Всё по отдельности находило объяснения. А на душе неспокойно. Отношения с Людмилой. А что? Не он же инициатор. Напрягает? Так сведи к минимуму – надо же физиологическую потребность отправлять. Она для этого подходит – лучше не придумаешь! А вот тут-то и вылезает гниль. Она, несмотря на всю свою взбалмошность, очень искренна с ним. Отдаётся без оглядки. Любит как умеет. Она не виновата, что тебе её мало – не в плане секса, а по жизни. Нельзя использовать любовь, если не готов ответить той же монетой. Лучше сейчас разрубить этот узел, даже если потом будешь жалеть и скучать по её ласкам. Ты всё равно не любишь, так будь честен и с собой, и с ней. Неправильно брать и не платить.
Объяснился – и полегчало. Он ещё не знал, какую цену придётся заплатить за свою честность.
* * *
– Васильева, пошли обедать. От работы кони дохнут!
Голова в мелких кудряшках просунулась в дверь и позволила себе идеологически не выверенную фразу, лишь убедившись, что на кафедре никого, кроме подружки-лаборантки, не наблюдается. И оказалась очень неправа – она поняла это, увидев круглые от ужаса Сонькины глаза. А вслед за ними – выходящего из-за шкафа с подшивкой периодики в руках Григория Алексеевича Фурсенко, доцента кафедры зарубежной политэкономии, а по совместительству секретаря парткома факультета. Голова панически застыла, не зная, спасаться бегством или сдаваться на милость строгого судьи.
– Заходите, милочка. Что ж на пороге-то застыли? Если не ошибаюсь, вы Ирина Блажко, дочь Ивана Савельича?
– Да, извините, я думала, тут никого нет, – совсем смешалась ещё мгновение назад столь бойкая девица.
– А тут никого и нет. Только я и ваша подруга, – ехидно подначил вредный Григорий Алексеевич, привыкший извлекать выгоду из любой ситуации. – Странно, что так рассуждает дочь очень уважаемого мною Ивана Савельича, отвечающего как раз за воспитание московской молодёжи. Разве честный труд, пусть и сельскохозяйственных животных, может служить объектом для насмешек?
У девицы окончательно испортилось настроение. Сущий пустяк грозил перерасти во что-то очень неприятное. Надо же было так нарваться. И главное, на кого – хуже не придумаешь.
– Вы вот что, милочка, передайте наш разговор вашему папе. Я думаю, он проведёт с вами беседу по-отцовски. А заодно моё искреннее почтение.
Вот же мерзавец – на пустом месте выдоил, что теперь второй секретарь московского горкома комсомола, отвечающий за идеологию, – весьма заметное лицо во властной иерархии столицы – имеет перед ним небольшой должок. Девушка, однако, с облегчением вздохнула: дело не будет предано огласке – это главное, а папа всё решит, в этом она не сомневалась. Папу она не боялась. Он обожал единственную дочь, исполняя все капризы, и был с ней чрезвычайно мягок. Чего нельзя было сказать про его отношение к остальным миллионам московских комсомольцев. Иван Савельевич Блажко умел и любил «снять стружку», как он привык выражаться.
Отвязавшись от противного доцента, девчонки направились в столовую, находящуюся в соседнем здании, куда можно было попасть по внутреннему переходу. В очереди на раздачу к ним присоединилась ещё одна подружка. Они все были первокурсницами вечернего отделения и имели массу общих тем для разговоров.
Перво-наперво была пересказана только что случившаяся сцена. Только выглядела она теперь как хитроумная издёвка над туповатым занудой. При этом Ирочка обещала преподнести это папе в таком свете, что гадкому доценту не поздоровится. Всё-таки папа был почти небожитель или где-то рядом. Потом перешли к нарядам и со знанием дела обсудили иностранную моду. Познания в этой области черпались из зарубежных журналов, привозимых родителями из регулярных загранкомандировок.
