Затем они посетили археологические раскопки в Кумране, но усталость уже брала свое. Том не ходил, а вяло плавал в расслабляющей жаре.
— В течение многих лет полагали, что именно здесь ессеи писали эти Кумранские рукописи — и все потому, что нашли здесь чернильницу. А эти резервуары служили якобы бассейнами для ритуального омовения. Но теперь выяснилось, что здесь производились благовония. Вырученные деньги шли на вооружение зелотов, которые погибли в Масаде. Иначе говоря, здесь была фабрика по производству редкого ароматического бальзама.
Стоило ей произнести слово «бальзам», как на Тома повеяло пряным, пьянящим запахом. Ощущение было мимолетным, но очень сильным. В следующий момент запах исчез. Том внимательно оглядел руины. От земли поднимался жар. Вокруг были только сухие камни, мертвая тишина и запах нагретой пыли.
— В чем дело? — спросила Шерон.
— Она была здесь.
Шерон коснулась его руки:
— Пошли. Пора уже.
В Иерусалим они вернулись без сил. Шерон заварила кофе, но они не стали его пить. Скинув туфли, она повалилась на диван и почти сразу уснула. Том присоединился к ней. Когда он проснулся, в комнате было темно, Шерон рядом не было. Но тут она вышла из ванной в купальном халате, забралась на диван и, обхватив лицо Тома руками, поцеловала его.
— Не стоит, если ты не всерьез, — сказал он.
— Я всерьез.
Он распахнул ее халат и спустил его с плеч. Ее соски были как темные бутоны. Он прижал к ним губы. Она забралась рукой в его трусы, и от ее прикосновения его член сразу стал набухать. Она взвесила его на своей длинной узкой ладони. Дыхание ее было горячим, как воздух пустыни, она издавала густой мускусный запах, как какая-нибудь редкая пряность на базаре.
Он стал целовать ее живот, но она остановила его:
— У меня месячные.
— Ну и что? — отозвался он. — Я не требую, чтобы ты принимала ради меня ритуальную ванну.
— Ты-то не требуешь, но меня это останавливает.
— Это здоровая животворная кровь. Эти старые извращенцы-пророки хотят, чтобы ты ненавидела себя, потому что ты женщина.
Он прижался к ней и проник языком ей в рот. Ее глаза в темноте были подобны черным озерам. Он засунул палец глубоко в ее тело, затем вытащил его и поднес к губам. В комнате расцвел ее аромат. Он ощущал его на своей руке — соленый минеральный запах, напоминающий об отложениях соли и ила на берегу Мертвого моря.
— Я сегодня весь день чувствовал, что влюбляюсь в тебя.
— Я знаю.
Подобно ему, она вложила палец себе во влагалище и смазала его член своей кровью, а затем ногтем прочертила кровавый круг вокруг его гениталий. Он опять поцеловал ее, она откинулась назад, полностью открывшись ему. Он легко скользнул в нее, и ее жар охватил его, как вспышка пламени. Он парил над крепостью на скале, а над сухими равнинами и водами Мертвого моря сверкали молнии. Она сказала ему как-то, что это самая глубокая впадина на Земле. Когда он начал изливать семя, ему показалось, что он падает в эту самую глубокую впадину.
Уже после она включила лампу. Его член лежал на его бедре, как бездыханный солдат в шлеме, застреленный в лесу. Ее кровь высыхала на нем, приобретала цвет ржавчины. Наклонившись, она внимательно разглядывала ее, как будто это были руны или письмена с прорицаниями.
— Что ты там высматриваешь?
— Читаю будущее.
— Мне гадали на кофейной гуще, но это что-то новенькое.
— А это что? Смотри, совсем как буква иврита.
Он посмотрел.
— Это «бет», — сказала она. — С этой буквы начинается Библия.
— Иди сюда, — сказал он. — Иди сюда.
— Он действительно очень приятный человек, — сказала Кейти. — Действительно очень приятный. Я рада, что согласилась встретиться с ним.
— О чем вы разговаривали? — спросил Том.
— О Библии. Он ненавидит апостола Павла и обожает Марию Магдалину. Он страшно критиковал Евангелие, пока мы гуляли. И не то чтобы он сам этого хотел, я подначивала его.
— По-моему, ему не требуется никакой подначки. Он ораторствовал по этому поводу, когда мы впервые с мим встретились. Вы договорились увидеться еще раз?
— Нет. Я предлагала, но он отказался. Он сказал, что, если мы встретимся еще раз, он влюбится в меня и это будет для него мучением. Одного дня в парке для него достаточно, чтобы чувствовать себя счастливым.
— А ты? Влюбилась бы в него?
— Нет. Я уже сделала свой выбор и не хочу менять решение.
