В этом фильме нет особой интриги и краткое резюме в целом линеарного действия не займет много места.
Фильм начинается с того, что Кэтрин Баллард прижимается грудью к холодной поверхности автомобиля, а ее партнер совершает с ней все действия сзади, и при этом они ни разу не обмениваются ни единым взглядом. В следующей сцене Джеймс Баллард совокупляется с операторшей, и они тоже не обмениваются ни единым взглядом. После этого Джеймс овладевает с Кэтрин на балконе, и они опять не обмениваются ни одним взглядом. Но они наблюдают за мчащимся по эстакаде потоком автомобилей и повествуют о своих эротических эскападах. Кэтрин спрашивает, испытала ли операторша оргазм, и Джеймс отвечает «нет». Кэтрин говорит: «Что ж, может быть, в следующий раз». Эта реплика повторяется Джеймсом в последней сцене фильма и имеет ключевое значение. Для персонажей фильма типичен отсутствующий взгляд, словно они абсолютно оторваны друг от друга. Брак Кэтрин и Джеймса сведен только к сексу, и эта ситуация их, похоже, уже не удовлетворяет.
Они страдают во время taedium sexualitatis, им сильно наскучил промискуитет. как говорит Джеймс в романе: «Я вспоминал о вымученных оргазмах при сношении с Кэтрин, о сперме, вяло извергавшейся в результате судорожных сокращений яичек». Джеймс рассказывает об их сексуальной жизни как о чем-то абсолютно абстрактном, и это абстрактное разбавлено только игрой фантазии и перверсиями. -
Итак, Джеймс, сидя за рулем, едет по эстакаде и теряет контроль над управлением, его заносит на встречную полосу, и он врезается в автомобиль, в котором находятся доктор Хелен Ремингтон и ее муж. Мужа выбрасывает из машины, и он влетает к Джеймсу через переднее стекло. Сцена столкновения автомобилей имитирует эротический акт между Джеймсом и Хелен.
Джеймс и Хелен смотрят друг другу в глаза, и это, пожалуй, самая продолжительная из всех откровенных и интимных сцен фильма. После аварии, очнувшись на следующее утро в госпитале, Джеймс первым делом отправляется на поиски своего автомобиля. Он убеждается, что место автокатастрофы напоминает пейзаж после битвы. Раненый Джеймс мастурбирует с Кэтрин, в то время как она повествует ему, как выглядит разбитый автомобиль и как он пахнет. Автомобиль становится самой чувствительной эрогенной зоной.
Джеймс обследует побитый автомобиль и садится внутрь. Здесь он снова встречает Хелен, которая пришла сюда с теми же намерениями. Джеймс покупает себе точно такой же автомобиль, той же модели, как и прежний, и они с Хелен совокупляются в нем, чтобы восстановить свое первое столкновение.
Автокатастрофа открывает перед ними новые эротические возможности, они вместе рефлексируют, тема их диалога — секс и риск. Авария существенно повлияла на них обоих. В результате выясняется, что Хелен может достичь оргазма только в автомобиле.
Через Хелен Джеймс завязывает контакты с Воганом, самым влиятельным лидером секты, которая поклоняется культу секса и автокатастрофы. Воган методично изучает все возможные варианты автокатастроф с целью их осуществления. Он мечтает сесть за руль автомобилей, которые участвовали в самых знаменитых автокатастрофах. Например, «Фасел Вега» Альбера Камю или «Ровер-5500» Грейс Келли. Впрочем, для начала его вполне устроил бы «Линкольн 1963 кабриолет», тот самый, в котором был застрелен президент Джон Ф. Кеннеди. По сути дела, гибель Кеннеди произошла не по причине автокатастрофы, но тем не менее эта священная смерть так или иначе связана с автомобилем. Воган хочет перенести ауру с предыдущих автокатастроф на свою собственную жизнь, которая лишена содержания.
Воган со своим ассистентом Сигрейвом намерен повторить автокатастрофу, в которой погиб Джеймс Дин в Калифорнии 30 сентября 1955 года. Он сварганил вполне удовлетворительную копию автомобиля Джеймса Дина, который назывался «Маленький Бастард», «Порше-550». Воган и Сигрейв планируют также сымитировать автокатастрофу, в которой погибла Джейн Мэнсфилд в 1967 году. Потом эту автокатастрофу имитирует Сигрейв единолично и погибает.
