– Есть даже целые хрестоматии юмора.
– Наверное. Но «так себе имечко» – это очень человеческое.
– Или один из стандартных ответов, заложенных программой, симулирующей человеческие реакции на столь частые реплики как «Меня зовут…»
– Она эмоциональна. А компьютеры не испытывают эмоций.
– Да, но, чтобы сымитировать их, существуют нехитрые уловки. Так как машина анализирует не только каждый конкретный вопрос, но и совокупность вопросов, она в состоянии, если вопрос об эмоциях задается настойчиво, прибегнуть к одной них. Собственно, мы сами нередко делаем так же, чтобы не говорить на больные темы. Поэтому это и выглядит таким «человеческим».
– Но вот, например, эта фраза – «одиночество – это отвечать на спам» – она совершенно человеческая. Сказанная человеком, который в шутку делает вид, что он машина.
– Отличный вывод, Грег. Его, кстати, делает более трех четвертей экзаменаторов.
– И..?
– Он не верный.
– ?
– Это была машина.
– Черт. Мэттью?
Опять виноватый кивок.
– Понимаете, – мягко заговорила Марго, – вопрос об одиночестве входит в сотню самых задаваемых. Естественно, на каждый из них в программе прописано по несколько ответов. Чтобы не повторяться сразу же, если вопрос будет задан повторно. Некоторые из ответов составлены парадоксально. Машины, как и мы, сделаны по образу и подобию своего создателя. А создатели программ – люди с юмором. Компьютер реагирует на ключевое слово «одиночество» и, так как этот вопрос типовой, вообще не задумывается над ответом, а просто при помощи генератора случайных чисел – вслепую – выбирает один из заготовленных ответов. Вам достался ответ про спам… Кстати, шутка довольно расхожая. Но, согласитесь, такой ответ может вызвать катарсис у экзаменатора.
– Наверное… Кто такой этот индус, с которым она просыпается?
– Не ревнуйте, Грег. Это создатель программы. Хотите познакомиться?
– Нет. Достаточно Какаду.
– Не огорчайтесь. Зато вы, наверное, сильны в фотографии.
– Особенно в цифровой, – он усмехнулся.
– Мне кажется, вы слишком серьезно относитесь к салонным играм… Вы ошиблись всего два раза.
– Из двух.
– Это в пределах нормы. Результат показывает, что либо вы очень несовершенная машина, и такие задачи не для вас, либо человек, потому что ему как раз свойственно ошибаться. Правда, вы это делаете так часто, что опять же – такие задачи не для вас. Пока… Вот распечатки ваших диалогов, – она, улыбаясь, протянула ему несколько листов бумаги. – Оставьте себе как сувенир.
Когда они вышли из здания, Мэттью спросил:
– И как тебе китайская комната?
– Бабушка с пирожками хороша… Я только не уверен, кто кого тестировал. И в ком больше от машины, а в ком – от человека…
– Тебя действительно интересует этот вопрос?
Он иногда бывает очень подвижным, этот Мэттью. Успел отскочить на два метра.
Когда они пришли к месту встречи с Чучо, первой его заметила и узнала Мари. Правда, накрапывал мелкий дождь, площадь была почти пуста, и в смуглом, одетом в черное человеке с быстрыми плавными движениями не трудно было узнать латиноамериканца.
– Не хотите что-нибудь выпить? – начал он вместо приветствия. – А то у меня были съемки, в горле пересохло.
– Хотим, – согласилась Мари, с интересом его разглядывая. – Мохито.
– Кстати, это Мари, мой компаньон, – сказал Грег. – Жаждет погрузиться в мир танго.
– Отлично. Тогда пойдем, выпьем мохито, – сказал Чучо и, повернувшись, довольно быстро пошел в ближайший переулок. – Как у тебя закончилось? Сумку нашли?
Черт, сейчас начнется…
– Ты же видел того детектива. Если он что-нибудь найдет, так раздуется от гордости, что перестанет влезать в машину.
Не сбавляя шага, Чучо искоса взглянул на Грега и, усмехнувшись, кивнул.
Зато Мари, судя по ее взгляду, требовалось объяснение.
– Ерунда, был один эпизод, – отмахнулся он.
– Мы с Грегом как-то снимали один форум на юге, – Чучо на ходу посмотрел на Мари ясными честными глазами и пожал плечами. – И у Грега стащили сумку.
Все же молодец Зоркий Глаз. Но со скользкой темы лучше сворачивать…
– Чучо, мы далеко идем?
– К Денизе. Мы же, по-моему, как-то были у нее с тобой.
– У Денизы? Не припомню… Наверное, ты был с кем-то другим.
– Да? Странно…
Они прошли через маленькую площадь, свернули в узкую едва освещенную улицу со странным, казавшимся, в присутствии Чучо, индейским названием Кинкампуа и вскоре остановились у дома, номер которого, судя по красной неоновой вывеске, был и его названием: «41».
Металлическая дверь была закрыта, а заведение никак не напоминало обычное парижское кафе.
