– У самолетов – третье, – подхватил Аркадий.
– Как вас зовут? – обратился саксофонист к официанту.
– Иннокентий.
– Вот что, Кеша. Сидеть мы здесь будем долго. Пока не улетим, – начал саксофонист.
– У меня смена кончается в восемнадцать, – оказал официант.
– Значит, передашь нас сменщику.
– Да вы что?! Намерены здесь до вечера сидеть?! – опять разнервничалась певица. – У нас вылет через два часа.
– Блажен, кто верует… – сказал Аркадий.
– Ты не торопись, Кеша, – не обращая внимания на них, продолжал саксофонист. – Пока плита разогревается, принеси-ка нам закусочки. А как с этим делом? – он изобразил двумя пальцами «стопарик».
– Ну, вы же знаете… – развел руками официант.
– Понятно, – кивнул саксофонист.
Официант удалился.
– Я лично здесь сидеть не намерена, – сказала Валентина. – К обеду я должна быть в Иркутске.
– К завтрашнему обеду, – уточнил администратор.
– Почему? – удивилась она.
– Сегодня, летать не будут. Сегодня должны назначить начальника. Завтра он выйдет, и мы улетим…
– Или не улетим… – благодушно добавил саксофонист. – Чем здесь плохо? Закуска та же, что в Иркутске, – он указал на приближающегося с подносом официанта.
– Аркадий, ты откуда про начальника знаешь? – спросил Толик.
– У меня профессия такая, Толик. Ты на барабанах стучишь, ты ничего знать на обязан. А я администратор… Я даже знаю, кто будет новым начальником аэропорта.
Официант, уже расставлявший на столике закуски, насторожился, прислушиваясь к разговору.
– Кто? – спросил саксофонист.
– Лунев.
– Вот уж нет! – не выдержал официант. – Горохов будет. В крайнем случае – Афанасьев.
– Он мне говорит! – кивнул на официанта Аркадий.
– Кеша, рюмочки, пожалуйста, – попросил саксофонист.
Официант поставил рюмки.
– Только по-тихому, – сказал он.
– Да какая разница! Разница-то какая! – воскликнула Валентина. – Горохов! Лунев! Мы их как не видели, так и не увидим! Нам главное – вовремя вылететь!
– Ошибаетесь, Валентина Григорьевна, – заметил администратор. – Неглубоко копаете.
– А у нас с собой было, – саксофонист опустил рюмку под стол и налил из фляги, не вынимая ее из внутреннего кармана пиджака.
Официант Иннокентий с нервной прямой спиной вошел в служебное помещение ресторана. Там у стойки буфета ожидали очереди на раздачу старый официант и молодая официантка в наколке. Толстая буфетчица резала ветчину.
Иннокентий остановился, выдержал паузу, сказал значительно:
– Говорят, Лунев будет.
– Типун тебе на язык! – вздрогнула буфетчица.
– Откуда знаешь, Кеша? – спросила официантка.
– Фраер один сказал.
– На то он и фраер! – рассердилась буфетчица. – Горохов будет, Петр Герасимович, сто лет его знаем. А ты – Лунев… Кто это – Лунев?
– Пилот. Командир корабля, – сказал старый официант.
– Который непьющий, что ли? – спросила буфетчица.
– Он.
– А ведь верно! – вспомнила молодая официантка. – Раньше всегда заказывал чанахи, водку не заказывал.
– Ну? Где вы видели непьющих начальников?! – сказала буфетчица.
– Ну, сейчас-то не выпивают, – заметил старый официант.
– Ага, держи карман! – сказала буфетчица. – Дома пьют, запершись… Лунев! Фу, ты, господи! – она двинула тарелку с ветчиной по стойке.
– Если Лунев придет, нам всем крышка. Говорят, мужик крутой, – задумчиво сказал старый официант.
– А что он нам? У нас другая система, – сказала буфетчица.
– Вот нашлет он на вас, Ирина Семеновна, народный контроль, тогда узнаете – какая у нас система! – засмеялся Иннокентий.
– Система у нас одна – социалистическая, – строго заметил старый официант и удалился с коньяком.
– Не надо лозунгов! – крикнула вслед буфетчица. – Ну что ты скажешь?! А?! Совсем распустились!
По радио объявили: «Внимание пассажиров! Произвел посадку рейс 4508 из Иркутска».
Иннокентий, молодая официантка и буфетчица прослушали объявление, окаменев.
– Это что-то новенькое… – официантка подхватилась, побежала в зал.
– Вот! А вы говорите, – гордо произнес Иннокентий.
– Не может быть… – прошептала буфетчица.
Пассажиры иркутского рейса толпой входили с перрона в аэровокзал. Человек с коробкой, снова подхватив ее под мышку, вглядывался в их лица. Рядом обнимались, раздавались восклицания, приветствия…
Поток пассажиров иссяк. Дежурная закрыла турникет.