Воган утверждает, что суть его проекта прежде все- го заключается в том, что он намерен обследовать «процесс преображения человеческого тела в результате воздействия современных технологий», но затем он отклоняет эту идею как легковесную и заявляет: «Автокатастрофа — это скорее продуктивное, чем деструктивное событие». Это продуктивное событие, потому что оно сопровождается колоссальным выбросом сексуальной энергии. Между тем становится ясно, что оба описания его проекта весьма далеки друг от друга. Авария необходима, потому что «общепринятые» проявления сексуальности скучны и недостаточны. Человеческое тело уже более не в состоянии довольствоваться самим собой и вынуждено искать помощи у техники, чтобы достичь апогея. Сегодня нам уже очевидно, что сама по себе сексуальность всегда связана с разными продуктами техники, такими, как, например, телефон и Интернет, не говоря уж о видеомагнитофоне, основном устройстве для сексуальной жизни множества людей. Мы можем также вспомнить некоторые химические технологии, например чудо-средство «Виагру», которое было одобрено к применению и к продаже весной 1998 года. Оно было так разрекламировано, что получалось, будто большинство суперзвезд только и мечтают его потреблять. Широко распространено заблуждение, что технический прогресс лишь внешне соотносится с нами, что человек и техника — это разные организмы. С одной стороны, очевидно то, что человеческое тело само по себе технично и оно в определенном смысле тоже представляет собой машину, которая наделена свойствами постоянно осваивать новые технологии.
Но если мы сами отвлечемся от этого и сфокусируем свое внимание на технических объектах, то, конечно, получится, что технические объекты не могут ограничиться функцией просто инструментов. Человек не может относиться к техническому объекту чисто прагматически: цель — средство — отношение, потому что технический объект — это непосредственное продолжение нас самих. Человек, технический объект и окружающий мир образуют в реальности континуум. И наше отношение к миру и к себе самим непосредственно связано с техническими объектами.
Проблема с континуумом по цепочке человек — техника — объект — окружающий мир заключается в том, что почти вся тяжесть этого понятия выпадает на середину, и, таким образом, полярность соотношения между человеком и миром редуцируется.
Подобная нехватка полярности также характерна для скуки. Человек всегда ищет что-то другое, что-то отличное от обыденного или даже противоположное ему. Когда полярность исчезает, все становится идентичным, индифферентным и имманентным. Техника и скука взаимосвязаны и, вероятнее всего, взаимно влияют друг на друга. Техника оккупировала большую часть нашего отношения к миру.
Человек — существо, опирающееся на протезы. В XX веке роль протезов взяли на себя автомобили, ведь они вроде бы продлевают человеческое тело, параметры которого ограничены. На сегодняшний день на земном шаре насчитывается более 500 миллионов частных автомобилей. Есть какая-то непостижимая связь между техникой, протезами и смертью. Протезы всегда демонстрируют человеческую смертность. И не потому, что это техника, ведь категории техники никогда не имеют ничего общего с актом смерти, зато протезы всегда граничат с телом.
Протезы подчеркивают сущностную конечность человеческой жизни. Поэтому мы пытаемся скрыть, например, ножные протезы и слуховые аппараты, то есть те протезы, которые непосредственно компенсируют поврежденные телесные функции. В фильме «Автокатастрофа», где именно гибель является целью, герои носят протезы, нарочито подчеркивая их присутствие, чтобы продемонстрировать свою собственную смертность.
Антропоцентризм породил скуку, и, когда техно центризм вытеснил антропоцентризм, скука стала еще более явной. Техника — это дематериализация мира, где вещи исчезают в чистой функциональности. Мы уже миновали ту стадию, когда могли поспевать за техническим прогрессом. Мы следуем за ним, но не можем догнать, и особенно отчетливо это видно в информационных технологиях, где машины и программы всегда тотально устаревают для большинства пользователей почти в тот момент, когда они их осваивают.
Фильм «Автокатастрофа» описывает мир, в котором техника оккупировала мир как таковой. В фильме нет глубины, но нет и никакого раздвоения реальности. Все вроде бы именно так, как есть, и не иначе. И вместе с тем следует уточнить: было бы заблуждением утверждать, что все это именно так, а не иначе — это только кажется, что предметы имеют идентичность, хотя далеко не всегда это так. Предметы уже лишены сути, все они представляют собой нечто отличное от своей сути. Можно сказать, что они обретают свою идентичность через что-либо другое, а именно через мир символов. Как уже было неоднократно отмечено: качество вещей находится в огромной помойке истории.
