— Вкусно пахнет. — Дверь открывается, но вместе с холодным ветром в помещение врывается вовсе не голос Джулии.
Дэвид Карлайл вдыхает запах нашей стряпни с таким видом, словно вернулся домой к ужину. Мы обмениваемся долгими взглядами, и я отвожу глаза, лишь когда в эту тугую петлю проходит Джулия. Изможденная, бледная, хрупкая. Красивая.
— Отлично, — говорю я Грэдину, который ожесточенно молотит тесто деревянной скалкой. Я жду, когда голос Джулии разорвет напряжение и она спросит, какого черта я здесь делаю. — Но лучше вот так. — Показываю, как нажимать и раскатывать, но стоит передать скалку, как он начинает молотить по куску теста с таким остервенением, будто пытается прибить крысу. Я приказываю перестать, но мальчишка не слушает. Он стучит и стучит, пока стол не начинает шататься. Пока Джулия твердым голосом не велит прекратить.
— Марри, что происходит?
Она смотрит на меня так, будто я повинен во вспышке Грэдина. Странный мальчик. Мэри, шаркая ногами, проходит рядом с ним и садится у плиты. Джулия устало качает головой.
— Зачем ты пришел? — обвиняюще и тускло спрашивает она.
— Повидать… — проглатываю готовое сорваться с языка слово и объясняю: — Я пришел к детям. Узнать, не хотят ли они прогуляться?
Джулия смотрит в окно и снова качает головой. Брови ее недоверчиво приподнимаются.
— Марри, на улице темно. Да и Флора простыла.
Я перевожу взгляд на дочку, калачиком свернувшуюся на коленях у бабушки. Они обе молчат и выглядят по-своему довольными. Мне противно объясняться в присутствии доктора Добряка.
— Ну, я пришел сюда, увидел, что ребята одни, что им скучно, и предложил им приготовить еду. Вот и все.
Мы с Джулией стоим совсем рядом, и я говорю вполголоса, не хочу, чтобы этот Карлайл слышал нашу свару. Джулия разглядывает царящий в кухне беспорядок — возможно, в поисках спрятанного стакана с вином.
— Но раз ты вернулась, я ухожу.
Черчу в воздухе несколько слов для Флоры и милостиво соглашаюсь на предложение Алекса сыграть на его приставке. В результате он оказывается на шесть уровней ниже.
— Ну спасибо, папа! — стонет он и выхватывает у меня игрушку.
— Как Мэри себя чувствует? — спрашиваю я, натягивая пальто. — Есть новости?
Судя по всему, Мэри еще меньше прежнего интересуется происходящим вокруг.
Джулия опускается на деревянный стул, и Дэвид подходит к ней. Она прижимается головой к его ладони.
— Новости тревожные, — объявляет Дэвид. Он стоит возле моей жены, у нее за спиной, руки его переместились на ее плечи, словно это она больна. — МРТ показала, что у Мэри васкулярная деменция. — Пояснений никаких не следует, и я вынужден спросить, что это значит. — Обследование выявило закупорку сосудов. Что, в свою очередь, повлекло нарушение мозгового кровообращения. Кроме того, в белом веществе мозга обнаружены нарушения. На одном из участков разорваны аксоны — грубо говоря, провода, соединяющие нервные окончания. — Он наклоняется и целует Джулию в макушку. — Это объясняет немоту Мэри и ее внезапную беспомощность.
— Деменция? — медленно повторяю я. Как ловко он все объяснил. Удобный диагноз, который не оставляет места для вопросов. — Ты же не веришь в это, Джулия? Она слишком молода для слабоумия. — Я смотрю на тещу. — До того как она перестала разговаривать, у нее не было никаких симптомов. Верно, Джулс? — Я сажусь напротив нее, так и не застегнув пальто. Мы оба знаем, что Мэри самый замечательный человек на свете. Господи, да она сама меня воспитала! — Неужели болезнь могла возникнуть вдруг и ниоткуда? — Я сам не знаю, к кому обращаюсь.
— Если честно, симптомы были. — Джулия поднимает опухшие глаза с темными кругами. — Наверное, я просто не хотела их видеть.
Я понимаю, о чем она говорит. Мэри всегда была тем крепким стержнем, на котором держалась семья Маршаллов. И теперь ее место должна занять Джулия. Вряд ли она к этому готова.
— И что теперь? — обращаюсь я к Дэвиду.
Он тяжело вздыхает.
— Я хочу положить Мэри в больницу.
Джулия резко поднимает голову. Для нее это тоже новость.
— В больницу? — Она встает и подходит к Мэри, точно желая оградить мать от посягательств.
