— Проглотил? Ты хочешь сказать, что она у тебя внутри?! О боже, надеюсь, она хотя бы сдохла.
— Конешно шдохла. А вообще-то, я не знаю.
Когда он пытался выплюнуть насекомое, ему показалось, что он его проглотил. В горле у него что-то вибрировало. Это представлялось абсурдным, но что было, то было.
— Ты не хочешь лечь?
— Нет. Я хочу прошто шидеть сдесь и чуфствовать себя нешасным.
Он не мог рассказать Шерон, что с ним действительно случилось в Гефсиманском саду. Как сказать ей, что он опять встретил там ту же женщину и она поцеловала его, прежде чем превратиться в пчелу?
Ночь прошла крайне беспокойно. Он спал урывками и видел тревожные сны, в которых воспоминания о школе чередовались с Иерусалимом. На голоса школьников и директора с его рефреном «Если дело только в том…» накладывался голос призрачной женщины, говорившей на смеси мертвых языков, перемежавшихся обрывками английского. Ее голос то усиливался, то уплывал куда-то, как частотный радиосигнал на короткой волне, но звучал беспрерывно и назойливо, пытаясь, сбивчиво и путано рассказать ему какую-то фантастическую историю. В ней упоминался Иисус и разнообразные невразумительные детали неудавшегося распятия; снова и снова повторялось имя Магдалины. Голос дрожал и подвывал, произнося фразы, которые срывались с вибрировавшего языка, как насекомые, или химеры, или птицы, не желавшие умирать…
Когда он лежал глубокой ночью без сна, уставившись в темноту, в дверь квартиры постучала чья-то рука. Кровь застыла у него в жилах. Во рту пересохло, язык прилип к небу. В ушах звенело.
«Итак, ты вернулась. Ты настигла меня и здесь. Я так и знал, что это случится».
Он прислушался, не разбудил ли стук Шерон, спавшую в соседней комнате. Но там все было тихо. Часы показывали три ночи. Больше часа он лежал, как труп, ожидая тихого прерывистого стука и повторяя про себя слова псалма, сказанные монахом: «Душа моя ожидает Господа более, нежели стражи — утра, более, нежели стражи — утра».
Наконец стрелки часов дошли до четырех пятнадцати. Он знал, что больше стука не будет. Глаза его щипало от слез, которые он сдерживал. В конце концов он заснул.
Утром опухоль на губе несколько спала, но в голове продолжали звучать голоса, которые он слышал во сне. Правда, звучали они приглушенно, словно пытались сообщить ему что-то сквозь стальные двери.
Шерон достала миксер и приготовила ему фруктовый завтрак. Том завтракал через соломинку. Оба молчали. Шерон не поднимала вопроса о Кейти и его увольнении, но он висел между ними, как мысль о приколотых к стене билетах на концерт, на который не хочется идти.
Шерон наполнила миксер бананами и включила его.
— У меня была любовная интрижка, — неожиданно произнес Том громким голосом под рычание механизма. — До того, как Кейти умерла. Обычная история.
Шерон села и приготовилась слушать. Глаза ее блестели, как новенькие монетки. Но продолжения не последовало. Шерон встала и снова включила миксер.
— Обыкновенная история, — сказал Том. — Вот и все.
Шерон нажала на кнопку выключателя.
— Можно снова включать или не надо? — спросила она.
— Не надо. Это было в школе.
—. С коллегой? И ты чувствуешь себя виноватым? Тебя мучает тот факт, что Кейти умерла после того, как ты изменил ей?
— Хуже. Меня мучает, что я не чувствовал себя виноватым, потому что с той, другой, мне было очень хорошо.
— Ты мучаешься оттого, что было хорошо?
— Это был великолепный секс. Я словно помешался. Меня притягивал запретный плод. Ну, я имею в виду, это ведь был грех.
— Ах вот в чем дело. Боюсь, исповедоваться тебе надо перед кем-нибудь другим. Я никогда не считала секс грехом.
— У греховного секса особый вкус.
— Интересно какой же?
— Это мед и огонь, сладость, которая обжигает.
— Знаешь, Том, делать из секса что-то особенное все же не стоит, это опасно.
— Но разве не таким он должен быть?
— Нет, мне так не кажется.
— Я знаю, как ты воспринимаешь мои слова.
— Ничего ты не знаешь.
— Нет, знаю. Ты смотришь на это цинично. Ты думаешь: «Глупый Том. Потерял голову из-за обыкновенной интрижки, а потом его жена умерла, и он не смог справиться с этим». Но как я могу передать тебе, как это было больно, как глупо и противно я себя чувствовал?… О господи, и во рту все еще больно!
— Хочешь еще льда?
— Нет. У меня уже зубы ноют от этого чертова льда. Все дело в женщинах, Шерон. Они не такие, как мужчины.
— Ага, ты это наконец понял.
