— Теперь мне можно выходить из дому? — спросил я.
Мне и впрямь не терпелось обрести свободу передвижения, потому что на обеденный перерыв у меня была назначена встреча. Я все же согласился пообедать вместе с Ясмин, той загадочной красавицей из «Музейной таверны», — хотя сам до сих пор не понимал, как и почему это получилось. И зачем нам с ней, собственно, встречаться. Меня неотступно терзала мысль, что именно это люди и называют свиданиями.
Во всяком случае, когда я шел в «Герб водопроводчиков», мне было не по себе. Это всего лишь небольшая грязноватая пивнушка на Лоуэр-Белгрэйв-стрит, но после диких окрестностей Виктории она сулила приятную смену обстановки. Половина завсегдатаев наверняка торчала здесь и в ту достославную ночь в 1974-м, когда окровавленная, обезумевшая от ужаса леди Лукан ворвалась в зал сразу после того, как лорд Лукан убил горничную и дал деру. Наши славные аристократы и мухи не обидят, не так ли? Что ж, паб как паб, хотя время от времени я и ловил на себе взгляд этой призрачной леди.
В общем, она уже была на месте — пришла заранее, чтобы застолбить нам столик в этом битком набитом заведении. Ясмин, а не леди Лукан.
Она улыбалась. На столе меня дожидался бокал красного вина, причем того же оттенка, что и ее губная помада. Не исключено, что это неспроста. Уловка. Свет, лившийся из-за барной стойки, тепло бликовал, отражаясь в бокале и в ее глазах. Мне показалось, что волосы у нее стали темнее, чем тогда, в «Музейной таверне»: новый, более насыщенный каштановый цвет подчеркивал белизну кожи. Красивое платье оставляло открытыми руки и плечи. Обнаженная рука покоилась на медно-красном столике. Тонкий, но дорогой с виду браслет на запястье притягивал внимание к бледной коже и мелким голубым прожилкам вен на сгибе локтя.
Я сел и размотал шелковый шарф. Ясмин неотрывно смотрела на меня. Выбирать напиток не было нужды, и, лишенный этого ритуала, я в растерянности бродил глазами по бару, картинам на стене — да по чему угодно. Наконец я снова взглянул на Ясмин, и, клянусь, она повела бровью. Едва заметно.
— Итак, — сказал я.
— Итак, — сказала она.
— Отлично выглядишь, — выдавил я.
— Спасибо. — Она чуть повыше подтянула тоненькую бретельку.
— В меню уже заглядывала?
Рядом с ее прелестной рукой, белоснежной и голубовенной, лежали две большие картонки меню. Я схватил одну, и мне повезло: она раскрылась надвое, так что я мог хоть ненадолго укрыться. Когда я вынырнул обратно, чтобы высказать предпочтение багету, Ясмин сидела, подперев рукой подбородок, и все еще улыбалась. Она подозвала официанта и заказала по багету каждому.
— Прости, но я позабыл, по какому поводу встреча, — сказал я.
Она притворилась, будто чуть не охнула.
— Ха-ха! — продолжила она. — Ха-ха!
Не знаю уж, что ее так насмешило: я ведь спрашивал всерьез. Кажется.
— Я к тому, что не помню, кто кого сюда пригласил: я тебя или ты меня.
— По-моему, мы пригласили друг друга.
— Да ну?
— Ну да.
Она сверкнула глазами, и это мне кого-то напомнило. Ума не приложу кого. Я решил не брать в голову. У нее весьма оживленные глаза. Я имею в виду, что у некоторых людей взгляд тусклый и застывший, а ее глаза постоянно мерцали и двигались. Почему-то подумалось о компьютерных кодах, которые прячутся за изображением на мониторе. Мне больше нравилась мысль, что у нее это от живости ума, а не что-то автоматическое.
Почти все посетители паба были в деловых костюмах. Я спросил Ясмин, где она работает, и она вкратце рассказала. Я спросил, давно ли она там работает, и она ответила: даже слишком. Очевидно, эта тема казалась ей скучной, так как она все время пыталась перевести разговор на меня. А я раскусил этот трюк и, в свою очередь, отвечал ей тем же. Время от времени Ясмин изящно — и наверняка машинально — подтягивала бретельку платья. Уверен, что без малейшего умысла, однако этот непроизвольный жест постоянно возвращал мой взгляд к ее рукам и шее.
Принесли багеты. Прежде чем начать, я уточнил:
— А ты уверена, что не ты меня пригласила? В смысле, сюда.
— Ну да, но я откликнулась на твой призыв.
Это заставило меня призадуматься.
— На мой призыв?
— Ага. То, как ты на меня посматривал. Тогда, в «Музейной таверне».
— Очень жаль, — небрежно сказал я, — но не думаю, что я как-то особенно на тебя посматривал. Тогда, в «Музейной таверне».