Наконец дело дошло до перемывания косточек однокурсникам. Досталось всем, кроме небольшой компании «своих мальчиков», возглавляемой Пашей Воробьёвым, который был мечтой всех девочек курса. Паша – высокий стильный парень из семьи карьерного дипломата. Он по какой-то нелепой случайности не поступил в МИМО и вот теперь вместе с ними прозябал на вечернем в МГУ. Конечно же, на зарубежке. И понятно было, что он здесь не задержится, как, впрочем, и они. Паша два года прожил с родителями в Западной Европе. У него был свободный английский, он курил «Мальборо» и приезжал на занятия на собственном авто! И представляете, этот дурачок Романов с отделения планирования перед совместной лекцией во второй поточной аудитории вздумал с Пашей спорить! Это тот единственный на курсе лимитчик, что ли? Да ладно! Вы бы слышали, как он по-английски разговаривает со своим рязанским акцентом! А-ха-ха! Да нет же, он этот… как его… пензюк! А-ха-ха-ха! А о чём спорили-то? Да неважно, но Паша его уделал, вы бы видели! А-ха-ха! А вы в курсе, что Ганопольская устраивает сейшен в субботу? У неё предки на дачу сваливают. Да, на Николиной Горе. Естественно, приглашает. Будут все свои. Паша обещал парочку бывших одноклассников пригласить. Естественно, из двадцать пятой. Сейчас? Конечно, в МИМО. Что приносить? Ну, бутылку ликёра какого-нибудь. «Амаретто» или «Бейлис». И сигареты импортные захватите.
Обед закончился, и нужно было возвращаться к многотрудным обязанностям лаборанток кафедр, которые заключались… А впрочем, было не очень понятно, в чём они заключались, но на чтение модных журналов времени оставалось достаточно.
* * *
– Коровья туша состоит… Как вам уже должно быть известно, говядина делится на три сорта. Первый стоит два рубля за килограмм. Второй – рубль шестьдесят. И наконец, третий… Романов, вы что, спите? Мало того что пропускаете, так ещё и на занятиях не слушаете. Покажите, где в туше находится пашина? А к какому сорту она относится? Правильно, хорошо вас продавец-инструктор натаскал! А теперь я обращаюсь ко всем. Скоро аттестация. Надеюсь, вы все её успешно пройдёте. Но, чтобы не было неприятных неожиданностей, староста вам на перемене объяснит, что нужно делать. На этом официальную часть считаю законченной. Остальное придёт с опытом. А чтобы этот опыт не оказался негативным, сегодняшнее занятие мы посвятим тому, с чем вам обязательно придётся столкнуться в реальной работе. Точнее, не с чем, а с кем. Я имею в виду многочисленные проверяющие структуры. Тетрадки и ручки попрошу отложить. Вы все, наверное, уже знаете, что работников торговли курируют несколько организаций. В первую очередь это госторгинспекция, народный контроль и, конечно же, ОБХСС. Мы не будем ходить вокруг да около. Я познакомлю вас с приёмами и методами, которые использует каждая из этих организаций, чтобы, как у них принято выражаться, выводить торгашей на чистую воду. Не думайте, что я всегда читала лекции – сама двадцать лет отстояла за прилавком. И поверьте, опыт, которым я с вами поделюсь, дорогого стоит…
Ромка был ошарашен, но впитывал каждое слово. Остальные тоже затаили дыхание.
– …Как правило, вечером, когда много народу, а вы уже устали и внимание не то. И вот в очереди обычный забулдыга – в фуфайке, в кирзачах, на голове треух какой-нибудь. От него даже может попахивать… А вы на ручки его взгляните, не поленитесь. А ручки-то белые, чистые! И под ногтями чистенько! Бог вас упаси!.. Как правило, ходят парами. Мужчина и женщина. И в очереди стоят друг за другом. И вы сначала обвесите одного. А он специально продукты с прилавка не убирает, типа замешкался с авоськой. А вы уже вторую нахлобучили!
И тут вам – опа! Контрольная закупка! И свидетелей полна очередь. И понятых хоть отбавляй. И товар весь на прилавке, нетронутый. И двоих подряд. Вот вам и система!..
Но как?! Как она не боится такие вещи говорить? И ведь при всём классе!
– А сейчас я покажу вам фотографии работников торговой инспекции нашего района. У меня, конечно, не все имеются. Да и ротация у них идёт постоянно. Как видите, ничем не отличаются от обычных покупателей. Но постарайтесь запомнить лица. Это очень может пригодиться уже в ближайшем будущем.
Лекция закончилась аплодисментами. И заверениями, что они не забудут Ольгу Ивановну и, конечно, она может обращаться, когда они аттестуются и разлетятся по разным магазинам Октябрьского райпищеторга, который насчитывал их более полусотни – от Октябрьской площади до улицы Кравченко и от Шаболовки до проспекта Вернадского. Потом в коридоре староста объявил, что нужно сброситься на аттестацию – по двадцать пять рублей с человека. Дело добровольное, но кто решит зажать четвертак – тому аттестация не гарантирована.