Дженни прошла по переулку и, вместо того чтобы идти к дому, свернула сначала на Бушнелл-стрит, а оттуда на Патнем-стрит. Холодало, пришлось застегнуть пальто на все пуговицы. Миновав три квартала Патнем-стрит, она очутилась перед зданием таким старым и унылым, что его можно было принять за бывший склад, если бы не вывеска: «Том и Эдди. Авторемонтная мастерская». Раньше она часто приходила сюда за Эзрой, но никогда не переступала порога, а ждала брата у въезда. Теперь же она вошла в темноту и огляделась. Том и Эдди, как она поняла, разговаривали с каким-то человеком в темном костюме; один из них держал в руке скоросшиватель. В глубине мастерской Джосайя Пейсон бил по крылу пикапа огромной резиновой кувалдой. Осколок воспоминания пронзил Дженни, загадочный обрывок давнего-давнего прошлого. Джосайя на школьном дворе яростно размахивает то ли обрезком трубы, то ли металлическим стержнем, со свистом рассекающим воздух, и выкрикивает какую-то несуразицу, а Эзра, защищая его, стоит между ним и толпой мальчишек. «Все будет о’кей, ребята, вы только уходите!» — говорит Эзра. А что было потом? Чем это кончилось? С чего началось? Она не помнила. А сейчас Джосайя орудовал кувалдой. Он был непомерно высокий и худой, точь-в-точь остов какой-то незавершенной скульптуры. Коротко подстриженные черные волосы торчали ежиком, костлявое лицо блестело, кривые, находящие один на другой зубы были так стиснуты, словно он собирался разгрызть их и выплюнуть.
— Джосайя!.. — робко окликнула она.
Он опустил кувалду и взглянул на нее. А может, куда-то еще? Глаза у него были черные, как вар, без век, восточного разреза. Не поймешь, куда они смотрят. Он швырнул кувалду на груду мешковины и, сияя от счастья, ринулся к Дженни.
— Сестра Эзры! — сказал он. — Эзра!
Она улыбнулась и зябко обхватила руками свои локти.
Джосайя остановился перед ней и провел пальцами по волосам. Руки у него были чересчур длинные.
— Как Эзра? — спросил он.
— Все о’кей.
— Ом не ранен, не…
— Нет.
Эзра был прав. Джосайя говорил вполне внятно, и голос у него был по-мужски низкий. Но он не знал, куда девать руки, — стал тереть их, словно пытался соскрести с ладоней грязь или машинное масло, а то и кожу. Она заметила, что Том и Эдди прервали разговор и с любопытством поглядывают на них.
— Выйдем, — предложила она Джосайе, — я дам тебе почитать его письмо.
Уже сгустились сумерки, но Джосайя все равно взял у нее письмо и пробежал глазами по строчкам. Между его бровями пролегла глубокая складка, будто продавленная острием топора. Она заметила, что старый комбинезон Джосайи тщательно выстиран, но брюки так коротки, что из-под них виднеются съехавшие белые носки и волосатые икры. Губы его с трудом смыкались, подбородок от напряжения вытянулся.
Он вернул ей письмо. Трудно сказать, что он там вычитал.
— Если бы разрешили, — сказал он, — я бы пошел с ним. С радостью. Но они сказали, я слишком высокий…
— Слишком высокий?
Надо же! А она и не подозревала, что из-за этого могут не взять в армию.
— Так что пришлось остаться здесь, — сказал он. — Но я не хотел. Не собираюсь ишачить в этой мастерской всю жизнь. Займусь чем-нибудь другим.
— Чем же, например?
— Пока не знаю. Наверное, подыщу что-нибудь вместе с Эзрой, когда он вернется из армии. Он часто заходил сюда ко мне. Глянет, бывало, на все это и скажет: «И как ты только выдерживаешь? Такой грохот. Надо подыскать тебе что-нибудь другое». Но я не знал, где искать. А теперь Эзра уехал. Грохот — это еще куда ни шло, плохо, что летом здесь жарко, а зимой холодно. И от холода у меня на ногах болячки и зуд.
— Может, это цыпки, — сказала Дженни.
Она уже ничуть не робела. Казалось, они с Джосайей знакомы всю жизнь. Она провела ногтем по сгибу письма Эзры. Джосайя смотрел то ли на нее, то ли сквозь нее и хрустел пальцами.
— Скорей всего, я наймусь на работу к Эзре, когда он откроет свой ресторан, — сказал Джосайя.
— С чего ты взял? Эзра и не думает открывать свой ресторан.
— Нет, думает.
— Ну зачем ему это? Соберется с силами, поступит в университет и станет учителем.
— Кто это тебе сказал? — спросил Джосайя.
— Мама. Она говорит, у него терпения хватит. Кто знает, может, он даже профессором станет, — сказала Дженни и тотчас засомневалась. — Ты же понимаешь, ресторан — это не на всю жизнь.
— Почему?
