Истинная история южнокорейского "Боинга", сбитого на Дальнем
Востоке (на протяжении многих лет действительно "головная боль" для
Айвара).
Медленно загружающийся сайт.
Курс доллара.
Чужие любовные игры, интимные словечки и ласковые прозвища и т.д.
Березовский.
Не очень изысканное словосочетание "пузыри земли".
Бэтмэн.
Боль в пищеводе.
Ящики с песком в общественном транспорте.
Служебные вспомогательные пространства в домах, банях, стайках, квартирах (полати, подпол, чердак, кладовки, антресоли).
Служебные, вспомогательные пространства в музеях и церквях.
Служебные маргинальные пространства на картинах старых мастеров
(особенно голландцев и ранних итальянцев).
Пустыри и связки, соединяющие разные районы города.
Стильно исполненные театральные плакаты.
Почему физический неуют и телесный дискомфорт, как правило, обостряются к рассвету?
Есть ли ещё жизнь во Вселенной?
Форма завтрака в самолёте, так напоминающая игрушечную посудку, формочки…
Названия джазовых опусов.
Хорошая память.
Перстень на мизинце.
Траурный наряд молодой женщины.
Пробелы в черновиках Пушкина.
Обломки виниловых дисков: что же там на них было записано?
Пыль; как она образуется; из чего состоит.
Разница между горизонтальным и вертикальным положением моего тела: первое легче "болит". Многие ощущения проходят, если принять вертикальное положение.
Горизонт.
Фигурки, возникающие, если сильно надавить на глаза: в одних случаях это узоры, похожие на растительный орнамент; в других – насыщенный солнечный свет.
Новые работы Мадонны и Pet shop boys.
Любовь с первого взгляда: домыслы и реальность.
Неужели всё в этом мире уравновешенно и тогда что ж это за весы-то такие?!
Спонтанная красота природного происхождения (чем незаметнее, тем изысканнее).
Насколько онтологически верен "Логико-философский трактат"
Витгенштейна.
Кто меня переживёт? Кто уйдёт раньше?
Есть ли в мире место, идеально подходящее под мои тактико-стратегические показатели, чтобы приехать и сразу же понять: это точно твоё!
Человек, идущий под бой новогодних курантов мимо моего дома к мосту или с моста (или проезжающий в машине) – я всегда во время новогоднего боя часов смотрю в окно, и случайные люди эти кажутся мне странниками.
Что, какой мусор лежит на дне каналов Венеции. А в СПб?
Что Таня не думает обо мне на самом деле.
– Чёрная влага истоков, мы пьём тебя утром и пьём тебя на ночь, без продыху пьём… – шептал ей на ушко лирику Данила: лечил. Они шли сквозь снег, улица казалась маленьким и уютным чуланчиком в охотничьем домике. – А смерть – это старый немецкий маэстро, он пулей тебя настигает, без промаха бьёт… – а затем изменившимся, серьёзным тоном добавил: – Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих. Так поражает молния, так поражает финский нож!
Фонари подсвечивали снежную круговерть, создавая театральные, оперные почти эффекты. Метель пахла огуречной свежестью, Данила пах дорогим табаком и сильными чувствами.
– Кажется, я уже слышала подобную фразу, – засмеялась Лидия
Альбертовна, но ничуть этим не смутила Данилу.
– Конечно, конечно, – радостно закивал он. – Всё, весь мир есть одна большая цитата. Которая, как цикада, сидит себе за печкой и сверчит себе, сверчит… Как на картине Айвазовского, – неожиданно добавил он.
– А при чём здесь Айвазовский? – не поняла Лидия Альбертовна.
Данила только плечами пожал: типа, для рифмы.
Они шли сквозь снег, по улице, покрытой, заваленной снегом, и им было хорошо вместе. Только с Данилой Лидия Альбертовна могла позволить себе расслабиться, отвлечься от невроза, заработанного в картинной галерее.
– В тебе много умозрительного, отвлечённого… Какой ты ещё молодой и беззаботный… – позволила себе она.
– Ну, конечно, а ты, типа, пожилая матронесса, отяжелённая семьёй и выводком сопливых детей, семеро по лавкам…
И они снова засмеялись, потому что, когда двоим хорошо вместе, слова перестают что-либо значить.
Данила поделился с Лидией Альбертовной: странный день: с утра из ушей вываливаются наушники. Никогда такого не было: видать, к дождю, смеялся он. Они вообще сегодня много смеялись.
Говорят, подобное не к добру; что-то произойдёт. Обязано произойти.
Внутри Лидии Альбертовны даже возникла прохладная область напряжённого ожидания, между прочим, отдающаяся в недолеченном ухе.
