— Программа обещает быть интересной, — сказал Лоренс. — Впрочем, тебя это не увлечет.
— Почему? Считаешь меня ханжой?
— Нет, но порно все же не для тебя.
— «Ночь в стиле буги» вовсе не похож на порнофильм. Он будет показан с возрастными ограничениями.
В указании ограничений просматривалась очевидная ошибка, поскольку именно оно и привлекало, побуждая нарушить запрет. Одно дело сказать: «Считаю, вам это не подходит», и совсем другое: «Запрещено!»
— Выходит на следующей неделе. Давай сходим! Знаешь, — Ирина встала и выключила телевизор, — расскажи мне лучше о конференции.
Лоренс пожал плечами:
— Одни банкеты. За исключением возможности посмотреть Сараево, пустая трата времени.
— Это ты говоришь о каждой конференции. Что вы обсуждали?
В глазах Лоренса появилось удивление.
— Все, что касается «формирования нации» и полиции. Если негодяям — или негодяям в прошлом, есть и такие — дать власть и оружие или закрыть глаза на то, что у них до сих пор есть власть и оружие, все это чревато серьезными последствиями. Понимаешь, если демократия навязана извне, а не стала результатом органичных изменений, то, какую конституцию и закон ни вдолби им в голову, стоит только отвернуться, и все станет так, как было. Босния сейчас озадачена вопросом, как НАТО их вытащит. Создавать государственные институты лишь на основе присутствия иностранной силы все равно что накрыть и сервировать стол, а потом думать, как вытащить скатерть, не разбив посуды.
Ирина частенько отключалась, когда Лоренс начинал рассуждать о международных отношениях. Он сказал бы, что «все пары делают это», имея в виду, что в семейной жизни часто приходится терпеливо слушать уже много раз слышанное. На этот раз Ирина слушала внимательно и была вознаграждена. О, ей не было никакого дела до Боснии, в царящей там неразберихе она ничего не понимала. Но Лоренс умел переходить к самому важному, а главным в его работе был, несомненно, он сам.
— Какой яркий оборот.
— Спасибо. — Лоренс смущенно опустил глаза. Ирина могла бы чаще делать комплименты. Ему дороги даже два слова одобрения, а ей они ничего не стоят.
— Там была Бетани?
На лице Лоренса появилось озадаченное выражение, словно он пытался перебрать в памяти всех гостей, хотя по телефону говорил ей, что приглашенных было немного.
— Э… да.
— Во что она была одета?
— Как я мог запомнить?
— Полагаю, вещей было мало.
— Полагаю, она была размалевана, как ты обычно говоришь.
— Настанет день, когда я заставлю тебя признаться, что ты считаешь ее привлекательной.
— Нет. Никогда. Слишком вульгарная. Не в моем вкусе.
Одна из сотрудниц института, Бетани Андерс, была шлюха с мозгами. Миниатюрная и почти всегда с ног до головы одетая в черное, она носила слишком короткие кожаные юбки с сапогами, любила ажурные чулки, воротники-«хомуты» и даже холодной зимой надевала блузки без рукавов, чтобы продемонстрировать скульптурные плечи. Лоренс был прав, Бетани выглядела вульгарно из-за обилия косметики и полных ярких губ. Несмотря на то что по улицам города бродит множество таких кошечек, в «мозговом центре» работало слишком мало женщин, и большинство из них предпочитали строгий стиль в одежде. В Черчилль-Хаус Бетани, несомненно, выделялась. Именно благодаря Бетани, чье имя Ирина всегда подчеркивала, Лоренс получил в разработку проект, за который никто больше не хотел браться. Железный занавес пал, а центр был переполнен специалистами по русской политике. (С падением Советского Союза Ирина ощутила понижение статуса. Она скучала по тому чувству постоянно присутствующей опасности.) Желая не только удержаться на плаву, но и отличиться, Лоренс штудировал книги об Индонезии, Стране Басков, Непале, Колумбии, Западной Сахаре и курдском регионе Турции и Алжире. Писавшая много о Северной Ирландии, Бетани научила его всему, что знала сама, поскольку для всех остальных в Черчилль-Хаус предмет ее работы в эпоху великого оптимизма Клинтона казался скучным, ненужным и тривиальным. Если у Лоренса есть желание продолжать заниматься темой терроризма, ему никто не запрещает.
У Ирины были дурные предчувствия по поводу решимости Лоренса взяться за работу, но в большей степени они касались чрезмерной опеки Бетани. По крайней мере, доктор Сука, как называла ее Ирина, вызывала в ней ту степень ревности, что равносильна развлечению. Стойкий Лоренс Тернер был из тех мужчин, что предпочтут скорее остаться, чем покинуть дом, в котором надежно и спокойно. А Ирина была тем самым домом.
