Помню, когда я разводилась с мужем и жутко страдала, один хороший друг притащил меня к себе домой, напоил портвейном и сказал: «Чтобы прекратить все эти запарства, нужно с кем-нибудь трахнуться. Но пока ты будешь искать кого-то, сойдешь с ума. Так что…» Мы занялись сексом, а наутро я проснулась как новенькая. Даже похмелья не было. Жизнь заиграла новыми красками, а через пару месяцев у меня уже был новый роман.
А с тем парнем мы до сих пор дружим. Спасибо тебе, Леха!
По телику шел мультик, в котором то ли медведи, то ли зайцы топтались на месте и пели такую песню: «Мир хомяков, мир хомяков! Как чудесен этот мир!» Мотив здесь неважен, главное – петь радостно. Я спела про хомяков, обула кеды и вышла к людям. Светило солнце, играл духовой оркестр, нарядные пенсионеры танцевали вальс. Подростки толкались локтями и пили пиво. С развалов улыбались матрешки с лицом Гарри Поттера. Еще радостнее улыбался молодой таджик, несущий кошку в полиэтиленовом пакете в заведение «…аурма». В подворотне выступал щуплый дедуля с балалайкой и в соломенной шляпе: «Я Паваротти-Карузо наших дней», – брызгал слюной он мне в ухо и заливался арией собственного сочинения.
Домой идти не хотелось. Все вокруг так и бурлило. Совершенно бессмысленно, но так красиво! Я купила орешки кешью (они похожи на зубы доброго дракона, не замечали?). И вспомнила о людях, которых очень люблю. Заметьте, насколько очевидная ассоциация: орешки – люди…
«Мир хомяков, мир хомяков! Как чудесен этот мир!»
У меня много друзей, я говорила. Таких, которые время от времени звонят и спрашивают: «Ну, ты там че, обнаглела? Мы едем к тебе в гости, а то забудешь, как мы выглядим». И с днем рождения поздравляют, даже если мы уже 10 лет не виделись… Я люблю людей. А им нравится, что я их люблю, вот.
Расскажу про самого любимого друга, хоть я не выношу его рядом больше недели. Петька Мухин. Тощий, с зеленым ирокезом и косичкой в бороде. Человек-улыбка. Карнавалист. Фамилия его жены, кстати, Комарова. В их доме всегда что-нибудь да летает.
В начале 90-х он играл в одной малоизвестной фанк-группе и был суперзвездой местного масштаба. По вечерам мы собирались «на базе»: в подсобке обычного ЖЭКа, где хранились лопаты, ведра и прочая муть. Оклеивали стены клетками из-под яиц, рисовали углем на стенах первобытное граффити и бухали, конечно. В дальней комнате была сложена гигантская куча дворницких метел. Черных таких, помните? Мы забирались на самый верх и курили. А Петька написал веселую песню «Вениковое приседалище». Она стала хитом! Петька пел ее на сцене в полосатых гольфах, клетчатых шортах и носке на голове. Народ в зале поливал его пивом, а я снимала на видео, чтобы сделать фильм.
А потом я переезжала от бывшего. Родители прислали грузовик, чтобы забрать непосильно нажитое имущество: холодильник, шкаф, стиральную машину… Я звякнула друзьям, чтобы подгребли помочь. А они зассали. Ну семейные разборки, кому надо? Пришел только Петруха. Я говорю: «Да ну их, эти шмотки, давай выкинем на помойку, чтоб врагу не достались». А он поставил меня в сторонке, погладил по голове и ОДИН перетащил все в машину. А потом в мою квартиру на 7-м этаже. Он вообще худенький. Да и не считала я его своим другом до этого. Но когда увидела, как трясутся его натруженные руки и как его мутит от напряжения, сказала: «Я никогда этого не забуду!» Потом мы вместе пили пиво, и он нарвал мне тюльпанов на клумбе.
Прошло много лет с тех пор, и много чего с нами случилось. А я считаю его членом своей семьи, хоть ее у меня и нет. Иногда он звонит и просит денег, чтобы съездить к дочери в другой город. И я даю. А иногда поит меня водкой и кормит пельмешками. Просто чтоб встать посреди кухни, обняться и долго-долго стоять, не дыша. Между нами никогда не было эротических чувств. А любовь была. И есть.
Он вчера звонил – просто сказать, что у него все хорошо.