— Это необходимо, чтобы продолжить анализы. Мэри не может жить в таком состоянии. Ее должны обследовать специалисты. Нужно выработать стратегию лечения. (Джулия не видит, как у него дергается кадык.) Следующие несколько недель ей придется без конца ездить на анализы в больницу в Кембридже. Это неразумно и очень утомительно. — Он делает паузу. — Кроме того, такому человеку, как Мэри, необходимо…
Каждое слово взвешено, предельно точно и безжалостно в своей лаконичности.
И что значит такому человеку, как Мэри?
Я уже собираюсь заявить, что не согласен, но тут подает голос Джулия, похоже, смирившаяся с судьбой.
— Но куда еще она может ездить, кроме Кембриджа?
Я знаю, что в эти секунды она лихорадочно обдумывает, как будет изворачиваться с детьми, работой, чтобы возить Мэри в больницу, как будет делать вид, что жизнь продолжается, что все идет своим чередом, хотя все давно уже несется в пропасть. Но у нее есть надежда — Дэвид, он облегчит ее ношу: заберет мать, вылечит ее и вернет домой.
Он снова по-хозяйски кладет ей руки на плечи. Я едва удерживаюсь, чтобы не смахнуть их.
— Есть одно место, которое идеально подходит твоей матери. Там специализируются на… — Доктор Добряк замолкает, подбирая подходящие слова. Я вижу, он не хочет огорчать Джулию. — На подобных болезнях. И совсем недалеко отсюда, в деревенской местности. Тамошние медики прекрасно о ней позаботятся. Эта больница станет ей вторым домом.
— Домом? — спохватывается Джулия и выворачивается из-под ладоней Дэвида. — Ты говоришь о доме престарелых?
— Вовсе нет, — расцветает в нелепой улыбке Дэвид. — Это больница для пациентов с симптомами, как у Мэри. Печально, но болезни мозга могут начаться в любом возрасте, и там много разных пациентов — и молодых, и старых. А лечение… — он снова медлит, соизмеряя каждое слово с малейшими сокращениями мускулов на лице Джулии, — лечение, которое они предлагают, — лучше, чем ничего. Твоя мать получит первоклассный уход.
Я вижу, как Джулию буквально разрывает на части. Догадка посещает нас одновременно.
— Это частная клиника, верно? — В ее голосе не слышно и намека на надежду.
У Мэри нет частной медицинской страховки, а Джулия на учительскую зарплату не способна содержать ее в частной клинике.
— Да, Джулия, и я понимаю, что ты хочешь сказать…
Джулия перебивает его, издав невнятный звук, и застывает с приоткрытым ртом. Протест повисает в воздухе. Она понимает, что матери придется встать в очередь на койку в государственном медицинском учреждении. Мы оба думаем об одном и том же.
— Я уже позаботился об этом, — говорит Дэвид, а потом, словно меня нет рядом, целует Джулию в щеку. И затем ласково проводит по ее лицу тыльной стороной ладони, словно только что сказал ей тысячу слов, которые никогда не смогу сказать я.
Вернувшись на «Алькатрас», я обнаруживаю, что насос снова работает. Хозяин мастерской вручает мне ключи и советует поднять лодку из воды, чтобы как следует отремонтировать корпус. А еще предлагает обзавестись ведром побольше. На случай, если насос опять сдохнет.
Я растапливаю печку и набираю в чайник воду. Лезу в машинное отделение за гаечным ключом и натыкаюсь на бутылку виски, спрятавшуюся в самом сердце лодки.
Сделав несколько глотков прямо из бутылки, устраиваюсь на корме и, прищурившись, смотрю на спокойную реку. Сколько бы я ни выпил, я не смогу забыть выражение глаз Джулии, когда доктор Добряк показал, кто в доме хозяин. Больше я ничем не могу себе помочь.
Сегодня вечером я постараюсь забыть о тоске, которая накрывает меня, как только просыпаюсь, и не отстает до тех пор, пока я не проваливаюсь в короткий сон. Возможно, это эгоистично, но я оставила проблемы позади и несколько часов буду притворяться, что я — Джулия Маршалл, привлекательная женщина, которой не о чем беспокоиться. Джулия Маршалл, готовая исследовать новые возможности. Джулия Маршалл, подающая большие надежды.
Моя ладонь плотно обхватывает дверной молоток, скользит по дереву. Дверь открывается, и передо мной возникает Дэвид.
Раньше со мной никогда не случалось ничего подобного. Никто не появлялся в моей жизни так вовремя, как он. И ни в ком прежде я не нуждалась столь сильно, как нуждаюсь сейчас в Дэвиде, хотя мы и знакомы-то всего ничего. Его уверенность, опыт, мудрость и участие дарят мне лучик надежды, который в его присутствии становится все ярче. Я его ни за что не отпущу.
Дэвид в фартуке, в руках у него полотенце. Аппетит мой разгорается. Не сдержавшись, я коротко смеюсь.