— Он же у тебя первый был. А ты еще, как женщина не созрела.
— Так-то оно так. Как я теперь понимаю сама. А он говорит, ты больная или бесчувственная.
Обе они, придя ко склону лет, знали, что мужчины существа непостижимые — глупые до безобразия, там, где все ясно и понятно.
— И дальше?
— А у соседки Тайки живот стал расти. А муж ее бездетный, это все знали, операцию перенес. А мой и забегал туда! Тайка пышная девка, белокурая.
— Ясно, как день!
— Тайке тридцатник, ему тридцать три — они в самом соку, а я дура — никакая в постели!
— Ну?
— Ну, и родила Тайка мальчишку. Он все туда бегает, а меня по семь раз в ночь ругает — ты никакая! Не женщина. Я написала тогда письмо домой в Сибирь, мамке. «Здесь речка рядом есть, Медведица, называется, если, мама, вы не заберете меня отсюда, так и знайте, в мае, вместе с Маринкой, дочкой, утоплюсь. Сил моих больше нет, быть здесь замужем».
Щедрая Аля налила водочки в маленькие хрустальные рюмочки, подаренные при выходе на пенсию. Подрезала колбаски и сыру.
— Ну, и?..
— Раннее утро, стучат. Свекровь открывает. Моя мамка с Вовушкой на пороге. Забрали!
Однако прошел дождливый октябрь, теплых и солнечных дней в нем было мало. Виктория не появлялась. Правда, звонила. Ее «прекрасная» двухкомнатная квартира, обновленная легким косметическим ремонтом, на берегу городского озера, набережная которого реконструировалось во славу и на деньги жены президента, выросшей, как раз неподалеку — не продавалась. Почему? Она не понимала. То ли вторая волна кризиса. Вернее, очередная, а какая по счету… народ сбился считать. Или мода на «серый ключ», на «все включено» — русская мечта.
Риэлтеры подтвердили ее догадки.
— Представляете… Десять квартир вторичного жилья показываем. В хороших районах. А одиннадцатую они покупают у черта на куличках «серым ключом». Говорят, легче ремонтировать, по-своему можно сделать. А главное — современный архитектурный проект включает в себя и благоустроенный двор, и ограждение, и гаражи. И даже магазины и офисы. Все как у белых людей.
Да, запросы у людей изменились. Но каждому свое…
Она жила и в роскоши, и в бедности, и в простой советской действительности. Но все это за спиной. А жаль. И там было много, о чем она вспоминала с сердечной радостью. И радость эта приходилась как раз не безденежье. Оно замечательно компенсировалось молодой силой, красотой, талантом. Сейчас же она хотела создать для себя и двух своих детей — один из них был приемышем, маленький рай. В том смысле, в каком представлялся он ей самой. Очень скромном.
В ожидании этого рая — она каждый день вооружалась журналами, в которых с легкостью описывались приемы создания загородной красоты. Она часами сидела в интернете, набираясь знаний, присматривая лучшие для себя варианты превращения своего будущего садового участка. Она уже создала длинные списки необходимых покупок: пластмассовые стулья и стол, шезлонг, мангал, огромные кашпо, садовые светильники и многое другое, что услаждает уставший взгляд горожанина. В ее воображении этот участок был уже обустроен. Ее не смущало отсутствие сарая, забора, туалета — она намеревалась все это сделать собственными силами. И не стандартно.
В один из редких погожих дней конца октября, когда на улице было теплее, чем в доме, Вовушка решил сбегать в магазин за бутылочкой. Согреться. Дом из экономии до сих пор не протапливали, дров почти не осталось. Надежда жила надеждой на скорый отъезд. Посреди двора валялись несколько шпал от хозяйского сарая. Накануне Надя просила Ваку распилить оставшиеся шпалы и жерди, которые притащил на своем тракторе по доброте душевной Халимон летом. Ну, на месяц топлива хватит, а там видно будет.
Вовушке последнее время нравилось пить в одиночку. На сердце становилось теплее и спокойнее. Пустые разговоры с Вакой или Халимоном о полном таинственных дырочек теле резиновой бабы ему давно надоели. О женщинах он не думал вовсе. А одному хорошо. В голову мысли идут о родном доме. Дом рубленый деревянный, в огороде три кедрача. Рыжие беличьи хвосты так и сверкают на солнце, если поднять голову вверх. Тоскливо-сладкие мысли.
Нет, в теплую реку детства дважды не войдешь. Ах, где те знойные вечера беспечальной юности? Неумелые поцелуи девчонок-хохотушек, в кустах акации в городском саду? Томительные до задыхания жаркие объятья зрелых сильных женщин? Обидно, как скоро прошла жизнь, а он воспользоваться ее дарами не успел.
Вовушка купил перцовку в красном магазине, кусок голландского без дырок сыра, армянский, полюбившийся ему здесь лаваш, и тут же намеревался отправиться домой. Ему не терпелось выпить и закусить, пока сестра удалилась к очередной подружке.
