— Еще раз перебьешь — хребет перебью! — пообещала ей Каллиопа. — И зубы выбью, если найду способ сделать это через скайп.
— Я больше не буду! — пропищала Эвтерпа.
— Будешь! — оборвала ее Урания. — Ты всегда всех перебиваешь. И если Каллиопа не освоит эту сверхзадачу по скайпу, то мне до тебя — полтора часа на машине, учти.
— И чо? Все бросишь, поедешь ей зубы выбивать? — растерялась Эвтерпа.
— Если вы немедленно не заткнетесь, я сейчас совершу что-нибудь… экстремистское… экстремистическое… найду экстремум и раздолбаю… Не забывайте, что мои сверхспособности причинять невыносимые страдания словом, признаны уголовным судом Российской Федерации!
— Мы уже в курсе, что ты можешь одним словом «Бум-с» устроить терракт. Поэтому тебе карточку заблокировали! — расхохоталась Урания.
— Так, а в чем произошли изменения? — поинтересовалась Клио.
— Хотела сказать, а после этого вот… возьму и не скажу! — проворчала Каллиопа. — Ладно, все равно скажу. Впервые, девочки, что-то сильно поменялась. Когда на меня наезжают, я знаю, что мне на бреющем полете надо дотянуть до аэродрома, дождаться, пока в скайпе загорят ваши зеленые огоньки. Сразу становится легче. Они бы меня уже раскатали под орех, им это вполне удавалось несколько раз.
— Но ведь все, что ты написала — сбывается! — упрямо твердила Клио.
— А мне-то что? — пожала плечами Каллиопа. — Какое мне дело до тех, о ком сбывается сказанное? Я, как и вы, ничего не могу сказать о себе. Но… главное изменение в том, что мы здесь приобретаем особое влияние, мы долго работали, писали, и действительность все больше походит на прозаическую ткань романа. Поэтому наша общая задача — как-то всем вместе дотянуть до счастливого конца. К нашему сожалению, этот счастливый конец должен произойти сам по себе, будто и без нашего участия вовсе. Мы его должны сочинить! Ни в одном романе, простите, герои не выходят с поклоном и проявлением признательности: «Спасибо нашему дорогому автору за наш счастливый конец!» Некоторые вообще остаются в претензии за все, что им пришлось пережить на страницах романа. Может быть, считают даже, что его автор объелся огурцов…
— Что вы вообще творите? — с порога палаты по-русски заорала на Мылина странная женщина.
По ее тону, он понял, что ворвалась к нему его адвокат Алла Давыдовна. Но свет сквозь повязку, в которой он проковырял для себя небольшую полоску без ваты, падал так, что казалось, будто возле порога судорожно машет крыльями большая черная птица с хорошенькой женской головкой.
— Вы с ума сошли? — мне сейчас приходится опровергать все, что вы наговорили на пресс-конференции! Полюбуйтесь! Ко мне напрямую лезут теперь с вопросами настаивает на необходимости содержания под стражей Александра Игнатенко! Мол, его поручители уверены, что он не собирается скрываться от следствия.
— А кто со мной обсуждал такие повороты дела? — зло поинтересовался Мылин у распушившей перья женщины-птицы. — Мне вообще не надо, чтобы Игнатенко говорил! Не стану объяснять, но мне это абсолютно не надо было! Договаривались, что грохнут Николая, а вместо этого вдруг берут Игнатенко! Кому нужен этот Игнатенко с его дешевыми профсоюзными петициями? Они еще намекали, что надо как-то помочь ударить по высоким покровителям Николая в правительстве! Донамекались! Мало того, что унизили мое человеческое достоинство, плеснув мочой, так еще и этого букашку Игнатенко выставили!
— Вы мне на нервы не действуйте, — почти ласково произнесла женщина-птица. — А то ведь я не посмотрю, что вы весь пострадавший. Мы честно пробовали сделать все, как договаривались сразу же после передачи у известной тележурналистки, где балерина Владимирская заявившая, что в театре работает система эскорт-услуг, поставлявшая молодых балерин олигархам для удовлетворения их похоти. А ваш дружок там Николай заявил, что против него развернута настоящая травля, а что травмы имеют весьма сомнительный характер… Но так получилось, что его дома не оказалось. Кто-то его тогда предупредил. Не понимаю, как это могло получиться…
— Так вы это скоро сделаете? Сколько можно ждать? — в отчаянии выдохнул Мылин.
