Заглянула в шкаф.
В моем хозяйстве — коробках с обувью, с платьями, со свитерами — явно кто-то рылся. Не разбросал, не перевернул вверх дном, но определенно открывал, просматривал и оставил в беспорядке.
Вечерняя сумочка и коричневая кожаная — обе пустые — стояли открытые. Я знала, из них ничего не украли. Там ничего не было. Но, как и коробки, их открывали, осматривали и поставили в шкаф, только не на место.
Я повернулась и не без душевного трепета обвела взглядом комнату.
Как насчет ценных вещей? Фотоаппаратов, книг? (Жемчуг и мамины перстни я держу в гостиничном сейфе.)
Всё здесь.
Но камеры открывали.
Слава Богу, пленки я уже вынула.
И слава Богу, что, рассчитывая попозже утром съездить в торговый центр и отдать пленки в печать, я заранее положила все четыре кассеты в холщовую сумку и взяла ее с собой в столовую.
Но если искали мои пленки — кто же тогда обыскивал комнату?
Я не смогу ответить на этот вопрос, пока сама не увижу отснятые кадры. Только тогда, возможно, сумею определить, что же именно на моих снимках так отчаянно хотел увидеть кто-то еще. Или, наоборот, не хотел.
62. Выше я уже дала общее описание этих фотографий, но тогда мне пришлось до поры до времени удовлетвориться беглым взглядом, брошенным на снимки, когда я получала заказ в киоске «срочного фото» в торговом центре. Прежде чем я вернулась в «АС», чтобы спокойно рассмотреть фотографии, произошло несколько событий.
Одно из них случилось на обратном пути из торгового центра в гостиницу. Я дважды миновала кордон на Холме Саттера, то бишь увидела его собственными глазами и даже кивнула полицейским. Какие бы «учения» они там ни проводили, все это безусловно держали в строжайшем секрете. Насколько я могла судить, они просто припарковали машины возле импровизированного желтого шлагбаума с красными мигалками, а сами стояли рядом и курили.
С тех пор как со мной стали случаться сердечные приступы, я не люблю садиться за руль — вдруг очередной приступ застигнет меня в машине. Больше всего я боюсь ударить чужую машину. И водить авто мне не следует. Я знаю. Но все равно вожу. Правда, езжу со скоростью похоронного катафалка. В смысле, тридцать миль в час. А то и меньше.
На дороге от «Пайн-пойнта», неподалеку от съезда к «АС», есть одно место, где хорошо просматривается все шоссе, до самого Ларсоновского Мыса. Панорама открывается ненадолго, зато предельно четко. И вот в ту минуту, когда обзор был оптимальным, я заметила приближающийся автомобиль.
Не то чтобы появление автомобиля вообще было для меня удивительно. Удивление вызвал этот автомобиль.
Ехал он даже медленнее меня, что само по себе примечательно. Водитель — поначалу просто тень, силуэт — оказался не кем иным, как Лоренсом Поли. Я узнала его по машине — изношенному, десятилетнему «бьюику», который заставляет меня сгорать от стыда, ведь принадлежит он члену моей семьи.
Лоренс — водителя хуже его на всем свете не сыщешь — смотрел не на дорогу, а на деревья вдоль обочины: сосны, ели, клены и буки, которые преобладают в лесах штата Мэн. Любоваться ими одно удовольствие, только не из движущегося автомобиля.
В конце концов мы настолько приблизились друг к другу, что взаимное узнавание стало неизбежностью. Иначе мы бы столкнулись. Лоренс с таким увлечением рассматривал деревья, а я — его, что мы оба напрочь забыли о дорожной ситуации. Хорошо, что Элси Норткотт, подъехавшая от гостиницы к развилке в твердом намерении вывести свой «фольксваген» прямо на шоссе, отчаянно нажала на клаксон. А то бы все три машины угодили в аварию.
Мой «вольво» и Элсин «фольксваген» уцелели. Но «бьюик» Лоренса вмазался в столбик ограждения.
Элси — наверняка потому, что избежала серьезной аварии, — благополучно не заметила этого небольшого инцидента, выехала на пайн-пойнтское шоссе и умчалась в сторону Холма Саттера, на ходу весело махнув мне рукой.
Я съехала на обочину, припарковала «вольво» и пошла посмотреть, какая помощь требуется бедняге Лоренсу.
Он уронил голову на руль, уткнувшись лбом в скрещенные руки.
— Ты цел? — спросила я.
— Цел, — ответил он, подняв голову.
Но что-то с ним было не так. Физически он не пострадал, просто очень глубоко задумался и, как видно, даже не осознал, что произошла авария.
— Что с тобой? Ты ехал словно во сне.
