюду, как небеса. Я открываю дверцу и кладу блокнот в нишу. Слышу какой-то скрежещущий звук. Я засовываю руку внутрь и достаю кольцо. У меня внутри все обрывается. Какое восхитительное украшение! Оранжевый топаз размером с желудь. Как же оно подходит Бейли! Наверное, Тоби сделал его на заказ. Я держу кольцо на ладони, и меня пронзает мысль о том, что она никогда не видела его. Наверное, Тоби решил дождаться, когда они сразу скажут нам и о свадьбе, и о ребенке. О, как бы хвасталась этим кольцом Бейли! Я кладу его на камень, и топаз, поймав солнечный луч, освещает янтарными отблесками слова на надгробии.
Я пытаюсь не пустить бескрайнюю скорбь в сердце, но не могу. Как же сложно не горевать о потерянном, а восхищаться тем, что было.
Я так скучаю по тебе, говорю я ей. И мне невыносимо думать, сколько всего ты еще пропустишь.
Я не знаю, как мое сердце выдерживает это.
Я целую кольцо, кладу его обратно в нишу рядом с блокнотом и закрываю дверцу с птичкой. Снова залезаю в рюкзак и достаю комнатный цветок. Он совсем поник, осталась всего пара почерневших листьев. Я подхожу к краю обрыва и встаю прямо над водопадами. Вынимаю растение из горшка, стряхиваю землю с корней, хватаю его покрепче, завожу руку за спину, набираю побольше воздуха в легкие. Вытягиваю руку вперед. И разжимаю пальцы.
(Найдено на кровати в лесной спальне)
(Найдено в бомбоубежище Джо, в мусорке: Ленни разорвала листок на клочки)
(Найдено вновь на столе Джо: листок склеен скотчем, поверх текста идет надпись: «ТУПОРЫЛОСТЬ»)
(Найдено в застекленной рамке в шкафу Джо, где остается и поныне)
Светлая тебе память, Барби Стайн, которая, как небеса, находится повсюду.
Мне бы хотелось поблагодарить:
В первую очередь, моих родителей, всех четверых, за их безграничную любовь и поддержку: моего прекрасного папу и Кэрол, мою великодушную маму и Кена. Всю мою семью за их беззаботное чувство юмора и стойкость: моих братьев Брюса, Бобби и Энди, их жен Патрисию и Монику, племянницу Лину и племянников Адама и Джейка, моих бабушек и дедушек, в особенности неподражаемую Сил.
Марка Рутье за бесконечную радость, веру и любовь.
Моих удивительных друзей, мою вторую семью, за каждый день и все, что они делают: Эми Хукер, Энн Розенталь, Бекки Макдональд, Эмили Рубин, Джереми Квиттнера, Лэрри Дуайра, Мэгги Джонс, Сару Микельсон, Джули Реган, Стейси Дорис, Марицу Перез, Дэвида Бута, Александра Стэдлера, Рика Хередиа, Патрисию Ирвин, Джеймса Фэррона, Лизу Штайндлер и Джеймса Эссэтли, по которому мы так скучаем. Моих остальных родственников: Рутье, Гринов и Блоков… и многих, многих других, всех и не упомянешь.
Патрисию Нельсон за круглосуточный смех и юридические советы, Пола Фойерверкера за восхитительную эксцен-
тричность, шумные пирушки и бесценные экскурсы в жизнь оркестров, Марка X. за непревзойденный музыкальный талант и первую любовь.
Преподавателей, сотрудников и студентов Вермонтской академии изобразительных искусств, а особенно моих наставников-чудотворцев: Дебору Уайлс, Брента Хартингера, Джули Лариос, Тима Уинн-Джонса, Маргарет Бешар и внештатного преподавателя Джейн Йолен. Моих одногруппников, мастеров неожиданного сюжетного поворота, особенно Джилл Сантополо, Кэрол Линч Уилльямс, Эрика Толкина и Мэри Йоргенсен. Сотрудников Вермонтской академии в Сан-Франциско. И Марианну Баер – ангела по ту сторону моей клавиатуры.
Прочих невероятных учителей и профессоров: Регину Виганд, Брюса Бостона, Уилла Эриксона, Арчи Аммонса, Кена Макклейна, Филлис Яновитц, С. Д. Райта и многих других.
Всем, кого я упомянула выше, кто вдохновлял меня на книгу и не только на нее, – огромная благодарность.
Я глубоко признательна следующим людям:
Моим клиентам в литературном агентстве «Манус и партнеры», а также моим восхитительным коллегам: Стефани Ли, Дине Фишер, Пенни Нельсон, Терезе ван Эген, Джанет и Джастину Манусам и, в особенности, Джиллиан Манус, которая не ходит, а танцует на воде.
Алише Нихаус, моему гениальному редактору, за ее энтузиазм, глубокомысленность, проницательность, доброту, чувство юмора и за то, что превращала каждый этап работы над книгой в настоящий праздник. Всем в издательстве «Диал» и в отделе детской литературы издательства «Пенгвин Букс» за то, что изумляли меня на каждом восхитительном шагу нашего совместного пути.
Эмили ван Бик из «Пиппин Пропертиз» за то, что она – лучший литературный агент на свете! Я навеки покорена ее жизнерадостностью, гениальностью, свирепостью и ми-
лосердием. Холли Макги за ее увлеченность, юмор, здравый смысл и душевность. Елене Мехлин за ее закулисную магию и поддержку. Джейсон Дрейвис из агентства «Монтейро Роуз Дрейвис» за дальновидность и ошеломляющие знания.
Дамы из «Пиппин Пропертиз», вам просто нет равных!
И наконец, особо прочувствованное, переходящее все разумные границы «спасибо» моему брату Бобби: тому, кто умеет верить по-настоящему.
