Он шел долго, пока не добрался до конца: внизу под обрывом его ждал человек с желтыми волосами, сидевший за рулем большой моторки. Очки он снял и теперь посасывал одну из дужек.
— Садитесь, — сказал он.
Селмер спрыгнул в лодку и уселся рядом с ним. Человек с желтыми волосами надел очки и отчалил; нос моторки вздернулся кверху, и она принялась рассекать воду по прямой, с головокружительной скоростью и жутким воем. Селмер поежился на своем сиденье. Черные очки обратились в его сторону.
— Меня зовут Арбогаст, — сообщил желтоволосый.
Через несколько часов они прибыли на место. На следующее утро Арбогаст показал Селмеру остров.
— Смотри, как ты пальто испоганил, — сказал Раф.
— Ничего, куплю другое, — ответил Бак.
— Тогда бери темное, как у меня. Так практичнее.
— Я предпочитаю светлые тона.
— Послушайте, — начал Прадон, кашлянув, чтобы прочистить горло.
Бак обернулся, упершись локтем в спинку своего сиденья и взглядом — в Прадона. Он был не слишком высок, скорее сухощав и угловат. Голубое «вольво» мчалось вниз по проспекту Гранд-Арме, в сторону квартала Дефанс; перед этим они заехали на квартиру Рафа, где упрятали помощника. За все это время Бак и Раф обменялись не более чем пятьюдесятью словами, а Марк-Аврелий Пьове и вовсе произнес только шесть.
— Мир перевернулся, — объявил Бак. — Теперь вы будете работать на нас.
— Я не понимаю, — сказал Прадон.
— Вы не сообщили нам о новом деле, — объяснил Раф. — Это непорядочно с вашей стороны.
— Погодите... О каком деле? — воскликнул Прадон.
— Да вот эта история с проектом «Престиж».
— Я не понимаю, — повторил Прадон, — какая история?
«Ну и работка у меня, — подумал он, — всем твердить, что я ничего не понимаю».
— Нехорошо, ей-богу, — настаивал Раф. — Мы всегда честно с вами сотрудничали, а вы взяли да наняли вместо нас того слепого. Скверно это!
Он глядел на Прадона с выражением исповедника, накладывающего епитимью на грешника. Его лицо, строгое и одновременно благостное, украшали очки без оправы, плохо сочетавшиеся с мощным торсом; создавалось впечатление, что при его сборке кто-то ошибся, посадив по рассеянности голову кюре на тело борца.
— Я не понимаю, — упрямо повторил Прадон, решив раз и навсегда держаться своей системы защиты. — И даже если это так, то ничего непорядочного я тут не усматриваю. Насколько мне известно, Хаас не подписывал с вами эксклюзивного договора на услуги.
— Но это вопрос принципа, — возразил Раф.
— А Австралия? — вмешался Бак. — Что там происходит, в Австралии?
— Да откуда я знаю? — с весьма натуральным удивлением ответил Прадон. — Мне кажется, ничего там не происходит. И вообще, при чем тут Австралия? Какая такая Австралия?
Бак отвернулся от него со зловещей усмешкой, фыркнул с видом актера, который играет навязанную ему роль, и стал пристально разглядывать несущееся навстречу шоссе.
— Слушайте, — тоскливо воззвал к нему Прадон, — вам лучше бросить это дело, потому что я не понял ни слова из того, что вы тут говорили. Если бы я что-то знал, то, может, и попытался бы скрыть, но в данном случае, хочу сразу вам сказать, я действительно не в курсе. Хотя вы мне, конечно, не верите, — убито добавил он.
— Да что вы, конечно, верим, вы не волнуйтесь, — ответил Раф. — Я знаю, что вы не в курсе главного, но вам должны быть известны некоторые детали, которых нам не хватает. Мы вас надолго не задержим.
— Вы с ума сошли, — занервничал Прадон, — кто вам рассказал эти бредни?
— Вы перепутали роли, — напомнил ему Раф.
— Вы напрасно теряете время, — ответил Прадон.
Машина пересекла Жанвилье, чьи улицы, как и в Париже, пустовали в силу двух объединившихся причин — воскресенья и холода, затем свернула на Северную автостраду. Вокруг стояла серая хмарь; бледный солнечный диск лишь на какой-то миг промелькнул вдали сквозь туман и исчез, потом через эту пелену пробился одинокий солнечный лучик, он упал на землю подобно вертикальному свету маяка, ухитрившись неведомо как разрезать плотный слой облаков. Марк-Аврелий Пьове увеличил скорость, чтобы поймать это световое пятно, и несколько минут ухитрялся двигаться вместе с ним, как бы принимая солнечный душ; потом он еще раз нажал на акселератор и оставил пятно позади машины.