Том хмыкнул. Это взбесило ее. Она вскочила и ударила его в грудь кулаком.
— Да знаешь ли ты, что значит для меня наш брак? — вскричала она. — Ты знаешь, чем он для меня является? Что я испытываю, когда думаю, что он кончается? Ты имеешь представление о том, что я чувствую? Ты знаешь, что я просто задыхаюсь? Я задыхаюсь, задыхаюсь, задыхаюсь!
Ну вот, она опять доигралась. Утром, по дороге на работу, Шерон, по своему обыкновению, размышляла, правильно ли она поступила. С того самого момента, как Том объявился в Иерусалиме, она страстно убеждала себя, что должна избегать этого дополнительного осложнения. Ее личная жизнь представляла собой бесконечную смену опекаемых ею страдальцев. Она привязывалась к ходячим несчастным больным. Ее тянуло к ним. Она работала с ними и влюблялась в них. И даже если она не была влюблена по-настоящему, как в Тома, иногда в конце концов она спала с ними.
— Хватит уже спать с мужчинами только потому, что тебе их жалко! — урезонивала она себя. Затем, чтобы заглушить голос внутреннего надзирателя, она включила радио.
А старина Том был совсем плох. Весь напряжен, и, похоже, галлюцинаций и бреда у него было побольше, чем у иных алкоголичек и наркоманок, которых она лечила в центре. Но Том и Шерон были старыми друзьями, причем такими, какими, по мнению здравомыслящих людей, мужчина и женщина быть не могут. К тому же она чувствовала себя обязанной памяти Кейти, а Кейти в целом одобрила бы то, что случилось этой ночью.
Опыт психотерапевтической работы говорил ей, что она может помочь Тому. Но она не знала точно, была ли причиной его болезни неспособность справиться с утратой Кейти, или то, что случилось с ним в школе, или, возможно, и то и другое вместе. Но в любом случае она могла помочь ему. У нее было два пути, каждый по-своему эффективный. Первый — это в течение долгих часов беседовать с ним, внимательно выслушивая, помогая ему понять его проблемы, восстанавливая его уверенность в себе, успокаивая и возвращая позитивное восприятие жизни. А второй позволял достичь тех же результатов, устроив «короткое замыкание» — без лишних разговоров затащив его в постель.
Так, может быть, она была права, избрав второй путь? Жизнь, в конце концов, коротка.
Кейти всегда говорила то же самое: «Жизнь быстролетна. Я люблю эту быстро ускользающую жизнь». Это было лейтмотивом ее существования, ее девизом. И ее эпитафией. Можно подумать, что она все предвидела.
А что, если она действительно предвидела свою судьбу? Или просто случайно угадала?
Незадолго до отъезда в Израиль Шерон проезжала через их городок и решила заехать к Тому и Кейти без приглашения. В тот момент, когда она с бутылкой «Фраскати» стояла у их дверей и собиралась нажать кнопку звонка, дверь распахнулась и вышел Том. В руках у него был длинный кожаный чехол.
— Что это?
— Бильярдный кий. По четвергам у нас с ребятами игра.
— Но он может ее пропустить, — сказала появившаяся у него за спиной Кейти. Она поцеловала Шерон и взяла у нее бутылку.
— Да, вполне могу.
— Не стоит. Иди скрести вместе со своими мальчиками кий над зеленым сукном, а я останусь с Кейти. Вы не против, если я у вас переночую? Увидимся позже, Том.
Женщины очень неплохо провели вечер, болтая, сплетничая и хохоча. Кейти всегда умела рассмешить Шерон. Когда бутылка кончилась, они сходили за следующей в азиатский магазинчик на углу и решили заодно взять какой-нибудь из продававшихся там же видеофильмов.
Кейти кивнула на секцию порнографии.
— Том стал в последнее время брать напрокат вот это, — сказала она печально. — Думает, что я об этом не знаю.
Шерон вытащила кассету с фильмом «Глубокая задница».
— Давай возьмем это. Посмотрим, на чем он тащится.
Вернувшись домой, они выпили еще вина и покурили травку, которая была у Шерон с собой в маленьком пластиковом мешочке. Том обычно ничего не говорил, когда Кейти баловалась легкими наркотиками, но недовольно хмурился, так что у нее лишь изредка появлялась возможность отвести душу, вспомнив студенческие забавы. Затем они поставили кассету и битый час язвили по поводу примитивной работы актеров, стонавших как-то по-марсиански. В конце концов Шерон выключила видеомагнитофон.
— Может быть, именно это ему и нужно? — заметила Кейти. — Трое в постели.
— Ты что, приглашаешь? — откликнулась Шерон. Это была шутка, однако она чувствовала, что Кейти находится в каком-то странном настроении.