Впрочем, честно говоря, она не слишком обращала на неё внимание.
Старалась не обращать.
Лидии Альбертовне казалось, что она – маленькая девочка, взяв за руку, её ведут по тёмным коридорам, в их углах она видит непонятные и непостижимые вещи, о существовании коих до сего момента не знала, не подозревала даже. Информация сыпалась снегопадом, "я подумаю об этом завтра", говорила себе маленькая девочка с кукольной мордашкой, поскольку любые размышления мешают путешествиям и приключениям, снижая скорость перемещения.
Я подумаю об этом завтра, точнее, никогда, потому что следует жить лишь сегодняшним днём, счастья никогда не бывает много, кажется, мы все обречены, обречены, да…
И вот она кивает невидимой собеседнице, живущей в лабиринтах мозга, смотрит на скрюченные параличом руки деревьев, безуспешно пытающихся ловить снежинки. Она кивает невидимой стеклянной фигурке, сидящей в её голове, и вот уже снег, осевший на её шапку, слетает, разлетается в разные стороны, точно в замедленной съёмке, ну почти что кино.
Тарковский.
Только теперь с какого-то там раза она поняла игру Данилы с двойниками, в двойников. Он постоянно настаивал, что нынешний февраль отмечен эскалацией образов Джорджа Буша-младшего, встретить которого можно буквально на каждом углу.
– Вот, смотри, – говорил Данила, указывая на опрятного старичка, сидящего в углу вагона метро, с глазками-кнопочками и аккуратными морщинками на лбу. – Вылитый же Джордж Буш.
И она сначала не понимала, но потом приняла правила этой игры, постепенно втянулась, и понимание настигло позже, постфактум: действительно Буш, смотри-ка, похож.
– Интересно, а что он тут делает? – подзуживал её Данила.
И они выходили из метро, шли дальше через белую пустыню, придавленную ночной мглой, сияющую возле ног. Набережная казалась пустынной: ни людей, ни машин, только облачка пара, вырывающегося при дыхании. За чугунной решёткой поблескивал пористый лёд замершей реки. Она торопилась домой, потому что возле кинотеатра "Родина", куда зашли с Данилой погреться и поиграть в автоматы, столкнулись с
Артёмом.
Сначала Лидия Альбертовна решила: продолжается игра в двойников, но чуткое материнское сердце ошибиться не позволило, она слишком хорошо знала эту чуть прыгающую, пружинистую походку, это пальто и связанную ею в долгие рабочие часы шапочку. Артём очень хотел походить в ней на бас-гитариста группы "Ю-ту", показывал фотографии, отрастил похожую бородку…
Разумеется, это он, и никто другой. Хотела было выйти, повернулась, но Артём увидел Данилу, шумно удивился (облачко пара вырвалось из раскрытого рта с ровными, красивыми зубами), перевёл глаза на мать, поймал мгновенное замешательство ("А мы вот тут случайно встретились". – "Ага, понятно, а мы тут плюшками балуемся", – подмигнул своими проницательными глазами), но сдержал иронию, воспитанный вообще-то мальчик.
– А я думал, вы в кино собрались…
– А что идёт? – поддержала Лидия Альбертовна светскую беседу, лишний раз подчеркнув, что ни о каком кино речи не шло, случайно встретились, да.
– Разве вы не знаете? "Лолита" с Айронсом и кровавым пузырём, который выдувает Куилти в предсмертное мгновенье.
– "Лолита"? А что это? Кажется, я слышала что-то об этом фильме.
– Ну, мама, конечно, слышала, это же известный роман про то, как один чувак, западающий на маленьких девочек, женился на одной противной тётке, чтобы поближе подобраться к её маленькой дочке.
– Да-да, что-то такое говорили по телевизору, в "Тихом доме" кажется. Сергей Шолохов – такой душка.
– Есть в нём что-то такое, голубоватое, – зло вставил Данила, и
Лидия Альбертовна вдруг увидела, насколько он растерян и обескуражен неожиданной этой встречей.
Поэтому побыстрее распрощались, обычно вялый Артём не проявил особого интереса, пошёл куда-то по своим делам (и чего его занесло в этот пустой кинотеатр, возле маминой работы?!), а они побежали к метро. Лидии Альбертовне не терпелось поскорее попасть домой, уют привычной обстановки поможет ей развеять эту нечаянную неловкость.
Значит, в метро видели очередного Буша-младшего потом, бегом-бегом к дому, запыхавшись, она стала рассказывать про свою собаку-вегетарианку, конечно, неожиданно, неловко.
– Когда я думаю о ней, то никогда не могу вспомнить её преданного лица…
