А у меня что за жизнь, продолжал размышлять Михал. День за днем добывать свою дозу, какая же между нами разница? Сильных ощущений тебе не хватало. Так получай на здоровье. Страх — удастся ли всучить вытирку. Страх — успеешь ли засечь опасность. Страх — вдруг кто-то из очереди загородит дорогу, когда придется смываться. Страх — вдруг догонят на улице. Страх — вдруг начнутся ломки, всего метрах в трех от прилавка. Холодный пот и невнятная речь. Боль в суставах и судороги. Страх перед милицией. Судом. Тюрьмой. Куда меня несет? Ну и влипли мы с тобой, Ева. Давно, еще в школе, тебе не хотелось ни с кем делить Олину. Теперь делишь Еву с наркотиком. Ты для нее — одна десятая, остальное — кайф.
— Это ваш? — Провизорша подняла глаза.
Чтоб тебя!
— Нет… друга… — Самое невинное лицо.
— Можете показать ваш паспорт?
Вот он — этот миг.
Михал повернулся и побежал. Рецепт остался на прилавке. Изо всех сил он дернул на себя тяжелые стеклянные двери. Проскользнул в щель на улицу и ринулся вниз под горку.
Бред, конечно, бегать в таком состоянии. Легкие рвутся при каждом вдохе. Перед глазами темень, как будто в воздухе вообще нет кислорода. Колом встает желудок, дрожат мышцы в ногах, в боку режет, круги перед глазами. Еще пара шагов, и я грохнусь.
Еще пара шагов и…
Еще пара шагов…
Только в конце улицы он осмелел и оглянулся. Никто и не подумал за ним гнаться. Не бросили свои сумки!
А может, из аптеки звонят в милицию? Точные приметы, во что одет. И через несколько минут жди ментов в упаковочке.
Он стянул куртку и запихал в урну. А где взять на новую? Плевать, уже весна. Быстрее отсюда. Остановить такси. А чем платить? К тому же таксист может и заложить, куда отвез. Но с каждой минутой этот район возле аптеки все опаснее и опаснее. Сколько они могли послать патрульных машин? Две? Три?
По улице пыхтит автобус. Громадное облако выхлопных газов из-под брюха. Собрав последние силы, Михал рванул за черным шлейфом выхлопных газов, за автобусом. Плевать на вонь.
Он скорее упал, чем протиснулся между людьми, висевшими даже на подножках.
Ура, с работы домой!
Потный, как после марафона. Какая-то девица отшатнулась.
Да, вонь от меня похуже, чем от выхлопа, понял Михал. Закрывшиеся двери нещадно припечатали его к этой чистенькой расфуфыренной телке.
Прости, что я еще живу, мысленно извинился Михал. Может, осталось не так долго.
Девица даже в этой давке попыталась повернуться к нему спиной. Вид у нее был, как у настоящей великомученицы. Михал вдруг страшно позавидовал ей. Неизвестно почему.
Похоже, на данный момент я твоя самая большая проблема. Знала бы ты, сколько их у меня. Но тебе ведь чихать на это. Приедешь домой, выкинешь службу из головы, снимешь лифчик, набросишь на себя что-нибудь яркое — и вперед, на дискотеку.
Автобус затрясло, когда водитель пытался на полном газу одолеть гору. Внизу на улице показалась патрульная машина с включенной сиреной.
Вернуться к Еве?
Или слинять на веки вечные? А куда? От главного все равно не убежишь.
Теперь она уже, наверное, лежит на полу, напрасно пытаясь побороть позывы чего-то неизбежного, что снова катапультирует ее из этого мира. И от меня! Признать поражение? А что потом?
Автобус дотащил его на Винограды. Еще одна попытка, прежде чем сесть в метро и с поджатым хвостом вползти домой. Домой? Мой дом — моя крепость. Только у таких, как мы с Евой, это ощущение может возникнуть разве что в хорошем складе медикаментов.
Площадь Иржи из Подебрад. Снова нервозное ожидание в очереди и незаметные взгляды назад, откуда следует ждать опасности, если опять придется сматываться.
Вряд ли тут выгорит. Интересно, на сколько метров пробежки меня хватит?
Провизор — старичок пенсионного возраста. Пора бы думать только о себе.
— Ваш рецепт краденый. — Он поднимает глаза.
— Это друга… я… я передам ему… — Бессмысленный лепет. Пять прыжков по аптеке к дверям. И наискосок вниз по Виноградской.
Но на этот раз сил и в самом деле не было. Где-то метрах в двадцати от перекрестка Михал упал на газон. Крики детей, играющих за кустами. Пересвист дроздов.
К счастью, и теперь за Михалом никто не погнался.
За мной уже и бегать-то не хотят, осенило его. Он поднялся. Никто даже не посмотрел в его сторону. Огромным усилием воли Михал дотащился до входа в метро.
Значит, и вторая вытирка накрылась.
Ева, как ни странно, бодра и весела.
