– Можешь сообщить об этом всему отделу.
– И сообщу! Можешь не сомневаться! Лечиться надо, а не в командировки с девушками ездить.
Гурин быстро оделся и вышел в коридор, прихватив сигареты.
В тамбуре он набрал Ольгин номер.
– Я люблю тебя, Воробей! – быстро проговорил он в трубку. – И не парься с дублёнкой. Фотографии я напечатаю новые, соседа убью, и мы заживём как прежде.
– Она уехала, – ответил вдруг голос тёщи.
– Куда? – испугался Гурин.
– Не знаю. Сорвалась и уехала. Телефон дома забыла. Я очень волнуюсь, Андрюша!
– Не волнуйтесь, – с разрывающимся сердцем посоветовал тещё Гурин.
До утра он простоял в прокуренном тамбуре, прижимаясь лбом к холодному окну.
– Ты идиот, – шепнул ему на ухо Сухов, когда они выходили из вагона. – Такую бабу прошляпил! Мне Ленка на фиг не нужна была бы, знай я, что Дэнни не занята!
Гурин молча дал Сухову под дых, тот закашлялся и заткнулся.
Даниэл на него не смотрела. Она болтала с Ленкой, всё время поворачиваясь к Гурину спиной.
Гурин чувствовал себя сволочью и скотиной. Безотносительно к Дэнни и Ольге. Просто он вдруг осознал, что ведёт себя как классическая человеческая свинья.
Приостановившись, он пропустил всех вперёд, закурил, и только тогда вышел из поезда, когда проводница сказала, что дверь закрывается.
На перроне стояла Ольга. В джинсиках с рынка, в маечке, обнажавшей загорелый живот, с растрёпанной стрижкой и глазами больной собаки.
Простушка и воробей.
В руках Ольга держала два скейтборд а и несколько больших пачек мороженого.
Сердце у Гурина застучало так, будто он пробежал стометровку.
– Ты приехала сюда на доске?! – захохотал он.
– Прилетела на самолёте, – опустила Ольга глаза.
– Не думал, что ты на такое способна, – радостно признался Гурин, забирая у неё мороженое.
– Ты мне изменил, Гурин? – тихо спросила Ольга.
– Только в мыслях, – признался Гурин.
– Это ничего, это не страшно, – улыбнулась жена. – В мыслях все изменяют.
– И ты? – поразился Гурин.
– А что я, не человек, что ли?
– И с кем, если не секрет? – Гурин заглянул ей в глаза.
– С Алексеем Макаровым, Георгием Боосом, Владиславом Третьяком, Дмитрием Нагиевым и… Дмитрием Медведевым.
– Всех убью, – пообещал Гурин, поражённый разнообразием списка.
– Скажи, почему её зовут Дэнни?
– Не знаю, – рассеянно сказал Гурин. Он забрал у Ольги один скейтборд, встал на него и оттолкнулся ногой от земли. – Стой! – резко затормозил он. – А откуда ты знаешь?…
– Дэнни звонила мне неделю назад. Она сказала, что вы вместе едете в командировку, и она обязательно соблазнит тебя. На это весь отдел поставил, включая начальника. Они устроили тотализатор из твоей измены, Гурин! Прости, но я тоже поставила приличную сумму денег на то… что ты мне не изменишь.
Гурин потрясённо молчал.
– Суки, – наконец сказал он. – Нет, ну какие суки! Почему ты молчала? Ты сыграла с ними на мою, на моё, на мой…. – Он бросил в Ольгу мороженым, пнул доску и пошёл куда глаза глядят.
– Суки, суки, – бормотал он. – Нет, ну надо же, какие сволочи! И Ольга дура…
– Зато я теперь уверена в тебе, Гурин! – крикнула Ольга, догоняя его на скейтборде. – Я уверена в тебе, и у нас есть, на что съездить в отпуск! Разве это того не стоило?! Разве не стоило?!
– Ладно, – махнул рукой Гурин, вскакивая на свою доску. – У меня хоть одни штаны остались?
– Только те, которые на тебе.
– М-м-м! – застонал он, и, догнав на скейтборде свою командировочную компанию, заорал:
– Работайте, уроды! Трудитесь! А мы на ваши бабки к морю поедем!!
– Пое-едем! – радостно подхватила Ольга.
У Марфы Ивановны заболело сердце, и она вызвала врача на дом.
Не то, чтобы Марфе Ивановне стало совсем плохо, но поговорить было решительно не с кем.
Врач пришла новенькая, ни разу раньше Марфой Ивановной не виданная – молоденькая, худющая, с заплаканными глазами.
Из пакета у молодой врачихи торчал длинный огурец.
– Проходите, – пригласила Марфа Ивановна врачиху в квартиру.
Та смущённо оставила пакет с огурцом в прихожей, сняла сапоги и прошла в комнату.
Марфа Ивановна отродясь не видела, чтобы доктора разувались в квартире больного, поэтому сразу прониклась к молодой врачихе симпатией и сочувствием.
– Сердце? – мягко спросила врачиха, присев возле кровати, на которую прилегла Марфа Ивановна.
– Оно, зараза, – подтвердила Марфа Ивановна. – Стучит и стучит. То в пятках, то в коленках, то в ушах, а то вообще стыдно сказать, где…
Врачиха тоненькими пальчиками взяла фонендоскоп и прослушала Марфе Ивановне и спину, и грудь, хмуря при этом выщипанные брови и морща курносый нос.
– Коленки, – подсказала Марфа Ивановна. – В коленках уж больно стучит, может, и там послушать?