[18 апреля]
Крутизну не скроешь
Нас окружает очень много крутых людей. У кого-то машина за пол-лимона, и все невольно поджимают шею при виде такой сверкающей крутизны. Кто-то просто нереально красив и тощ, таким мы страшно завидуем и втайне боимся их. Мы уважаем человека за то, что он звезда, и всеми силами пытаемся расположить его к себе. Еще бы: пройтись под ручку с известным телеведущим – это ж кайф! Мы растем в собственных глазах, когда отшиваем чересчур доверчивых парней и пропиваем последнее в дорогих кабаках. Мы так хотим стать хоть немного круче: в одежде, в компании, в ничтожных достижениях на работе и даже в сетевых дневниках…
А все эти светские барышни с вечно сморщенными носиками: «Ой, а че Билан не приедет? А вы слышали, что Собчак на днях учудила? Дева-а-ач-ки, здесь тухляк!» Они реально считают себя подругами Маши Малиновской после того, как она оставила им телефон. От них так воняет дорогими духами, что можно быть уверенной: моль в их одежде никогда не заведется. А я считаю, проще надо быть, дорогие! Надела ситцевое платье, отстегнула накладные русы косы и – в поле, ромашки рвать! Только нюхать их надо не на крышке унитаза. И курить необязательно. Они и так вставляют.
А настоящая крутизна – это когда тебе, в босоножках за 500 баксов, не стремно подойти к валяющемуся на обочине мужику и спросить: «Ты че там, жив? Помощь не нужна?»
– Когда я рассказываю, что впервые поцеловалась в 17 лет, все говорят, поздно, – оборачиваюсь я к Юрасу при входе в супермаркет.
– Обычно это происходит в детском саду, – шепчет он мне на ухо, будто сообщает большой секрет.
– Зато я целовалась со всем классом! – победно выкрикиваю я. – Это было на последнем звонке. Мы выпили две бутылки коньяка на всех, парни стояли в очереди, а я их целовала. Из 16 человек двое оказались красавчиками. Один потом писал мне из армии письма, а второй… Второй – козел.
– С тех пор ты никак не можешь остановиться на ком-то одном. Вдруг следующий окажется лучше?
– Обычно так и происходит. Между прочим, тот колокольчик, что висел у меня на груди, я сохранила. С тех пор я собираю колокольчики.
– Это как-то связано с сексом?
– Нет же! Вот глупый!
В супермаркете мы берем большую тележку и бежим мимо витрин с диким визгом. Хватаем баскетбольные мячи из корзины и начинаем стучать ими об пол. Потом сражаемся на шампурах, как на шпагах. Продавец кричит: «Прекратите! Немедленно прекратите!», и мы выбегаем на улицу.
– Андреева, я украл жвачку, – сверкает глазами Юрас.
– Придурок! Хочешь, чтобы жена тебе передачки в тюрьму носила?
– Зато тааакой адреналин!
Мы набираем кучу вкусной еды и выпивки, чтобы поехать в гости к Кате. У нее всегда накурено и куча позитивных людей. Один из них – мой давний приятель Андрюха. Когда-то у нас с ним был быстротечный роман, но ничего из этого не вышло. Сегодня мы пьяны, веселы и почти свободны. Андрюха тащит меня в ванную. Кажется, у него стоит.
– Ты стала такая клевая! От тебя пахнет раем, – бормочет он, задирая мне юбку.
– Откуда тебе знать, как пахнет в раю, малыш?
Но Андрюха больше ничего не слышит. И мне приходится с силой швырнуть его в ванну. Я не злюсь. Его снова бросила какая-то телка. В такие минуты мужчине во что бы то ни стало надо доказать, что он привлекательный. И самый простой способ – трахнуть первое попавшееся тело. Но только не мое, и не сегодня.
Мне нравится раздевать мужчин безо всяких прелюдий. Просто брать и снимать с них штаны…
Один покроется пятнами, судорожно схватится за ремень. Потом подумает: «Когда такое еще случится?» и расслабит свои потные руки. Другой довольно откинется назад, всем видом показывая, что мне круто повезло, что я залезла в его ширинку. Третий начнет спрашивать, зачем мне все это нужно (ну не придурок ли?), а потом робко поинтересуется: «Ты что, в меня влюбилась?» Это чтобы найти хоть какое-то оправдание моим действиям. Я закиваю, хлопая ресницами. И даже скажу восторженное: «Мммм!»
А потом сделаю глаза щелочками и… надену его штаны назад. Потому что дальше изображать заинтересованность мне лень. Гораздо интереснее смотреть на лица мужчин со спущенными штанами.
Сижу в Макдоналдсе на втором этаже. Пью апельсиновый сок с похмелья, ем чизбургер. Руки трясутся. Танцующей походкой подходит бомж. И прямо, негодяй, ко мне. Видно, что-то родное в глазах рассмотрел. «Помогите, – говорит, – купить картошку фри». Не на хлеб, блин, не на водку даже. Гламурный. Лезу в кошелек, вскидываю на него недовольные глаза. Кидаю на стол 20 рублей. Не уходит: «Картошка, простите, 28 рубликов стоит. Извольте еще добавить». Тут меня разбирает смех. Я просто в голос ржу! Даю ему десятку со словами: «Соус какой будешь? Кисло-сладкий или сырный?» Улыбается. Хамло!
Вообще-то, я не умею искренне злиться. Даже если человек попытается меня убить, а потом изнасиловать (нет, лучше наоборот!), даже тогда я не смогу его ненавидеть.