— Неужели? — ответила она в тон мне, безупречно непринужденно. — Видимо, я ошиблась.
Я мысленно вернулся в тот день. Скрывать свои мысли и чувства я мастер — и точно ничем себя не выдал. Да и выдавать особенно было нечего. За исключением того, что я нашел ее привлекательной и позавидовал Эллису, у которого с ней, очевидно, что-то было. Но этого она никак не могла заметить. И у меня снова возникло гадкое подозрение. Что, если Эллис подослал ее шпионить за мной? Например, выведать что-то насчет книги. По крайней мере, это объяснило бы ее неестественный интерес к моей персоне.
— Как там братец Эллис? — невозмутимо спросил я.
— Братец Эллис? Откуда ж мне знать? Мы давно не виделись.
— Правда? Вы больше не встречаетесь?
— Вообще-то, я с ним никогда и не встречалась. Мы просто дружили.
— Дружили, значит…
— Ты его недолюбливаешь, да?
— Предпочту остаться без ушей, чем слушать его стишки.
— Ну, как я уже сказала, он в прошлом.
— А что в будущем?
Она взглянула на меня. И это был очень долгий, пристальный взгляд.
— Ты веришь, что иногда люди способны обходиться без слов? Взять тот день в «Музейной таверне»… Ты смотрел на меня — и говорил. Не раскрывая рта.
— Правда? Ну и что же я говорил? Не раскрывая рта.
— О нет, сегодня я не скажу. Когда-нибудь расскажу. Но не сегодня.
Я рассмеялся. Но не тем смехом, каким смеются из вежливости, или потому, что так принято, или особым смехом для поддержания беседы, которая не клеится. Это был настоящий непринужденный хохот, каким я не смеялся, разговаривая с женщинами, уже бог знает сколько лет.
— Чудная ты, Ясмин! — сказал я.
— Вот-вот. А у тебя бокал пустой. Закажем еще?
На следующее утро, когда Фрейзер проспался после кровотечения, а я очухался после своих шести пинт пива, я заявился к нему опять. Он был уже на ногах. Он предложил мне оценить ущерб, который я нанес его носу. Последний окрасился в бордовый цвет, но мне было не до сочувствия. Я ждал разъяснений.
— Мне надо поесть, — сказал он. — Поговорим по пути в столовую.
Столовая находилась в одном из больших зданий красного кирпича, стоявших несколькими сотнями ярдов выше по Аттоксетер-Нью-роуд. Путь туда лежал мимо викторианского кладбища, населенного каменными ангелами и отгороженного от тротуара черным железным забором. Затем нужно было взобраться на невысокий холм, а оттуда уже недалеко до женского общежития, где и была столовая. Фрейзер шагал очень быстро.
— Так в чем же прикол с псиной? Кто там не любит собак? — спросил я.
— Не кто, — поправил Фрейзер, — а что.
— Какое, нафиг, «что»? Ты можешь объяснить по-людски?
Он прокашлялся в кулак:
— Похоже, я вызвал какую-то нечисть.
Я невольно оглянулся. За мной, раскинув подрезанные крылья, парил один из каменных ангелов. На всякий случай я понизил голос:
— Что за хрень ты несешь, а?
Внезапно Фрейзер взбеленился, что, впрочем, никак не повлияло на его быстрый и размеренный шаг:
— А хули ты ждал я отвечу? Я и сам без понятия, что я наделал! Что я могу тебе рассказать, когда сам не врубаюсь?
Мы как раз свернули с главной дороги и подошли к воротам женского общежития. В столовую потоком шли студенты; кое-кто остановился посмотреть, почему это он на меня кричит.
— Этими ритуалами? — успокаивающим тоном спросил я. — Меловым рисунком на полу?
— Да, — сказал он. — Точно не знаю как. Но что-то я вызвал. И оно все еще там.
Я застыл как вкопанный. Он тоже.
— Что?
— Что слышал.
Я посмотрел ему в глаза и увидел в них неподдельный ужас. Всю его невыносимую чванливость как рукой сняло. Передо мной стоял сбитый с толку испуганный ребенок, которым он в действительности и был.
Сотни вопросов роились у меня в голове, отпихивая и расталкивая друг друга. Вдруг оказалось, что дошагать по узкой дорожке до ворот общежития так же мучительно, как пройти сквозь строй. Я стоял в общей давке и хаосе, ошалев и не в силах собраться с мыслями. Вокруг моих ног кружились на ветру несколько табачно-бронзовых листьев. Фрейзер потопал дальше.
Я быстро его догнал, но следующие несколько сот ярдов мы шли молча. В конце концов у меня вырвалось:
— Штука, которую ты вызвал… Что это вообще?
— Понятия не имею.
— А на что хоть похоже?
— На тень. Только ты ее не видишь, а как бы чувствуешь. И еще запах: в том месте, возле нее, всегда странно воняет.
