— Да, я слушаю, — с досадой проговорил в трубку Стрелецкий. — Извините, мы немного задерживаемся… Видите ли, зашел посоветоваться один наш коллега… Да, мы уже заканчиваем… Не беспокойтесь, скоро будем. — Профессор положил трубку и, строго глядя на Валентина, продолжил — Так вот, к прискорбию, за душой-то у многих ниспровергателей обветшалых, как им представляется, идей очень часто ничегошеньки существенного нет. Смелости и задора не занимать, а вот разумно и, главное, — Стрелецкий назидательно поднял палец, — уважительно осмыслить фактаж — вот это-то и есть их ахиллесова пята! Терпение и мудрость — вот чего частенько не хватает нашим молодым героям!
Валентин похолодел: елки-палки, неужто Стрелецкий — фиксист? Но ведь сколько было его статей в научных журналах, и ни в одной он не ополчался против мобилистских идей. «Правда, он и в защиту их не выступал, — вспомнил Валентин. — Но на то могли быть свои причины. Черт побери, неужели я так по-глупому пролетел? Вот тебе и эпидидимис хряка!»
В номере стояла тишина. Стрелецкий снова вышагивал по комнате, и уже следующая сказанная им фраза могла стать катастрофой, матом в два хода. Валентин с лихорадочной поспешностью обдумывал ответ. Главный, хмуро улыбаясь, отмалчивался. Ему не совсем было ясно, зачем парень столь беспардонно и самочинно влез к именитому гостю, чего добивается.
— Да, вы правы, Андрей Николаевич, — медленно заговорил Валентин. — Но иногда между рождением идеи и открытием фактов, которые могли бы ее подтвердить, проходят годы и десятилетия. Я читал ваш совместный с Бруевичем отчет, и там вы пишете, что…
Стрелецкий, в очередной раз приближавшийся к окну, вдруг словно бы споткнулся и замер. Цепкий взгляд Валентина тут же засек внезапное окаменение его узкого затылка, нешироких прямых плеч, кистей рук, заложенных за спину, и снова Валентин весь подобрался: «Что-то случилось… Что-то я задел такое… Но что, что?..»
— Бруевич… Отчет… — не оборачиваясь, сказал Стрелецкий, голос его прозвучал глухо. — Это какой же год?
— Тридцать третий.
— Да… конечно, тридцать третий… Собственно, это даже не отчет, а своего рода пояснительная записка к обзорной карте. Неужели это сохранилось? Не ожидал…
— Я нашел ее в архивах бывшего Орколиканского приискового управления… — Валентин не спускал глаз со Стрелецкого: «Теперь — стоп, пауза. Ждать, что он скажет на это».
Но Стрелецкий молчал, и молчал довольно долго. Главный, уловив необычность происходящего, вопросительно посмотрел на Валентина. Тот в ответ лишь пожал плечами.
— Что ж… — хрипло сказал наконец Стрелецкий и обстоятельно откашлялся. — Как говорится, да будет выслушана и другая сторона.
Он повернулся, глядя исподлобья и с некоторой, как показалось Валентину, неприязнью.
— Не знаю, — суховато и раздумчиво заговорил он, — почему вы обратились именно ко мне… но благодарю за доверие… — Помолчал, едва заметно поморщился. — Надеюсь, рисуя эту карту, вы не из воздуха брали свои обоснования. — Он скупым резким движением фехтовальщика выбросил перед собой руку ладонью вверх. — Извольте ваш фактаж, молодой коллега!
Молодой коллега проворно распахнул свою объемистую сумку, и через минуту строгий гостиничный номер приобрел сходство с экспедиционным помещением, где происходит осенняя защита полевых материалов. Листы миллиметровки, синьки и кальки устлали стол, два стула, кресло, кровать, свешивались с подоконника и лежали на полу. Это были как вновь составленные геологические карты, так и выкопировки со старых, зарисовки отдельных обнажений и горных выработок, данные аэромагнитной и аэрогаммасъемок, геохимии и металлометрической съемки по ореолам рассеяния. Валентин ухитрился даже, несмотря на прохладное к нему отношение «гулакочинских орлов», добыть описания кернов [9] наиболее важных буровых скважин.
— Стереоскоп вот только не прихватил, — пошутил он, выкладывая напоследок стопочку аэрофотоснимков.
— Сумеем как-нибудь и невооруженным глазом добиться стереоэффекта, — Стрелецкий оглядел разложенные материалы и покачал головой. — Ярмарка!.. Нуте-с, молодой коллега, излагайте!