– А нас сюда пустят? – спросила Мари таким тоном, что казалось, услышь она отрицательный ответ, разочарована не будет.
– Сюда пускают, даже если вы отлучены от церкви, – проговорил как бы между прочим Чучо, нажимая на звонок.
Через несколько секунд дверь приоткрылась, и в проеме показалось странное длинноволосое существо трудноуловимого возраста с крепкой широкоплечей фигурой, в коротком платье и туфлях на шпильке.
– Чучо, мальчик, какой сюрприз! – воскликнуло оно низким голосом. – Неужели сегодня мы танцуем?
– Как пойдет, Дениза, – Чучо с улыбкой подставил щеки для поцелуев. – Хотел показать твое местечко друзьям.
– Пусть они будут, как дома, – басовито пропела Дениза, оглядывая Грега и Мари. – Они чудесны, малыш. Ты всегда приходишь с хорошими людьми.
– И с твоим шоколадом, – добавил Чучо, протягивая пакет с логотипом «Фошона».
– Ты – лучший индеец!
Они спустились по лестнице вниз и расположились на не очень чистых бархатных диванах вокруг низкого столика. Все помещение представляло собой несколько таких альковов с диванами, с одной стороны которого размещалась барная стойка, а по центру – танц-пол, на котором сейчас довольно неумело двигалось несколько странных созданий, с трудом поддающихся внятному описанию. Еще несколько подобных персонажей потягивали коктейли на таких же диванах.
Заметив удивленные взгляды приятелей, Чучо пояснил:
– У Денизы, в основном, избранная публика. Ранимая и возвышенная. Педики, рогоносцы, вуаеристы… Ну, и трансвеститы, конечно. Дениза в прошлом – порно-звезда, очень востребованная. Перестав сниматься, она открыла это место. Дискотека. Клуб встреч… Здесь танцуют, как могут и как хотят, кто-то пьет, кто-то трахается, кто-то – наблюдает за этим. В общем, все разрешено и ничто не обязательно… Зато здесь есть ревность, страсть, несбывшиеся мечты, похоть, мечта о партнере… И даже ритм. Нравится место?
На танцполе кружились две немолодые дамы, одетые в полупрозрачные короткие платья. Подбираясь к ним, не попадая в такт, двигался субъект мужского пола в расстегнутой до пупа рубашке. На соседнем от них диване, поглаживая друг друга по коленям, ворковали двое молодых парней в приталенных майках.
– Ну, так… девиантно, – откликнулась Мари.
Подошла Дениза и, ласково положив руку на плечо Чучо, спросила:
– Что вам принести? Тебе, как всегда, а даме шампанское?
– Мне текилу, месье – виски, даме – ром, – сказал Чучо.
– Мохито, – поправила его Мари.
– Даме – ром с колой. Кола отдельно, – он обернулся к Мари. – Первый напиток – мой, ладно?
Мари пожала плечами.
– Благодарю… Так чем я могу быть вам полезен?
– Танго, Чучо, – ответил Грег. – Мы собираемся сделать альбом по Парижу. И выбираем темы. Одна из них – танго. Покажи нам танго в Париже.
Некоторое время Чучо молчал. Потом сказал:
– Смотрите… Умеющий видеть да увидит. Хотя бы и здесь… А остальным показывать без толку. Что для вас танго?
– Это экзамен? – спросил Грег.
– Это вопрос.
– Ок. Первые три слова, приходящие на ум… Загадка. Париж. Страсть.
– Общие слова. Клише. А для вас?
– Для меня… – Мари задумалась. – Мне всегда казалось, что это очень трудный танец. У него очень сложная техника.
– Серьезно? А я думал, в танго есть только три шага – вперед, назад и в сторону. Все остальное – излишество. Впрочем, других направлений движения и в жизни нет, согласитесь. Или вы знаете другие?
– Знаю, – коротко ответил Грег. – Вверх.
Чучо внимательно взглянул на него и кивнул, соглашаясь:
– Принимается. Ты не безнадежен. Что еще?
– Танго – традиционный латиноамериканский танец, – улыбнувшись, с видом прилежной школьницы продолжала Мари.
– Ох… – вздохнул Чучо. – Танго – музыка бездомных, застрявших между континентами и веками. Эмигрантов из Европы, приезжавших в Аргентину в поисках заработка. Родной язык танго– лунфардо. Знаете, что это?
Мари отрицательно покачала головой.
– Бандитский жаргон Буэнос-Айреса. Смесь итальянского, испанского и французского. Эмигранты, в основном молодые мужчины, приезжали без семей. Конечно, искали общества женщин. Спрос, как обычно, рождает предложение. В данном случае – проституцию. Все сюжеты танго – в этом. Трагедия женщины, вынужденной продавать себя… Ее гордость, уход от мужчины. Его страсть и ревность. И ностальгия… Я поэтому и привел вас сюда. Танца здесь нет, но есть почти все, из чего он состоит.
