– Ничего не надо! – дернулся на стуле о. Петр и опять был придавлен к нему усердными ребятами. – Отца отпустите!
– Каким образом? Вот стоят перед вами, вернее же – позади вас преданные революции и защищавшие ее во многих кровопролитных сражениях еще молодые люди… Они, может быть, несколько пьяны, но не осуждайте, не осуждайте их! Если бы вы знали, какую жуткую, нечеловеческую работу пришлось им выполнить нынешним ранним утром! Голиков прав: после такой работы непременно следует выпить и крепенько выпить, чтобы сбросить с души гнет тяжкой усталости, вредных сомнений, непозволительных колебаний. Эти вот превосходные люди и славные бойцы отчасти и по совету вашего братца вчера в Сангарском монастыре навестили старичка Гурия… Навестили?
– А как же! – отозвался Голиков.
– И спрашивали у него – не передавал ли вам на хранение Петр Боголюбов, священник, одну бумагу, известную как завещание Патриарха? Спрашивали?
– Еще как! – пьяно ухмыльнулся Голиков. – Искали у него в комнатушке.
– Нашли?
– Никак нет, товарищ Гусев!
– Теперь вам позвольте задать вопрос, Петр… э-э-э… Иоаннович… а где оно, завещание? В Москве известно, что оно у вас. Отдайте его нам, и ваши близкие будут живы и здоровы.
«Господи! – воззвал в душе о. Петр. – Не допусти… Пусть я. Я готов. Но не Анечку мою, Господи! Не сыночка, пока не рожденного! И не папу… Господи, сохрани их всех!»
– Молчите? – вкрадчиво спросил Гусев. – Напрасно. – Он откашлялся, затянулся и пристроил недокуренную папиросу на край чугунной пепельницы с головой косматого, разинувшего пасть льва. – Ваня, – кликнул он затем китайца, – развяжи попу язык.
Ванька-китаец, согнув в локтях руки, встал перед о. Петром.
– Нисево, нисево, – с блаженной улыбкой бормотал он. – Засем молсись? Нехолосо.
«И от этого самогоном разит», – успел подумать о. Петр и тотчас захлебнулся от короткого, страшного удара в грудь. На долгий миг замерло, а потом затрепетало сердце. Открытым ртом он жадно потянул воздух. После второго удара – в шею – он скорчился на стуле от пронзившей его боли. Третий удар китаец нанес ему в переносицу, и глаза о. Петра застлала чернота.
Когда он очнулся, перед ним стоял и улыбался Гусев и дул ему в лицо табачным дымом.
– Ну как, Петр… э-э-э… Иоаннович? Говорим или молчим?
– Отца… отпустите… – захлебываясь хлещущей из носа кровью, едва выговорил о. Петр.
– Папашку вашего? Старого попа? И эту даму в черном? Уже отпустил. Они ушли.
– Куда… – о. Петр попытался встать на ноги, но его снова заставили сесть, – …они… ушли?
– А где вы обещаете всем и каждому сказочную жизнь? На небе? Вот туда и ушли.
– Зверь… ты! – завопил и кинулся вперед о. Петр Боголюбов, но сзади его ударили в голову, и, потеряв сознание, он распластался на полу.
Маленькое высохшее тело о. Гурия лежало в высокой луговой траве недалеко от монастырских стен. Грузный ворон лениво клевал его откинутую правую руку.
Пожалуйста, пожалуйста, мой господин… Какой любопытный типаж. Русское лицо. Он, кажется, пьян. В этой стране все пьют. Я бы на их месте тоже пил (нем.).
О, да, да (нем.).
Да, да, это верно. Фараон (нем.).
Простите, пожалуйста, моя дорогая госпожа (нем.).
русская свинья (нем.).
Почему? Он протестовал! Он имеет право! (нем.).
Бедный! Он так одинок и несчастен (нем.).
Врата дьявола.
Нам крепость – наш Господь!
покойник.
Праведник должен много страдать (нем.).
самосознание, мышление, способность любви (лат.).
конечное основание (лат.).
Господи, куда идешь? (лат.)
Церковь всегда обновляется (лат.).
Нерон воскрес! (лат.)
Благословен Ты, Господь, Бог наш, Владыка вселенной, освятивший нас своими заповедями и давший нам заповедь о цицит! (иврит).
Благословен Ты, Господь, Бог наш, Владыка вселенной, освятивший нас своими заповедями и повелевший нам зажигать свечу в честь святой субботы! (иврит).
Слушай, Израиль: Господь – Бог наш, Господь один! (иврит)
Благословенно славное имя царства Его во веки веков! (иврит)
Люби Господа, Бога твоего, всем сердцем своим, и всей душою своей, и всем существом своим (иврит).
Кава – древняя еврейская мера объема; 9 кавов – около 20 литров.
Сидеть шива – в течение семи дней сидеть только на низкой скамейке (не выше трех ладоней или 24 см), на подушке или на полу.
Поминальная молитва.
Посему да укроет его Властелин милосердия под сенью крыл Своих навеки и приобщит к сонму вечно живых душу его. В Боге удел его! Да почиет он на ложе своем в мире! И скажем: Амен! (иврит)
Не менее десяти евреев в возрасте старше тринадцати лет.
Поминальная молитва.
В мире, который в будущем будет обновлен, где Он воскресит мертвых и поднимет их на вечную жизнь, и отстроит город Иерусалим… (иврит).
…и восстановит в нем Храм, и искоренит с земли служение идолам, и вернет служение Небесам на место свое; и будет Он, Святой и Благословенный, обитать там в царстве Своем и в великолепии Своем, при жизни вашей и в ваши дни, и при жизни всего дома Израиля, в ближайшее время. И скажем: Амен! (иврит).
Придите, братья, и, благодаря Бога, дадим усопшему последнее целование: он оскудел от родства своего и течет ко гробу, не заботясь более о суетном и о многострадальной плоти (церковно-славянский).
Да будет благословенно, возвышено, превознесено, возвеличено и прославлено Имя Святого, Благословен Он (иврит).
Выше всевозможных благословений и песнопений, восхвалений и утешений, произносимых в мире. И скажем: Амен! (иврит)
Да пребудет с небес великий мир и жизнь нам и всему Израилю. И скажем: Амен! (иврит).
Обычай, согласно которому близкие в знак скорби по умершему надрывают свою одежду.
Устанавливающий мир в высотах Своих, Он пошлет мир нам и всему Израилю. И скажем: Амен! (иврит)
Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится. Говорит Господу: «прибежище мое и защита моя, Бог мой, на которого я уповаю!» …Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень (церковно-славянский).
Не приключится тебе зло, и язва не приблизится к жилищу твоему. Ибо ангелам Своим заповедает о тебе – охранять тебя на всех путях твоих. На руках понесут тебя, да не преткнешься о камень ногою твоею. На аспида и василиска наступишь; попирать будешь льва и дракона (церковно-славянский).