Она не знала, что ответить.
— У Эзры будет такой ресторан, куда люди станут приходить просто, как на семейный обед, — объяснил Джосайя. — Он будет готовить каждый день всего лишь одно блюдо и будет сам раскладывать еду по тарелкам, все самое сытное и полезное, как в настоящей домашней кухне.
— Это тебе сам Эзра сказал?
— Совсем как дома.
— Ну, не знаю… А может, люди ходят в ресторан, чтобы забыть о доме?
— Такой ресторан сразу прославится на весь город, — сказал Джосайя.
— Ты его не так понял, — сказала Дженни. — Как ты мог поверить в такую чушь?
И вдруг он без всякого предупреждения стал прежним Джосайей, таким, каким она его помнила. Голова у него дернулась вниз, как у марионетки с оборванными нитками.
— Мне пора, — сказал он.
— Куда ты спешишь?
— Не хочу, чтобы они на меня орали.
И, не попрощавшись, он вприпрыжку побежал в мастерскую. Дженни смотрела ему вслед с таким сожалением, как будто это был сам Эзра. Джосайя так ни разу и не оглянулся.
Коди писал, что его приглашают на переговоры в крупные корпорации. После окончания университета он хотел заняться коммерцией. Эзра сообщал, что может теперь свободно прошагать без отдыха два десятка миль. Перл и Дженни мало-помалу перестали удивляться, что он солдат. В конце концов, он из тех, кто терпеливо и безропотно выполняет свои обязанности. Напрасно Дженни волновалась. Мать тоже немного успокоилась.
— Как видно, все к лучшему, — сказала она. — Служба в армии зачастую идет парням на пользу, у них появляется возможность обдумать все как следует, собраться с мыслями. Вот увидишь, он вернется из армии и поступит в университет. А потом наверняка и сам захочет преподавать.
Дженни ни слова не сказала матери про ресторан.
После того, первого раза она еще дважды навещала Джосайю. После уроков заглядывала в мастерскую, и Джосайя выходил к ней на улицу; он стоял, размахивая руками и глядя куда-то вдаль, и говорил об Эзре.
— Я тоже получил от него письмо. Оно у меня дома. Пишет, их заставляют делать большие переходы.
— По двадцать миль, — уточнила Дженни.
— Да еще в гору.
— Наверное, он здорово окреп.
— Он всегда любил ходить пешком.
Когда Дженни зашла в мастерскую в третий раз, было почти совсем темно. Дженни задержалась на спевке. Джосайя собирался уходить. Он надевал куртку в крупную неяркую темно-синюю и бордовую клетку. Ей вспомнились куртки, которые носят мальчики в начальной школе.
— Этот Том… — Джосайя с ожесточением засунул кулаки в карманы куртки. — И Эдди тоже хорош. — Он быстро зашагал по тротуару. Дженни едва поспевала за ним. — Разговаривать по-человечески не умеют. И думать не желают, каково человеку, и знать не хотят, что чувства у него как и у всех других…
Дженни отстала, решив, что ему лучше побыть одному, но через несколько шагов он остановился и обернулся, поджидая ее.
— Я ведь живой человек? — сказал он, когда она поравнялась с ним. — Разве мне приятно, когда на меня орут? Вот жить бы где-нибудь в лесу, чтоб никто меня не дергал. Кругом тихо-тихо. А я бы разбил палатку, залез бы в спальный мешок…
Он повернулся и зашагал так быстро, что Дженни пришлось бежать за ним.
— Я совсем было решил уволиться, — сказал он.
— Почему же не уволился?
— Маме нужны деньги.
— Ну, ты бы мог найти другую работу.
— Не так это просто.
— Почему?
Джосайя не ответил. Они миновали плохонький ювелирный магазин, булочную, многоквартирный дом с приветливо светящимися в темноте окнами. И вдруг он предложил:
— Может, зайдешь к нам поужинать?
— Что? Нет, не могу.
— Эзра часто у нас ужинал, — сказал он, — пока не стал работать в ресторане, потом он уже не мог уходить по вечерам. Мама всегда рада была поставить на стол еще одну тарелку. В любое время. А вот твоя мама редко его отпускала. Она меня не любит.
— Ну…
— Может, все-таки зайдешь?..
Дженни остановилась и неожиданно для себя сказала:
— С удовольствием.
Джосайя нисколько не удивился (зато сама Дженни была потрясена). Промычав что-то, он помчался дальше. Космы черных волос торчали во все стороны. Он провел ее по узкой улочке, потом по незнакомому переулку.
С фасада дом Джосайи был очень похож на их — стандартный кирпичный дом с небольшим палисадником. Но они подошли с другой стороны, где он имел довольно обшарпанный вид из-за посеревшей деревянной пристройки, оказавшейся холодным тамбуром с потрескавшимся линолеумом на полу. Джосайя остановился, снял куртку, взял у Дженни пальто и повесил его вместе с курткой на крючки возле двери.