Лоренс не ответил. Медленно выбрался из машины и, пригнувшись, прошелся вокруг нее, осматривая повреждения. Их оказалось немного. Пострадало только одно крыло, его вдавило внутрь, почти до самого колеса.
Он закурил.
— Ты мне доверяешь, Ванесса?
Я слегка опешила и, немного подумав, спросила:
— Почему ты спрашиваешь?
— Я имею в виду… ну, вот ты стоишь разглядываешь мое крыло… доверишь мне вести твою машину?
— Ни в коем случае, — отрезала я.
Он стукнул кулаком по капоту «бьюика» и тяжело вздохнул — я почувствовала себя так, будто отказалась спасти ему жизнь или по меньшей мере душевное здоровье.
— Ладно, — сказала я, стараясь соблюдать осторожность, — почему ты хочешь вести мою машину?
— Хочу кое-что тебе показать. — Он взглянул на меня, как бы говоря: от этого, Ванесса, зависит все на свете. Ты не можешь сказать «нет».
Не знаю как, но я сразу поняла: то, что он хочет мне показать, имеет отношение к смерти Колдера.
Я отвернулась. У меня свои проблемы, связанные с этой смертью. Мне очень хотелось — и не просто хотелось, но было необходимо — спокойно рассмотреть свои фотографии, хотелось побыть одной, вздохнуть поглубже и сказать себе, что всё со мной будет хорошо. Однако я сказала «да».
63. Первым делом Лоренс достал из «бьюика» клюшки для гольфа и сунул их на заднее сиденье моего «вольво».
— Не спрашивай, — сказал он. — Погоди немного, я все объясню.
Мы сели в «вольво», и я предупредила, чтобы он открыл окна, если собирается курить. Он так и сделал, потом протиснулся за руль и повернул ключ зажигания.
— Куда мы едем? — спросила я.
— В «Пайн-пойнт-инн».
Ехали мы со скоростью 35 миль в час. Видимо, Лоренс решил, что кое в чем обязан мне уступить.
Добравшись до места — он так и не сказал ни зачем мы сюда приехали, ни что хочет мне показать, — мы развернулись, Лоренс заглушил мотор и закурил, а я, сложив веером конверты с фотографиями, пыталась отогнать удушливый дым. Минуты две царило молчание, потом он сказал:
— Пока я не стану ничего говорить. Просто хочу, чтобы ты огляделась по сторонам и сообщила мне, что видишь. Может быть, ты заметишь что-нибудь странное.
Я перестала обмахиваться, обвела взглядом окрестности.
— Ну, во-первых, я вижу два лимузина — «мерседес-бенц» и «БМВ» — у самого подъезда гостиницы. По-моему, это весьма необычно. В смысле, лимузины здесь появляются не каждый день.
— Хорошо.
— Еще там два полицейских автомобиля.
— Хорошо.
— И несколько… — Я подсчитала. — Пятеро довольно унылых мужчин в одинаковых костюмах, и все они сгрудились на ступеньках.
— Очень хорошо. Отлично. Что ж, можно ехать.
— Ехать?
— Угу. Обратно в «АС».
Он включил движок, машина тронулась.
— Я уже трижды побывал здесь сегодня утром, — сказал мне Лоренс. — Потому и взял клюшки для гольфа. На случай, если остановят. Клюшки вполне оправдывают мое появление.
Гольф-клуб «Пайн-пойнта» был слева от нас, справа тянулся лес, а за лесом — океан. При открытых окнах можно отчетливо различить шум прибоя.
— Будь добра, следи за правой стороной шоссе, — попросил Лоренс, — всю дорогу до поворота к «АС». Это очень важно: всю дорогу, не моргая.
Он вел машину, а я неотрывно глядела направо, хотя признаюсь, раза два все-таки мигнула.
Когда мы наконец снова были там, где «бьюик» врезался в ограждение, Лоренс остановился.
— Ладно, теперь рассказывай, что ты видела.
— Деревья.
— Это понятно. А еще что?
— Хиллиардовскую теплицу и питомник. Пансионат для престарелых «дочерей американской революции»[12] и… Больше ничего. Только деревья.
— Деревья, сплошные деревья. Так?
— Да.
— Хорошо. А помнишь, что доктор Чилкотт сказал вчера вечером, когда явился на пляж?
— Кажется, он сказал, что ехал по шоссе и увидел на пляже полицейские машины…
Я осеклась.
Лоренс улыбался.
Наверняка прочел у меня на лице долгожданную догадку: никто не мог «мимоездом» заметить на пляже полицейские машины. Потому что с дороги пляж не виден. Кроме деревьев, не видно ничего.
— О да, конечно. Понимаю.
— То-то и оно, — отозвался Лоренс. — Доктор Чилкотт откровенно врал.
64. Лоренс сказал, что это еще не все.
А я сказала, что с меня пока хватит.