— Мне кажется, ты ей нравишься, — язвительно заметила Ирина.
— Чепуха. Она флиртует даже с фонарным столбом.
Лоренс обладал блистательным интеллектом, но сексуальные возможности его были скромными — отсюда и хронически плохая осанка. Как ни старалась, Ирина так и не смогла добиться, чтобы он стал привлекательным в глазах других женщин, что казалось ей чрезвычайно волнующим. Если бы время от времени у него появлялось желание встряхнуться, то тогда она была бы не единственной…
— Пойдем в спальню, — провозгласила Ирина, собирая тарелки.
Лоренс взял стаканы, последний глоток вина стал символом возобновления воздержания.
— Но я не видел твою новую работу!
— Ах да, я хотела тебе показать.
Наивысшим наслаждением в работе для Ирины был момент представления ее Лоренсу. Отложив посуду, оба направились в ее студию.
— Ты ведь помнишь, о чем проект? — спросила она. — «Увидеть Красный мир»? Маленький мальчик живет в мире, где все голубое. Однажды он встречается с путешественником, пришедшим из мира, где все красное, и теряет покой. Разумеется, в конце они создают Фиолетовый мир. Незамысловатая история, но для иллюстратора просто мечта. Сегодня я закончила Красный мир.
— Бог мой, эти голубые краски великолепны. Напоминают Пикассо.
— Ну, это уж слишком, — смущенно пробормотала Ирина. — Хотя было непросто получить такое множество оттенков с помощью карандаша. Сейчас модно использовать те же инструменты, что используют дети, — фломастеры, карандаши, — чтобы показать, что и они могут так нарисовать.
— Вряд ли. — Не наделенный художественными талантами Лоренс всегда с восторгом относился к мастерству других.
— Вуаля. — Ирина перевернула страницу. — Красный.
— Ого!
Сегодня что-то произошло. Манера отличалась от работ недельной давности, словно рисунок был выполнен другой рукой. Путешественник из Красного мира освободил таившиеся внутри силы. Окруженная ореолом цвета индиго с тонкой полосой розового, высокая худощавая фигура шокировала. Даже пугала.
— Ты молодец, — с чувством произнес Лоренс. — Я бы очень хотел, чтобы ты работала с писателями, равными тебе по степени одаренности.
— Текст немного давил на меня. Возможно, мне бы даже понравилась идея, если бы в нем речь шла только о цветах. Я, как ребенок, завороженно смешивала краски, и получился по-настоящему новый цвет. Но меня не покидало чувство, что этот проект получил воплощение только благодаря смешению цветов в конце.
— В смысле, будем трахаться друг с другом и получим фиолетовых детей, так?
— Приблизительно.
— Вот здесь… — Лоренс изучал плод ее сумасшедшего дня; похоже, она была чем-то одержима. — Этот рисунок заметно отличается от голубого. Другие линии, стиль… — Да, Лоренс не был критиком. — Это ненормально. Разве так должно быть? Они не смотрятся вместе.
— Возможно. Но я лучше перерисую первый, чем выброшу второй.
— Ты настоящий талант. — Он погладил ее по голове. — Мне никогда так не нарисовать.
— Ну а я ничего не смыслю в «формировании нации», так что мы квиты.
Мама была бы довольна: подготовка к уединению была проведена с точностью хореографической композиции. Однако Ирина подумывала добавить к плавным движениям вальса нечто бодрящее, похожее на ча-ча-ча.
Готовясь к этому заранее, она навела порядок в спальне. Прошлым вечером она была так возбуждена, что побросала вещи на кресло. Взглянув на них утром, изуродованно смятых, она почувствовала отвращение. Принюхавшись, ощутила исходящий от юбки стойкий запах сигарет и бросила ее в корзину с грязными вещами. Дырочку на кофте уже не починить, поэтому она отправилась в мусорное ведро. Убирать вещи было так же приятно, как долго принимать душ, очень долго, пока с водой не стекла с нее вся внутренняя грязь.
Они разделись. К счастью, обнаженные тела друг друга уже не вызывали грубую похоть, скорее приятное волнение от предстоящего наслаждения. Именно поэтому ей казалось странным желание Лоренса сразу забраться в постель. Сердце забилось сильнее. Почему тщательно обдуманное предложение, которое она собиралась озвучить, стало казаться радикальным?
— Почитаем? — предложил Лоренс.