Прадон безмолвно и мрачно глядел в окно. Солнечный луч пропал, и серое марево снова поглотило все детали окружающего пейзажа. Справа, вдалеке от шоссе, возникло новое пятно света, бегло озарившее завод с ярко-голубой кровлей; этот пронзительный цвет на мгновение оживил тускло-серое окружение, а белые дымки, выходившие из труб, блеснули на солнце, приняв вид пышных белоснежных султанов; потом пятно куда-то ускользнуло, и все опять сделалось тусклым и унылым. «Обманка, — подумал Прадон, — природная обманка».
«Вольво» свернуло с шоссе, ведущего в Руасси, на перепутье местных дорог, пересекло несколько безлюдных деревень и наконец въехало на аллею частного владения, которая уперлась в виллу, одиноко стоявшую в гуще деревьев.
Они расположились в гостиной на первом этаже, здесь были кресла и камин. Марк-Аврелий Пьове разжег огонь. Они сели и коротко переговорили. Поскольку аргументы, как с той, так и с другой стороны, не изменились, им пришлось повторять все уже сказанное в машине, разве только поподробнее, ибо кресла к тому располагали.
— Да нет же, — твердил Прадон, — да нет. Что вы хотите от меня услышать?
В общем, дело явно топталось на месте. В конце концов Раф встал, вынул из спортивной сумки пару боксерских перчаток и принялся молча натягивать их, устремив на Прадона пронизывающий взгляд.
— Ну вот, — со вздохом сказал он, — этим всегда и кончается.
— А по-другому договориться нельзя? — предложил Прадон.
— Боюсь, что нет, — ответил Раф.
Так что пришлось пройти и через этот этап. «Этап» продлился двое суток, показавшихся долгими всем четверым. Раф проводил время в размышлениях перед камином, пока Бак в подвале сурово обрабатывал Прадона, который время от времени выдавал какое-нибудь слово, какую-то деталь. В таких случаях Бак призывал на смену Марка-Аврелия и передавал ему перчатки, а сам записывал то, что удалось выжать из секретаря, хотя это были сущие крохи.
Наконец к вечеру второго дня Прадон объявил, что передумал. Они снова собрались все вместе в гостиной первого этажа; Марк-Аврелий Пьове сварил кофе. Прадон сидел обмякший и весь в синяках. Он начал с того, что понятия не имеет о делах в Австралии; Бак потянулся было за боксерскими перчатками, но Раф его остановил.
— Об Австралии мне известно только одно, — торопливо сказал Прадон, — туда должен был ехать Кейн.
— Кто такой? — спросил Раф, и Прадон рассказал все, что знал о Байроне Кейне, иными словами, не слишком много, да и это немногое было уже известно.
— А Рассел? — спросил Бак, и Прадон объяснил, что Хаас нанял Рассела, чтобы отыскать Кейна и вернуть кое-какие документы.
— То есть проект «Престиж»? — уточнил Раф, и Прадон подтвердил, что да, именно так, но сам он точно не знает, в чем его суть.
— А Гутман?
Прадон заверил их, что никогда не слышал этого имени. Он клялся и божился, что не лжет, во-первых, потому, что это была истинная правда, во-вторых, потому, что боялся, что Раф и Бак ему не поверят, и, в-третьих, потому, что обе эти причины были чреваты новыми бесконечными избиениями. Но Раф успокоил его.
— Ладно, — сказал он, — я вам верю.
— Мы вам верим, — подтвердил Бак.
Они уселись в креслах поудобнее, обменялись улыбками, выпили вместе — в общем, расслабились. Потом поболтали еще немного, но уже на посторонние темы, вслед за чем Раф подал условный знак, и Марк-Аврелий Пьове, стоявший за спиной Прадона, шарахнул его по голове свинцовой трубой, завернутой в скатерку. Прадон рухнул наземь, Раф и Бак встали.
— Поехали, — сказал Раф, — сдается мне, дельце стоящее.
Бак и Марк-Аврелий Пьове слегка прибрали, Раф вышел, чтобы запереть ставни, потом они сели в «вольво» и покинули запертую виллу, вокруг которой немедленно воцарилась прежняя тишина, нарушаемая лишь удалявшимся мелодичным гулом шведского мотора.
Перед выездом на автостраду они остановились в какой-то деревушке возле заведения «Бар-Табак-Бакалея-Пресса». Раф вошел внутрь и сказал, что ему нужно позвонить в Париж. Поскольку кабины тут не было, ему пришлось говорить у стойки, заткнув свободным пальцем свободное ухо, так как у стойки устойчиво обосновалось множество аборигенов, красноносых, хмельных и громогласных. Он набрал номер отеля «Лютеция» и попросил соединить его с Расселом.
— Это Раф, — сообщил он. — Не хочу соваться в ваши дела, но, может, вам интересно будет узнать, где находится секретарь Хааса.
— Ну так и быть, говорите, — бросил Рассел.
