Своими усилиями (или даже жертвами?) укрепил эту семью – теперь распасться не дам! Иначе – какой сюжет?
Пошли вверх.
– Во! – Пека банку с пиявками приподнял. – Как эти поведут себя, погляжу.
Красавицы, конечно, неимоверные. Но что такого уж необычного он от них ждет?
– А что предыдущие? – я поинтересовался. Хотя тема пиявок мне не близка.
– Сдохли!
– От голода?
– Наоборот! Крови моей опились. Яду наелись. Ходячая таблица Менделеева я! Присосутся – и брык!
Да-а, вид у Пеки на этом курорте не слишком цветущий был.
– Так что же делать?
– Пришли! – Пека на часики глянул.
Стояли, как почетный караул.
– Хрена два бы я оттуда уехал! – злобно он произнес. – Без меня там все провернули. Я тут в Армению сунулся, землетрясение разгребать. Тысячи погибли. Бульдозеристы нужны. Что там творилось!
– Я видал…
– Что ты видал? Столько стран самую лучшую технику послали – ни одна единица до места назначения не дошла. На старом-ломаном работали! Возвращаюсь в рудник – то же! Вся новая техника не дошла. То же самое провернули, что и те, в Армении.
– Так где же все?
– Где все сейчас – в кармане у кого-то!
Думаю даже, что у кого-то, кто отсюда не очень далеко… Пеке, ясное дело, не сказал. Да он прекрасно все знал – было видно.
– И на меня и повесили! «Где все?» И кто, главное, выступил – Гумерыч!
Да, можно сказать – лучший друг!
– Права качать кинулся – в руднике завалили. Ума большого не надо – как заряды расположить. Инка умоляет: «Ради Митьки уедем». А тут еще суд…
– И что?
– Инка к Кузьмину кинулась… Спас. И – сюда.
«Все по нотам!» – я чуть было не вскричал. Да он знал!
– А что же народ?
– Безмолвствует. Мое дело теперь вот! – встряхнул пиявками.
– Я же предупреждал. Эх, если бы не тщеславие – бросил бы тебя!
– Ну да, только теперь мне и слушать тебя! До поры до времени всех устраивало…
Тяжело отдышался. Да, годы не зря прошли. Жизнь прошла, но не мимо. Во всяком случае, не мимо него… Нарисуем? Что рисовать?
– Спокойно, – заговорил я. – Мы с тобой тут такого навернем! Коррупцию наладим! Наверняка тебе… лектор нужен.
– На хера?
– Тебе-то, конечно, на хера, – демагогию я начал. – Но тебя на большую должность назначили, – польстил. – Теперь тебе без лектора никак нельзя!
Пека озадаченно засопел: мол, кто его знает? Лектор по коррупции?
– Если ты не будешь вести общественно-воспитательную работу среди отдыхающих, а особенно среди персонала, у тебя очень даже крупные неприятности могут быть.
Пека оробел. Что значит – не поднимайся высоко, будет откуда падать!
– Ты, что ли, лектором хочешь быть? – проворчал, но, мне кажется, обрадовался.
– Ну! А ты думал: я брошу друга?
– А я уже сбросил тебя со счетов, – проворчал Пека.
– Поторопился, – я произнес.
На галечную площадку, где мы стояли, выкатил микроавтобус «рафик». По белой лесенке в зарослях, с белыми плитами-ступеньками, сбежала Инна!.. Сердце захолонуло. Непринужденно чмокнула меня, словно и не расставались. Молодой грузин нес за ней чемоданы.
– Хорошо выглядишь! – оценила меня. А с какого рожна мне выглядеть плохо?
– Митька! Ты скоро? – крикнула вверх.
Я обмер. Десять лет не видел его… никогда, если быть точнее.
– Иду! – послышался ломкий голос.
Его голос! И застучали шаги. В деревянных сабо, что ли, спускается?.. Явился!
О, Господи! У меня с дочкой проблемы… а тут такой принц! Мой? Я, теряя контроль, прямо глянул на Инну. Она ответила отчаянным взглядом – а где ты был десять лет? Ну был… Сочинял. И сюжет мой поздно менять на другой. Свой бы выдюжить!
– Ты прямо опаздываешь, как большой начальник, – влюбленно глядя на сына, проговорила она.
Митя вдруг мучительно покраснел.
– Я никогда, – запальчиво произнес он, – не буду большим начальником, но никогда не буду и маленьким подчиненным!
Молодец! Такие мысли в десять лет! Весь в …! Умолкни.
– Это дядя Валера, я тебе как-то говорила про него, – сообщила ему Инна вскользь: мол, уезжаем отсюда, никаких здешних дядь можешь не запоминать. И Пека, тоже как некий дядя, стоял рядом с пиявками в банке.
– Иди завяжи шнурок, – только и сказала Инна, глянув на него.
Поставив банку, – луч солнца играл в ней, – Пека отошел покорно к ступенькам… хотя мог бы завязать здесь.
– Все, хватит! – сказала она, глянув на Пеку, но адресуясь мне. – Два раза уже давили его!
– В переносном, надеюсь, смысле?
– У нас в стране только хорошее бывает в переносном. А плохое – только в буквальном. Два раза засыпали буквально, породой!
– За что?