— Боюсь, мы упустили время, — честно сказала Алла Давыдовна. — Нам буквально не хватило тех самых четырех дней, которые вы решили дополнительно провести в загородном отеле после Нового года. Николай уже не в нашей власти, придется довольствоваться Игнатенко. Я уже сделала заявление, что в целях расследованиях этого дела такая мера в отношении него необходима. Пока не приложены к делу часть документов медицинской и химической экспертиз, показания некоторых свидетелей. Как вы сами понимаете, сейчас никому не надо, чтобы он рассказывал о мерах воздействия на него, которые применялись при задержании, чтобы он публично на камеру признал свою вину… Да и незачем, чтобы он на каждом углу болтал о разного рода финансовых нестыковках в вашей деятельности. А пока сидит и лепит это под протокол — все зачитывается ему в мотив совершенного уголовного преступления.
— И мне пришлось заявить, будто я на первом допросе сказал, что подозреваю его! — на тон ниже заметил Мылин.
— Давайте договоримся, что больше вы ничего не будете сообщать, не посоветовавшись со мной! — прикрикнула на него Алла Давыдовна. — Если хотите по своему делу пойти все же потерпевшим, а не свидетелем обвинения! Как минимум. Мне уже сейчас приходится отвечать на серьезные обвинения! Все же считают, будто вы намеренно уклоняетесь от судмедэкспертизы, чтобы усугубить положение подозреваемого. Это, согласитесь, недалеко от истины, но зачем нам такая истина нужна? Я им таки говорю, что вы физически не можете пройти судебно-медицинскую экспертизу, поскольку находитесь на тяжелейшем лечении в Германии! А вы тут прессконференции устраиваете и выражаете недовольство, что наши замечательные органы правопорядка не того взяли!
— Но ведь как-то надо же переходить на того… кого с самого начала надо было… того, — неуверенно пояснил Мылин.
— И поэтому вы выступили с заявлениями, будто Николай вас шантажировал? — почти с ненависть поинтересовалась Алла Давыдовна, все больше походившая на огромную взъерошенную птицу. — А мне потом приходится объяснять, будто вы на Игнатенко вообще никогда не давали показаний! Понимаете, никогда! Я все говорю, что мы не знаем, почему следствие его арестовало. Даю понять, что там есть доказательства, но мы с ними не знакомы. Поскольку пока в целях раскрытия преступления это никому не сообщается, даже нам. Но выражаю уверенность, что точно были основания для его задержания, что следствие по определению не может без оснований держать его. А вы здесь пресс-конференции устраиваете и за следствие дело раскрываете!
— Я здесь лежу в этой повязке, мне никто ничего не говорит! — взорвался Мылин. — Я слышу только немецкую речь! Мне даже выйти не дают, а мы договаривались, что я смогу посетить Бельгию, Париж…
— О Париже не может быть и речи, — оборвала его Алла Давыдовна. — О Бельгии подумаем, но однозначно обещать не могу. Понимаете, сейчас вам надо заняться здоровьем, дистанцироваться от всего. А когда вы проявляете такую заинтересованность, там ведь возникают вопросы не только о том, почему вы сами не можете появиться на медицинской экспертизе. Там Игнатенко начинает требовать с вами очной ставки! Мы заявляем, что в очной ставке нет необходимости, поскольку Игнатенко задержали не по вашему оговору, а по результатам оперативно-розыскного материала.
— И что мне теперь делать? — с растущим недоумением спросил Мылин.
— Ничего! — безапелляционно ответила Алла Давыдовна. — Вы очень поможете и мне, а главным образом, себе, если ничего не будете говорить! Сейчас специально приехала, чтобы взять документ, что врачи не рекомендовали вам очную ставку с Игнатенко. Я уже сделала заявление для прессы, что если бы это было настолько необходимо и если бы врачи разрешили, а следствие уже провело бы эту очную ставку. Но вам ведь она не нужна?
— Не нужна! — подтвердил Мылин.
— Вот видите, как мы замечательно начинаем понимать друг друга, когда наши интересы совпадают, — с удовлетворением заметила Алла Давыдовна. — Хочу вас обрадовать, что в деле уже имеются результаты экспертизы жидкости, которой вас облили. Как и ожидалось, ею оказалась кислота. Немецкие химики это полностью подтвердили.
— Поэтому мне нельзя снимать повязку? — спросил Мылин.
— И чтобы не шокировать окружающих, — отозвалась Алла Давыдовна. — Ко мне все лезут с вопросами, как у вас со зрением, вы учтите! Я всем отвечаю, что даже смысла в вопросах не вижу! Как можно после кислоты вообще этим интересоваться? Кто б на вашем месте видел, если бы ему целую банку в глаза вылили? До чего люди наглые! Меня это всегда удивляло.