Мини — пирушки имели место каждый день и едва ль не в каждом доме. Они не требовали повода, а только состояния души.
Сестра стала нервной, язвительной. И разговоры одни и те же — об отъезде. А он думал, много думал… Что хорошего его ждет в Анжерке, если Надя не возьмет его с собой к Славке? Разве нужен он Славке — чужой человек. Он и раньше терпел его едва. У них были серьезные разногласия по многим предметам. Выпивка, правда, соединяла, и одновременно разъединяла их. Ради Нади Вовушка терпел. А куда он пойдет? Семьи нет, дома нет — прожил жизнь зряшную, бесполезную. Кто над гробом его заплачет, только опять же Надя. Он стал подумывать о Доме старости, но сомневался: возьмут ли его туда с маленькой пенсией? Как так получилось, что итог жизни вот такой жалкий — безденежный, бездетный, бездомный?
Погода на улице резко испортилась. Неожиданно, как часто бывает в этих местах, исчезло солнце. Это явление было хорошо известно жителям «курортных мест». Небо — низкая огромная свинцовая лава. Удивило Вовушку другое — звук ветра, прерывистой и длинный, громкий и устрашающий… Он остановился, чтобы оглядеться — откуда идет этот звук. И вдруг как будто его кто толкнул, толкнул и потянул в сторону. Он почти побежал, движимый скоростью ветра и ужасом… Потом его завертело и бросило на землю… Очнулся он, когда услышал голоса людей. Над ним стояли Вака и его Люська.
— Живой?
Вовушка ничего не понимал. Из пакета лилась жидкость, с резким отвратительным сейчас запахом, — он оказался у него под головой. Вовушка попытался встать, но не смог. Жуткая боль где-то в бедре, рядом с промежностью, заставила высыпаться искры из глаз.
Вдруг где-то поблизости раздался пронзительный и тонкий женский крик, почти визг. Из дверей красного магазина выбежали женщины.
— Что за черт?!
На асфальте лежала женщина. Пожилая. Она, как и Вовушка несколько минут назад вышла из магазина. И ее, так же как Вовушка завертел и бросил наземь вихрь.
Все засуетились, стали вызывать «скорую» из города. Вака побежал за фельдшерицей. Татьяна, на счастье, оказалась на месте.
— Кажется, шейка бедра сломана. — Вынесла свой вердикт Татьяна, осмотрев Вовушку.
Вторая женщина оказалась свекровью Али Хромовой. Диагноз был тем же. «Скорая» забрала обоих в больницу.
Через год Виктор приехал к Наде, в Анджерку. Пышная Тайка рога ему наставила. А его это сын или кого другого осталось загадкой. Он затосковал о Наде и дочке, понял, что дурак был, что-то не так делал, требовал от юной жены того, что не имел права требовать. Покаялся. Вся Надина родина настаивала: Надя прости. И она простила.
Но постель их осталась на всю жизнь холодной.
Позже Надя изменяла ему, потихоньку, желая той простой бабьей радости, которой почему-то была лишена в замужестве. Он тоже не был ей верен, по той простой причине, что был мужиком, и имел свое законное право применить себя. Не пропадать же мужчине в соку. Но для дома он оставался добытчиком и хозяином. Надю, свою куколку, которая в последствие заматерела, и стала статной, красивой женщиной он любил искренне. Но это была не плотская любовь, а какая-то совсем другая. Скорее, небесная, чем земная.
Мать звонила ему из Аткарска: «Ну, и как там твоя селедка?».
Ей бы и в голову не пришло, что Надя превратилась из худой селедки в прекрасную деликатесную рыбку, которую жаждали многие мужчины Анжерки.
После того, как исчезла Шмара, у Вовки пропал интерес к возвращению в родные Пенаты. У него появилась новая мечта-идея.
— Мама, неплохо бы мне уехать в Германию. Настя живет недалеко от Наташи. Может, я бы на ней женился. Ну, если, получится.
Надя понимала сына, конечно, неплохо бы устроить его рядом с дочкой. Тогда уже можно уезжать домой из этих «курортных мест» со спокойным сердцем. А сейчас сердце ее было неспокойно. Наверное, с женитьбой на Насте, закончилась бы для Вовки череда неудач, которая началась со дня приезда сюда. Вот ведь не послушались отца, а он говорил: «На месте и камень мхом обрастает». И про чужбину он говорил. Человек был умный. И отъезд в чужие пределы понимал, как предательство родной земли. Надя с годами поняла, что на чужбину уезжать должны только самые сильные, самые ловкие, самые талантливые. А Вовка у нее кто? Просто хороший, честный парень. Талантов никаких за ним ни водится. Разве, что хорош собой. Вот этого не отнимешь. А дома бы в шахту работать пошел. Бригадиром бы стал, мастером. А если б горный техникум закончил… почему бы не закончил, при его трудолюбии?… Инженером бы стал. Шахтеры сейчас вон какие деньги получают. И главное, честные.