Валентин начал от печки — со времен Кропоткина, Обручева, Черского и Чекановского, упомянул Бруевича, затем перекинул мостик к современности и двинул вперед свои полевые наблюдения, по мере надобности подключая к ним геофизику и данные бурения на Гулакочи. На все это ушло минут двадцать.
— Не спешите! — величественно остановил его Стрелецкий. — Насколько я понял, автохтон разорванного рудного тела (профессор имел в виду то, что Валентин в разговоре с Лихановым называл «корневой частью») погребен вот здесь, — и он безошибочно обвел Учумух-Кавоктинский водораздел, хотя Валентин об этом еще и не заикался. — Если стать на вашу точку зрения, то плоскость смещения залегает на глубине порядка…
Стрелецкий на секунду задумался и назвал именно ту величину, что была в свое время тщательно и со многими перепроверками вычислена Валентином.
— Да, глубина получается такая, — с невольным удивлением подтвердил Валентин.
— Слава богу, хоть с математикой вы в ладу, — ядовито пробурчал Стрелецкий. — Так… геофизика, я вижу, дает здесь локальную гравимагнитную аномалию, то есть указывает на наличие в глубине крупного геологического тела с высокой плотностью.
— Я разговаривал с геофизиками, — вставил Валентин. — По их словам, здесь наблюдается не просто аномалия, но аномалия, как они выразились, с металлическим фоном…
— Металлический фон! — Стрелецкий желчно усмехнулся. — Может, они заодно укажут, фон какого именно металла наблюдается, — железа, свинца или, скажем, алюминия? Я бы посоветовал вам, Валентин, относиться к подобным заявлениям с некоторой долей сомнения. В конце концов, мы-то с вами коренные геологи, а они — геофизики, а стало быть никак не застрахованы от каких-нибудь чисто физических увлечений. Учтите, что это ваше Гулакочи находится в зоне вечной мерзлоты и ее влияние очень сильно сказывается на показаниях приборов. Этот момент не следует упускать из виду… Однако же продолжайте!
Валентин быстро закончил изложение фактического материала и перешел к обобщениям и выводам. Опуская промежуточные звенья, которые представлялись ему ясными сами по себе, он выстраивал свою схему со всей возможной краткостью и убедительностью. Дело близилось к логическому завершению, к предъявлению наиболее весомых козырей, когда Валентин с нехорошим предчувствием заметил, что лицо Стрелецкого постепенно становится все более скучающим, брюзгливым и отсутствующим. Впечатление было такое, что тот безнадежно утерял нить разговора, перестал улавливать суть и продолжает внимать лишь приличия ради, едва удерживаясь от зевоты.
«Японский бог, неужели у старика так быстро сели мозговые батареи? — стремительно соображал Валентин. — А как иначе это объяснишь?» Действительно, он ожидал всего — от горячей поддержки до жесточайшего разгрома, но вот такая безучастность? Нет, это не укладывалось в голове!..
И в этот момент раздался требовательный стук. Стрелецкий, витавший мыслями черт знает где, не успел даже откликнуться. Валентин метнулся к двери, повернул ключ — в номер вкатился озабоченный толстяк на низком ходу и сразу же непринужденными своими движениями, своим широким добротным костюмом, своим начальственным говором со значительным покашливанием до отказа заполнил все скупое казенное пространство.
— Андрей Николаевич, почему нарушаем порядок? — загремел он с наигранной строгостью. — Люди ждут, понимаете, волнуются!.. Нехорошо, нехорошо!
— Да-да, понимаю! — оживился Стрелецкий. — Поверьте, мне так неудобно, но вот, сами видите… — Стрелецкий с улыбкой обвел рукой разложенные материалы. — Молодому человеку понадобилась срочная консультация… Специально прилетел…
— Какой такой человек? Почему залетел? — толстяк, словно бы только теперь разглядев Валентина, сделался суров. — Ты что, пьяный? Смотри у меня, понимаешь! — И он предостерегающе воздел указательный палец, пухлый, как сарделька.
Этого столь непосредственного гражданина Валентин видел впервые, но сразу же вспомнил ревякинского заместителя по хозяйственной части: та же фальшиво-добродушная бесцеремонность, та же привычка всякого, кто поменьше чином, звать с места в карьер на «ты», независимо от возраста и заслуг. «До чего же похожи, прямо близнецы! — изумленно отметил Валентин. — И замашки, и ухватки… Хамство — или это они так понимают близость к народу?»
— Речь идет о Гулакочинском месторождении, — осторожно вставил главный геолог. — Валентин Данилович высказал интересные соображения…
Каким-то непостижимым образом коротенький толстяк посмотрел на высокого Валентина сверху вниз, откашлялся и снисходительно, словно подростку, сказал:
