— Спокойно, только спокойно!
Он проводил ее до сортира «по-турецки» (очко в полу), он же душевая, и караулил у двери, пока она мылась. Затем они пошли на прогулку в сторону метро «Барбес», приветствуя все попутные деревья, отдельные столбы и немалое количество автомобильных колес, после чего позавтракали в кафешке, где Гаранс никогда еще не бывала. (Для любого туриста посещение незнакомого кафе — сущая мелочь, но для местного — поступок серьезный, поскольку первый утренний кофе — это священно, и первая стойка первого за день кафе — это почти храм.) Кофе с молоком был классный, но включенный телевизор все портил. И конечно, она стащила из вазочки кусочек сахара, чтобы угостить своего дружка. А как же иначе! В духе Маленького принца с его розой и прочими историями. Но в тот момент, когда она протянула ему лакомство — этому бездельнику, этому бродяге с лимузенских просторов, гиперактивному, но боязливому, как заяц, — ей пришла в голову нелепая мысль скомандовать ему: «Служи!» Разумеется, она сказала это просто для смеха, ожидая скорее, что он откусит ей палец или в лучшем случае обслюнявит руку, но к ее великому изумлению при этом слове он замер, напрягся, широко разинул пасть, сел и величественно подал ей правую лапу.
— Надо же, какой у вас дрессированный пес! — восхитился хозяин. — Браво, браво!
Гаранс в полной растерянности протянула псу кусок сахара, но он продолжал сидеть с раскрытым ртом. Пришлось положить сахар ему на язык, чтобы он наконец сгрыз его, притом весьма деликатно. «Это мне снится!» — подумала она.
— Собачка-то небось цирковая?
— Н-н-нет, — пролепетала она, — это так… сама не знаю, что на него нашло…
— Ну-ну… Эй, Франсина, — окликнул хозяин женщину, возвращавшую бедным мечтателям уже бесполезные лотерейные билеты, — оторвись-ка на пару минут! Иди сюда, глянь на собачку мадемуазель!
И вот ее пес, этот грязный найденыш, это ее почетное завоевание, дал лапу Франсине. Потом Жан-Мишелю, завсегдатаю бара, который никак не мог содрать обертку с сахара — так сильно тряслись у него руки. И одному бедолаге-клиенту, которому нынче утром не повезло с лотереей, зато обломилось хоть такое удовольствие.
Из чего рождается любовь? Из улыбки, из пары улыбок, из трех кусочков сахара, и вот — бац! — стрела уже вонзилась в сердце. Гаранс явственно ощутила ее острие у себя под ребрами. Она поморщилась и в этот самый миг их общей собачьей жизни поняла, что встретились они не случайно, что гороскопы не всегда врут, что Лола и Симон оказались правы, что пес появился для того, чтобы спасти ее, и они никогда уже больше не расстанутся. Вот так, и не иначе, и это ей очень даже нравилось. Она любила авантюры.
Выйдя из кафе, она спросила пса: «Это правда? Ты на самом деле из цирка?» Увы, ответа она не услышала, потому что он с оглушительным лаем ринулся вперед, в атаку на бедного бульдога, которого вели на поводке-рулетке, и этот поводок тут же стреножил его хозяина.
— Если не способны воспитать собаку, держите ее на привязи! — гавкнул ошарашенный мужчина.
Ладно, ладно…
— Молодец пес! — шепнула она ему.
— Ну нет! Даже речи быть не может, чтобы вы держали здесь эту собаку! Прямо вам скажу… вы, видно, совсем с ума сошли! А если сейчас заявится Мари-До? Представьте себе эту картину!
— Да уж, представляю. Хоть одна достойная картина в нашей лавке наконец…
— Ох, Гаранс, уймитесь, прошу вас…
Она прыснула. И верно, глупый ответ, глупее некуда. Ей стало немного стыдно.
— Но знаете, вообще-то он милашка… Он будет сидеть у меня под столом тише воды ниже травы. Смотрите, я даже матрасик ему принесла.
Короче, бессмысленно живописать вам эту сцену а-ля «Папаша Горио», вы и так наверняка угадали, где происходит действие… Ну да, в знаменитой Groutzkoï Gallery или «как отмыть миллионы вонючих нефтедолларов, заставив поверить богатых кретинов вроде вас, что дохлый воробей, покоящийся на наковальне, обложенной настоящими стодолларовыми купюрами, символизирует собой „Бессильный Ужас Угнетенных Народов“» (ей-богу, не придумала — внизу под инсталляцией так прямо и обозначено!).
— Но как же все другие обходятся, Гаранс? Наверно, оставляют своих питомцев дома… Вот у меня, например, признаюсь вам, есть кошка… ну, в общем… священная бирма[100]; одному богу известно, чего мне это стоит, но я все-таки бросаю бедняжку на произвол ее печальной судьбы каждое ут…
— А я не могу. Я один раз попыталась, но он просто обезумел. Если я уйду без него, он поднимет на ноги весь квартал. Поль, я же вам рассказала, как я его нашла… Неужели это ничего не значит? Постепенно я приучу его вести себя прилично, но пока… пока еще не могу.
Мсье Поль меланхолично кивал, поглаживая рукав своего вельветового пиджака. Он был в крайнем затруднении.
— Ну давайте хотя бы попробуем, Поль! Смотрите, ведь вот сейчас он совершенно спокоен.
— Послушайте, дорогая… Вы же понимаете: если бы все зависело только от меня, я охотно простил бы вам этот маленький… гм… каприз, но Мари-До никогда не разрешит держать здесь собаку, и вам это известно так же хорошо, как и мне.
Будь эта работа хоть чуточку получше, Гаранс боролась бы за пса куда энергичней, но в данном случае игра не стоила свеч. Ничему новому она здесь уже не научится, а кофе, художники и компьютерное кресло были слишком уж отвратны.
— Ох, и вы туда же! Правила есть правила, не правда ли, Поль?
— Простите, не понял.
— Мари-До с языка у вас не сходит… Признайтесь, вы спите и видите, как она хлещет вас кнутом?
— Вы… вы… да что вы себе позволяете?!
— Ну конечно… Я уверена, что, тиская своего жирного кота, вы только и грезите о том, как Мари-До проделывает с вами всякие гнусности… Не стесняйтесь, расскажите! (Смена тона.) Ладно, я пошутила. Вы мне до смерти надоели, все как один. Гоните денежки, которые мне причитаются, и я сваливаю.
— Я запрещаю вам говорить со мной таким тоном! И потом, вы не имеете права… Вы подписали договор о стаже, вы обязаны…
Пес, до сих пор сидевший смирно, вероятно, почуял, как накаляется атмосфера в Груцкой-галерее, и начал проявлять легкие признаки нетерпения.
— Да успокойте свою шавку, наконец!
— Ну-ну, папаша… Гоните бабки! Вот уже год, как я тут на вас вкалываю, отсидела столько сверхурочных часов, что и не счесть, занимаясь всеми этими вашими вшивыми проектами, вшивой рекламой, вшивыми выставками, вшивыми каталогами, годными лишь на подтирку, вшивыми махинациями мелких жуликов… Мне стыдно сюда приходить, для вас искусство — всего лишь средство помогать богатеньким русским отмывать свои нефтерубли и оплачивать ими своих шлюх. Благо они не способны отличить Вермеера от банки йогурта… И плевать я хотела на ваши договора, мне нужны мои 900 евро, и дело с концом!
— Вы прекрасно знаете, что я не уполномочен подписывать такие чеки. Мы пришлем вам его на дом.
— Ага, щас! Нет уж, гоните наличные!
— Я даже не подозревал, что вы настолько вульгарны!..
— Да, вот я такая!
— И настолько неблагодарны!..
— Слушай, ты, Ламартин говенный, долго ты еще будешь услаждать меня своими рифмами, а?
Мое «тыканье» разъярило его куда больше, чем все ругательства, намеки на секс, латекс и обман клиентов.
— Ну вот что, мадемуазель: либо вы сейчас же уйдете, либо я вызываю полицию!
— Ага, и вы туда же!.. Нет, ей-богу, это просто мания какая-то! У них, наверно, выделенная линия для идиотов?!
Ладно, остальное рассказывать не буду, хватит и этого, тем более что в результате старик Поль все-таки раскошелился. И даже не из-за пса, который начал подбираться к его вельветовому пиджаку, а из-за жесткого диска. Гаранс пригрозила: либо девять сотен наличкой, либо все их списки клиентов, архивы и бухгалтерия будут стерты к чертовой матери. Она ликовала: здорово же ей удалось их поиметь. Притом все по-честному. Ей бы еще пирсинга побольше, и вот вам вылитая Лисбет Саландер[101] (если смотреть издалека).
По пути к выходу ее хулиган-пес слегка заплутал в мире искусства и сожрал принесенного в жертву воробья — символ угнетенных народов. И правильно сделал — больше им не придется страдать.
Короткой эйфории хватило только на дорогу от авеню Матиньон до метро «Миромениль», не более, после чего боевой дух в наших войсках пошел на спад. Конечно, это прекрасно — изображать крутых ребят вместе со своим четвероногим Джо Пеши[102], но хорошенького понемножку, мы же все-таки не в кино… Ее карточных выигрышей и девяти сотен, вырванных у Груцких, явно не хватит на аренду трехкомнатной квартирки в бельэтаже… Как только она отдаст долги, в том числе и за жилье, у нее останется ровно на покупку раскладушки, чтобы дежурить ночами под дверью биржи труда.