Врачиха отрицательно помотала головой, дав понять, что коленки она слушать не будет.
– Аритмия, – сказала она и вдруг разрыдалась так бурно, что Марфа Ивановна испугалась.
– Что, всё так плохо? – ахнула Марфа Ивановна, чувствуя, что сердце действительно колотится с силой отбойного молотка.
– Да не у вас, а у меня, – прорыдала врачиха. – Вы таблетки попьёте, и всё пройдёт, а вот я… а вот у меня…
И тут Марфа Ивановна очень обрадовалась. Возможность поговорить вырисовывалась так явно, что сердце сразу перестало давить и патологически быстро биться.
– Муж обидел? – деловито осведомилась Марфа Ивановна, застёгивая халат.
– Нет у меня мужа! – ещё больше зарыдала врачиха. – В том-то и дело, что нет…
– Значит, бойфренд бросил, – догадалась Марфа Ивановна.
– Я вам сейчас таблетки выпишу. – Врачиха утёрла подолом халата зарёванное лицо и достала из кармана сильно помятый бланк рецепта.
– Да погоди ты с таблетками, – остановила её Марфа Ивановна. – Пойдём лучше на кухню, чаю попьём.
– Я на работе, – всхлипнув, врачиха быстро накарябала что-то в рецепте.
– И я на работе, – жёстко ответила Марфа Ивановна и пошла на кухню заваривать липовый чай.
Врачиха притащилась на кухню понурая и несчастная, зачем-то вставив в уши фонендоскоп.
– Слушалку из ушей вытащи! – прикрикнула на неё Марфа Ивановна, доставая из холодильника варенье, печенье и зефир в шоколаде.
Врачиха выдернула из ушей слушалку и снова заплакала.
Марфа Ивановна только сейчас разглядела, какая она, в сущности, девочка. На носу веснушки, на руках цыпки, в глазах – конец жизни.
– Ну, рассказывай, – с удовольствием приказала Марфа Ивановна, усаживаясь за стол.
– Я там таблетки вам выписала, – прорыдала девчонка в белом халате. – Хоро-о-ошие!
– Да не нужны мне твои таблетки, ты лучше расскажи, отчего слёзы льёшь!
– А-а-аллергия на холод, – неправдоподобно соврала девчонка, и, обжигаясь, начала пить липовый чай.
Марфа Ивановна встала и посмотрела на градусник за окном.
– Опоздала ты, девонька, со своей аллергией. На дворе весна аж на плюс десять разгулялась!
– Опоздала?! – заливаясь слезами, удивилась девчонка. – Ну, значит, это у меня нервное.
Она взяла зефир в шоколаде и целиком запихала в рот.
Пока врачиха лишила себя возможности возражать, Марфа Ивановна выпалила:
– Теперь я тут диагнозы ставлю. Ты ревёшь, потому что твой парень ушёл к другой, правильно?
– Пва-авильно! – с зефиром во рту кивнула врачиха и разродилась новой порцией слёз, которые потоком полились в липовый чай.
– О! – обрадовалась Марфа Ивановна точности своего диагноза. – А другая эта, небось, подруга твоя?
– Сества! – Врачиха проглотила зефир почти целиком и зачем-то опять заткнула уши слушалкой.
– Родная?! – ужаснулась Марфа Ивановна и схватилась за сердце, хотя сердце билось ровно и радостно, предвкушая полный драматизма рассказ.
– Сводная, – всхлипнула врачиха, отхлебнув чай с собственными слезами. – Но можно считать, что родная. – Она послушала фонендоскопом собственное сердце и вытащила из ушей слушалку. – У меня тоже аритмия, – скорбно сообщила врачиха Марфе Ивановне. – У вас валерьянка есть?
– Есть!
Марфа Ивановна вскочила и достала из шкафа настойку, рецепт которой знала только она, её бабка и бурятский шаман. От настойки развязывался язык, улучшалось настроение и сильно хотелось замуж.
Марфа Ивановна накапала врачихе стаканчик.
Та безропотно выпила, просветлела лицом и без всяких расспросов выложила Марфе Ивановне свою историю.
– Я любила Петю, Петя любил меня, мы три года друг друга честно любили! Думали, вот Петька диссертацию напишет, комнату в аспирантском общежитии получит, мы и поженимся. Забеременеем, родим, гарнитур купим, машину в кредит возьмём. Петька, он термоядерным синтезом занимается. Ни один металл перед этим его синтезом не устоял! Вся надежда у Петьки на вольфрам была, но и тот не сдюжил… А если б сдюжил, Петька бы уже диссертацию защитил и комнату получил. Любили мы друг друга, любили, в кино ходили, в подъездах целовались, в кафе сидели – всё как полагается. Я людей в свободное от любви время лечила, Петька металл искал, который перед его термоядерным синтезом устоит. И тут… как снег на голову сестра моя младшая прикатила. Красивая!!! В эстрадном училище на певицу учится. Петька как первый раз увидел её, так про синтез свой напрочь забыл. И про вольфрам даже ни разу не вспомнил. Стал нести околесицу о том, что он поёт и танцует как Дима Билан. Я сразу всё поняла. Любовь с первого взгляда… Страстная и безрассудная. Слепая и беспринципная. Ленке понравилось, что Петька мой диссертацию пишет. Она училище своё быстренько бросила и сюда переехала под перспективное и надёжное крыло термоядерного синтеза. Наверное, мне нужно было бороться за свою любовь, за своё общежитие, гарнитур и машину в кредит, но… У меня всё дежурства и дежурства, вызовы и вызовы!