Человек с коробкой подошел к ней.
– Простите… Моя фамилия Туркин. Тут должна была прилететь гражданка с корзинкой. В ней кот. Я кота встречаю.
– Кота? – удивилась дежурная.
– Ну, да. Ангорского… Может быть, не все вышли?
– Пассажиры все вышли, – сказала дежурная. – Про котов сказать не могу.
Туркин обернулся.
– Товарищи! Секундочку внимания! – громко обратился он к оставшимся пассажирам иркутского рейса. – В самолете из Иркутска везли кота? Ангорского, дымчатого?..
– Ты бы еще медведя спросил! – добродушно ответил один.
– Нет-нет, никаких котов не было, я вас уверяю, – сказала женщина.
Пассажиры потеряли интерес к Туркину. Он в растерянности озирался по сторонам. Внезапно его потянула за рукав старушка, выросшая будто из-под земли. Старушка отвела Туркина в сторонку и, кинув взгляд по сторонам, сообщила шепотом:
– Был кот.
– У кого?
– Женщина сидела рядом, с корзинкой. В дубленке до пят.
– Точно! – воскликнул Туркин.
– В корзинке кот. Я же знаю.
– А где она?
– Пошла и пошла. Первой к дверям сунулась.
– Спасибо, бабуля! – Туркин кинулся к выходу.
В справочном окошке появилось лицо.
– Девушка, когда начнется регистрация на Мурманск?
– Рейс задерживается.
– Почему?
– По метеоусловиям.
Мгновенно появилось другое лицо, будто в календарике наручных часов сменилась дата.
– Как с Кишиневом?
– Задержка.
– Опять?!
– По метеоусловиям.
– Вы в окно взгляните! «Мороз и солнце, день чуде…»
Возникло новое лицо, с усами.
– Девушка, когда в Тбилиси полетим?
– Задержка.
– Такая красивая девушка…
– По метеоусловиям.
Опять новое лицо молодого человека.
– Девушка, как вас зовут?
– Задержка.
– Можно с вами встретиться?
– По метеоусловиям…
В тесную будочку справочной службы ворвалась другая девушка в аэрофлотовской форме.
– Милка! Горохов! – запыхавшись, сообщила она.
Не успело следующее лицо задать свой вопрос, как Милка резко опустила перед ним шторку, закрывающую окошко, и обернулась к подружке.
– Точно?
– Абсолютно. Парамонов сказал.
– А он откуда знает?
– Ему Сакович сказал.
– Сакович знает… – кивнула Мила.
– Правда, здорово? Такой мужик! Помнишь, у него на юбилее? Шестьдесят пять ему было…
– Семьдесят, – поправила Мила.
– Тем более. И почти никакого маразма. Слава богу, что он. Теперь все будет хорошо…
– По-старому будет, – кивнула Мила.
Рука пассажира снаружи приподняла шторку. Появилось лицо.
– Девушки, почему не летаем?
– Им бы только летать! Что за народ! – громко возмутилась Мила. – Спросите у руководителя полетов!
Руководитель полетов Афанасьев в специальной машине с надписью «Руководитель полетов» выехал на заснеженную взлетно-посадочную полосу. Машина помчалась по полосе, взметая снежные вихри.
Афанасьев сидел рядом с водителем и переговаривался по радиотелефону с диспетчерской службой.
– Николай, я ее не вижу.
– «Рано еще, Игорь Дмитриевич. До объекта полтора километра».
– Почему не чистят полосу?
– «А зачем, Игорь Дмитриевич?»
– Что значит – зачем? Положено.
– «АТБ говорит, что водителя не могут найти».
– Пускай дадут другого.
– «Где ж его взять?»
Афанасьев увидел вдали фигурку человека. Подъехали ближе. Это была лыжница в ярком костюме, которая не спеша совершала прогулку по взлетно-посадочной полосе. Машина затормозила рядом с нею. Лыжница остановилась, вопросительно взглянула на машину. Афанасьев распахнул дверцу.
– Руководитель полетов Афанасьев, – представился он.
– Зоя Сергеевна, – приветливо кивнула она.
– Вам известно, Зоя Сергеевна, что здесь нельзя прогуливаться на лыжах?
– Почему? – удивилась она.
– Это аэродром. Вы находитесь на взлетно-посадочной полосе.
Лыжница посмотрела себе под ноги. Ее изумление было совершенно искренним.
– Первый раз слышу, – сказала она. – Здесь летают?
– Здесь взлетают и садятся самолеты! – Афанасьев потерял терпение.
– Никогда не замечала… Я каждое воскресенье здесь гуляю. Никогда никаких самолетов…
– То, что самолеты не летают… по техническим причинам… еще не повод, – пряча глаза, объяснил Афанасьев. – А что, никогда не видели самолетов? – вдруг спросил он.
– Вы меня за дуру принимаете! – обиделась женщина. – Неужели я поперлась бы под самолет?