– У нас в стране… одного только тебя не за что. Остальных всех – есть за что. Некоторых даже многократно! А если ты такой святой… – Глаза ее вдруг заиграли. – Давай тогда с нами. Работу найдем.
Митя наконец-то увидел меня и смотрел изумленно, словно его осенило.
«Ну? – меня прошиб пот. – Тебе предлагают руку! И сына! Так что же ты?»
– А Пека как? – пробормотал я.
Подошел Пека с идеально завязанным шнурком.
– Ну вот, завязал, – произнес он как-то даже робко. Да, жизнь пообломала его. Как и каждого… но заметней на нем.
– Все! – Она его чмокнула. – Пиши! Приказ придет скоро. Гумилов не подведет. Обязан как-никак нам. Как только тебя назначат – бухгалтера гони! И вот этого – тоже! – шутливо, а скорее серьезно, ткнула в меня.
Подарить Мите книгу свою «Похождения двух горемык»? Но теперь-то зачем?
– До свидания, папа, – скованно Митя произнес. Мне лишь кивнул… А чего бы ты хотел, «за такие деньги»?! Стрельнув галькой, «рафик» уехал.
– Ну что, – банку приподняв, Пека глянул на подруг-пиявок. – Пошли подыхать?
Ко мне он со столь заманчивым предложением не обратился. Но куда он, туда и я. Красавицы-смертницы грациозно изгибались в банке, временами увеличиваясь, как под лупой, до размеров змеи.
– А ты не хочешь поставить? – Пека вдруг предложил.
– Угощаешь?
Во, коррупция началась!
– Хочу, чтобы твоей крови попили, – разоткровенничался он. – Может, тоже помрут. Может, они сами отравленные, в реке этой? – с надеждой глянул на мутную гладь.
Да, сразу высокую должность я ухватил: испытатель пиявок!
В низеньком флигельке за буйными зарослями крапивы поставили банку с пиявками на зарешеченное окошко. Банка увеличивала, как линза, и красавицы наши развевались там, как черные флаги.
Из клетушки с тряпьем вылез заспанный «фершал», хитрыми глазками-васильками смотрел на нас.
– Вот ему поставь! – Пека, как римский император, указал на меня.
– Так посторонним только с вашего приказу пиявки делать?
Видимо, это была одна из главных статей его дохода.
– А ты еще не понял, кто перед тобой? – Пека выпятил грудь.
От пиявок спина вздрагивает – холодные, брр! – потом они начинают жечь. Когда встаешь, слегка качает от слабости – вспомнил: как при малокровии в детстве. Я много бы дал, чтобы и мои пиявки сдохли тоже, но мои снова резвились в банке, а Пекины – безжизненно отвалились от него. Да, от такого соавтора не уйдешь! «Фершал» уложил их в картонную коробку, похожую на гробик, и, задумчиво почесывая нос, поглядывал на нас. Мол, когда уйдете-то? Мы молча встали с липких кушеток.
– Все, поздняк метаться! – Пека с окна схватил банку с оставшимися пиявками, размахнулся… но творить безобразия в рабочем помещении директору ни к чему. – Идем.
– Куда?
Куда – неважно, важно успокоить его!
– В болото их!
– Но они-то виноваты чем?
Спокойно, спокойно!.. У меня нервов нет. Проблемы лишь у других – должен их устаканивать.
– Может, кому другому пригодятся? – предположил я. Аргумент подействовал. Пека поставил банку. Часть гуманизма все-таки проявил. И «фершал» оживился.
– Там, – синея глазками, произнес, – ждет один…
– Разберусь! – отчеканил Пека.
В сыром садике на скамейке развалился мужик. К блаженству готовился: щурил глазки, сладко почесывался весь. Рубашка на пузе распущена. Ботинки на голую ногу, без шнурков… даже завидно. Вольготно живут! Увидел нас – и глазки сразу сделались стальные.
– Вы хто?
– Курортную книжку! – Пека неподкупную руку протянул.
– Так мы с Трофимычем…
– Забудь про него! – это я рявкнул. Тоже «заступил».
– Что там у тебя? – Пека строго указал на мешочек возле ботинка. Мешочек был поднят.
– Сушеный снеток.
– Сыпь. У тебя есть во что? – Пека ко мне обернулся.
– А то!
Я тоже понимаю свой пост. Как чувствовал: уходя с виллы, пакетик захватил. Урвал я его на одной литературной премии… то есть премия другому досталась, а я зато пакетик урвал!
– Шурши, шурши! – нагло говорил Пека, когда тот вопросительно прерывал сухую струйку. Коррупция полным ходом пошла! – Ладно, иди. – Пека наконец насытил свой взгляд. Взяткодатель ушел в пиявочную. – Да… – Пека зачерпнул горсть, пристально вглядывался в рыбешек, решив, видимо, внести лирическую составляющую. – Первая моя еда! Голодно жили, а у соседки в сенях стоял мешок снетков. Зачерпнешь на ходу – и после хрустишь полдня. Солененькие! – напряженно всматривался в эти сушеные запятые. Лицо его исказила мука. Видимо, никак не удавалось ему найти тут свое оправдание. – А эти… злые какие-то! – подбросил их на своей мозолистой ладони. Стыдно в глаза глядеть снеткам!