— Тыркнусь где-нибудь в пригороде.
— Что? — не понял Михал.
— Смотаюсь в Збраслав. Есть там одна маленькая аптека.
— Не сходи с ума.
Ева не ответила. Спорить не было сил. Он лежал на поролоне, тяжело дыша. Ева нашаривала в каком-то полиэтиленовом пакете макияж. Крем-пудру и румяна на щеки.
Если закрасит этот паскудный желтый цвет и уберет круги под глазами, то, может, и проскочит. А если нет?
— Ну, я поехала, привет!
А она еще ничего смотрится, подумал Михал, обнимая склонившуюся над ним фигурку. Длинные прямые волосы на пробор. Личико немного осунувшееся, но с макияжем вполне свеженькое.
— Тебе идет.
Она улыбнулась, как любая на ее месте. Как нормальная девчонка!
— Может, ну его к черту? — Михал запустил руку туда, где у других обычно бывает грудь.
— Пусти!
— Тебя заметут!
— Пусти меня! — вырвалась Ева.
Он успел схватить ее за руку и повалил на поролон.
— Погоди. Надо выдержать первые три дня. Потом будет легче.
Он и сам не верил тому, что говорил, но перед глазами маячила патрульная машина с синей мигалкой.
— Ну что ты несешь? Сто раз уже пробовали.
Они наверняка сообразили, кто приложил руку к медпункту. Заберут Еву прямо в конторе. Интересно, догадывается она?
— Давай вытирки!
Вот и приехали. Дураку понятно, что все шло именно к этому.
— Они в аптеках остались.
— Черт, ты что, не мог забрать? — Она гневно прошлась по комнате к окну.
— Так получилось.
Ева глядела вниз на улицу. Может, они уже там. Бред.
Пальцы нервозно барабанят по подоконнику. Его это раздражает. Все его раздражает!
— Мы влипли! Неужто не дошло?
— Дошло! Сам же видишь, дошло! — Ева рванулась к нему и бросилась в защиту его объятий, совсем как маленькая.
— Михал, мне страшно…
— Давай не будем, а? — шептал он. — Слышишь? Мы выдержим…
— Ты не соображаешь, куда мы заехали? — Ева вырвалась. Схватила со стола кучку рецептов и выбежала за дверь.
Михал уткнулся головой в подушку. Лучше не быть!
Сон или явь? Сияющая Ева.
— Достала?
— Ну, я же тебе говорю… На аптеке решеток нет. Залезть туда — пара пустяков. Мне просто засветиться не хотелось…
— А это что? — Михал не понимал, зачем у нее в руках тюбики.
— Купила алнагон. Надо же продержаться до вечера.
Теперь и правда все равно, когда заметут. Раньше или позже. Рисковать каждый день или раз, но по-настоящему, с шансом на крупную заначку.
С медпунктом тем все вскрылось, это уж верняк. Залечь бы на дно, пока можно…
Автобусом в Збраслав. Две тени, едва волокущие ноги, стараются не привлекать внимания. Но надежда все же есть. Надежда уже вечером заполучить кайфа на год вперед. Они уселись прямо за шоферской кабиной. Надо держаться незаметнее.
Субботняя прогулка, вспомнилось Михалу. В галерею на выставку скульптур, в кафе-мороженое — и домой. Когда это было? Сто лет назад? Мамина улыбка. Отец то ли в Кувейте, то ли еще где-то.
Автобус останавливается посреди площади.
— Здесь, — кивает Ева.
Он обнял ее за плечи. Обыкновенная влюбленная парочка. Решили прокатиться за город.
— Вот здесь я выросла, — щебетала Ева.
В глазах огоньки. Надеется на чудо? Прочь заботы? А когда кончатся те две сотни, что мне выплатили на работе? Это последнее. Евина получка давно ку-ку.
— Вот в этом дворе мальчишки выбили мне зуб. Один противный такой, Ондрой звали. Двинул кулаком за то, что я лапать себя не позволила. Представляешь, каково тринадцатилетней девчонке ходить без переднего зуба?
Он улыбнулся. И впрямь похоже на субботнюю прогулку.
— Я вообще тогда ни с кем не разговаривала.
— Где эта аптека?
— Как свернем, четвертый дом. — Ева посерьезнела.
И вдруг больно сжала Михалу локоть:
— Да не пялься ты так!
— Чего ты? — зашипел он.
— Она еще жива!
— Кто?
— Вон из того окна всегда глазеет бабка. Безногая. Мальчишки из нашего класса таскали для нее продукты. Она тут день и ночь сидит. Только и знает, что на улицу таращиться.
— Совсем сдурела! — напустился Михал. — Полдня сюда тащимся, а ты вдруг несешь, что улицу сторожит какая-то бабка?
Ему снова стало худо. Лихорадочное предвкушение, что сегодня вечером наконец-то кончится эта вечная гонка за кайфом, развеялось как дым.