Но Том не был расположен шутить. Откровенная сексуальность Шерон вносила путаницу в его представления о разнице между мужчиной и женщиной. Что касается мужской сексуальности, то, даже если ее и скрывали, она постоянно выскакивала на поверхность, а женская, пусть и не так уж отличавшаяся от мужской по своей сути, пряталась в укромном месте, в тени, и была более тщательно замаскирована. Исключения вроде Шерон встречались редко. Но по собственному, не столь уж богатому опыту он знал, что женщина, в которой разбужена страсть, гораздо настойчивее мужчины стремится добиться своего. Мужчины, плавающие у самой поверхности воды, время от времени выныривали на поверхность и снова с упоением погружались в волны. Женщины же забирались на самую глубину.
Том всосал через соломинку воздух, пустив булькающие пузыри на дно опустевшего стакана.
— Тебе этого не понять, — сказал он.
Шерон искоса взглянула на него и покачала головой.
Солнце медленно садилось за парковый павильон, и его видимая верхняя половинка была похожа на блестящий купол в каком-то экзотическом сказочном городе. На густую траву легли тени уходящего лета. В воздухе витал осенний запах сырых зеленых листьев. Кейти и Майкл Энтони брели по аллее декоративно подстриженных деревьев. У розовых кустов возле детской площадки они остановились.
— Цветущие розы, — произнес Майкл. — Омар Хайям. Все это начинаешь замечать, когда у тебя впереди совсем нет времени.
— Можно взять вас под руку? — спросила Кейти.
Она взяла его под руку, и они пошли дальше.
— Я не осмеливался спросить вашего разрешения. Под руку. Господи! Знаете, мне не хочется мчаться в спортивном автомобиле по шоссе, прыгать с парашютом. Мне хочется самых простых вещей. Сидеть, чувствуя солнце у себя на лице; пить пиво с другом; ходить в прекрасный день по парку под руку с женщиной. Я очень вам благодарен. И поблагодарите от меня вашего мужа.
— Он хороший человек.
— А где он сейчас?
— У него назначена встреча.
— С кем?
— Он не сказал, с кем и где. Наши отношения в последнее время немного разладились.
— О, вы должны наладить их! Мне тоже надо было жениться. Я ужасно сглупил, став священником. Мне теперь кажется, что я прожил жизнь в противоречии с собственными наклонностями, и в конце концов это, наверное, и заставило меня взбунтоваться. Трудно сказать. Но мне надо было жениться, я уверен.
— В семейной жизни не одни лишь удовольствия, Майкл. Давайте сядем.
Они сели на скамейку, солнце грело их лица. Кейти по-прежнему держала его под руку.
— Вы оставили церковь для того, чтобы напоследок все-таки жениться?
— О нет. Слишком поздно. Я упустил свой шанс. Просто я больше не мог заставлять себя верить во все эти сказки. Всякие непорочные зачатия, черт бы их побрал, и прочую чушь. Прошу прощения, я только недавно обнаружил, что ругаться очень приятно, и не могу удержаться. Все это дребедень для детишек.
— Значит, вы не верите тому, что написано в Библии?
— А чему там верить? Ведь Иисус был женат. Он был раввином, а они должны были обязательно жениться. А ранние христиане выкинули это все из Писания. Иисус любил женщин, но нам, видите ли, нельзя.
— Как-как?
— Да, Он любил женщин! В апокрифах описывается, как гневались Его последователи, когда Он публично поцеловал жену. Им не нравились эти объятия и поцелуи. Тем более с Магдалиной, Боже, будь милостив к ней. А как вы думаете, почему Он ждал, чтобы Его ученики ушли, прежде чем подошел к самаритянской проститутке у колодца? Да почитайте сами. Каждый раз, когда в Библии упоминается женщина у колодца, это символизирует плодовитость, секс. Это шаблон. Но они все это отрицают.
— У вас очень своеобразные взгляды.
— Своеобразные? — горько усмехнулся он. — Да нет, это говорилось еще бог знает когда. Но как священник, ты должен делать все возможное, чтобы уберечь догмы от посягательств.
— А на ком Иисус женился?
— Вы смеетесь надо мной?
— Нет.
— Кто же это мог быть, кроме Марии Магдалины? Она была служительницей в ханаанском храме, иудеи считали ее проституткой. Иисус обратил ее в свою веру и женился на ней. Об этом говорится у Иоанна во второй главе, только надо уметь читать между строк. Мария Магдалина была с ним все время. Помните сцену, когда воскресший Иисус является Марии у гроба, а она не узнает его? И неудивительно — это был не Он. Священники хотели, чтобы она признала за Иисуса его брата Иакова, и тогда он возглавил бы Церковь, но она отказалась. Вас это смущает? Там было еще не такое. Этот психопат Павел украл у Иисуса церковь. Но вам для сохранения душевного спокойствия лучше не думать об этом. Продолжайте верить в детские сказки.
