– Я не муж… – испугался Туркин и тут же поправился. – Я искал.
– Он там, у выхода с перрона.
– Спасибо! – Туркин помчался туда.
Он прибежал к турникету, где все так же скучала дежурная.
У её ног стояла плетеная корзинка, закрытая плетеной же крышечкой на веревочке.
– Нашелся? – с ходу обратился к дежурной Туркин.
– А как же. У нас ничего не пропадает.
– Где же он был?
– Егo ветеринарная служба проверяла. Пассажирка сказала, что кот не ее. Оставила корзинку и ушла…
– Все правильно, – подтвердил Туркин. – Слава богу! Понимаете, начальнику моему подарили в Иркутске кота. Для детишек. Ну, жена его позвонила, просила встретить. Если бы он пропал, мне бы… – Туркин на радостях был словоохотлив.
– Так он и пропал, – спокойно заявила дежурная.
– Как?! – Туркин дернулся к корзине, откинул крышку.
Корзина была пуста.
– Он мяучил сильно. Я его выпустила погулять, – объяснила дежурная.
Туркин обалдело глядел на нее.
– Мяучил?.. Да вы понимаете – что вы наделали?!
– Мне только и делов – с чужими котами возиться!
– Где я его теперь найду?! – орал Туркин.
– Найдете.
– Мы же с ним не знакомы!!
– Познакомитесь.
Туркин мгновенно обмяк, подхватил корзину и пошел куда-то – с корзиной в одной руке и коробкой в другой.
Музыканты продолжали пировать. Стол был заставлен закусками, саксофонист то и дело наливал из фляги себе и Аркадию.
Иннокентий принес цыплят табака и принялся убирать лишнюю посуду.
– Вот, к примеру, был я в Саратове, – рассказывал администратор. – Аэропорт как аэропорт. Не лучше и не хуже нашего. Но летают, черти! Сам видел!.. Допустим, объявили регистрацию. Если уж объявили регистрацию, то будь спокоен – улетишь. Без регистрации – не знаю, не стану врать, а с регистрацией – точно! В тот же день.
– Брось заливать, – сказал саксофонист.
– Аркадий правильно говорит, – заметила Валентина. – Надо верить!
– Взлетают – можно часы проверять, – продолжал ободренный Аркадий. – В расписании написано: двенадцать двадцать семь. К примеру… В двенадцать двадцать семь, будьте уверены, колеса отрываются от земли, самолет от колес, пассажиры от самолета… Можно часы проверять.
– Аркадий, тебе уже хватит, – строго сказала певица.
– Да он закусывает, Валентина. Я слежу, – сказал саксофонист. – Кеша, дружок, давай еще!
– Вы уже все брали, – сказал Иннокентий.
– Неси по-новой.
– Вот Лунев придет… И все будет… – заплетающимся языком пообещал Аркадий.
– Уже Горохов назначен. Не надо песен, – кинул официант, удаляясь на кухню.
– Горохов? Не знаю… – пробормотал Аркадий.
По радио объявили: «Закончена регистрация билетов на рейс 4214 до Иркутска. Просим пассажиров собраться у выхода на перрон».
– На пушку берет, – сказал саксофонист.
– Не улетят, нет, – помотал головой Аркадий.
– Мальчики, а может, попробуем? Вдруг правда? – взмолилась певица.
– Валентина, не суетись, – оказал саксофонист. – Мы люди тертые. Горохов пришел? Пришел… А ты суетишься.
Барабанщик Толик молча поднялся.
– Толик, ты куда? – спросил Аркадий.
– Пойду барабаны соберу.
– Поверил? Мальчик.
– На поезд пойду, – сказал Толик.
– А что? Может, он и прав… – философски заметил саксофонист.
– Встречай нас в Иркутске. Гостиницу не забудь сделать, – напутствовал его Аркадий.
– Петь как хочется, мальчики… – призналась Валентина.
– А ты попой, попой… – разрешил саксофонист. – Когда еще в Иркутске споешь…
И Валентина запела негромко:
Дождливым вечером, вечером, вечером,
Когда пилотам, скажем прямо, делать нечего,
Мы приземлимся за столом,
Поговорим о том, о сем
И нашу песенку любимую споем…
Припев подхватили все вместе.
Пора впуть-дорогу!
В дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю…
Иннокентий приближался к столику с полным подносом.
Пение слышалось и в вокзальной закусочной, расположившейся неподалеку от входа в ресторан. Там за высокими мраморными столиками подкреплялись наскоро пассажиры. Среди них были и старик с молодым румяным интеллигентом. Они вели беседу за кофе с холодной курицей.
– Да ведь не то обидно, что не летаем, Максим Петрович, – с болью говорил интеллигент, держа в руках косточку. – Обидно, что не верим уже, не верим ни в какие полеты, ни в какие расписания!.. А-а, да что говорить!
– Ну, не скажите, Андрей Константинович, – отвечал старик. – Что не летаем – тоже обидно. Времени жалко, сил…
– И ведь каждый раз надеемся улететь, заметьте! Сколько раз себе говорил: все, баста! Езжу только поездом!.. – И каждый раз надежда перевешивала. Вдруг что-то изменилось?
– А при Силине был все-таки порядок, – заметил старик.
– И порядок был, и вера была, в этом я с ваш согласен. Но безопасности полетов все же не было…
– Да, рисковали, – согласился старик. – Однако, было за что рисковать. Теперь же не рискуем, поскольку не летаем. Вот какой парадокс!
– Я вам честно скажу, Максим Петрович. Лично я готов здесь дневать и ночевать. Готов неделями дожидаться рейса. Но скажите мне прямо и честно: нет горючего. Или там экипаж не готов. Рейс состоится в следующем квартале. Так ведь?.. Нет, ссылаются на погоду. Погода, видишь, виновата!
– Правду сказать, – еще полдела, – заметил старик. – Правду сделать надо.
– Конечно! А что у нас? Объявляют регистрацию, а не верят сами, что рейс состоится. И пассажиры, естественно, не верят… В прошлом месяце продали билеты на фиктивный рейс до Киева. Я на нем летел. То есть, не летел… Приехал в аэропорт, прошел регистрацию, сел в самолет… Представляете: сел в самолет! Каково фарисейство! Продержали нас на старте с включенными моторами полчаса, потом отвезли назад, вернули деньги за билеты… А самолет этот, как я потом узнал, вовсе к полету не предназначен. Он для тренировок на земле, у него двигатели от мотоцикла. Только шумят. Имитируют полетную обстановку… Оказывается, затыкали квартальный план по реализации билетов и по возврату тоже. Разом две единицы и закрыли…
– И все ведь знают это, – сказал старик.
– Знают и берут билеты! Вот в чем ужас… Теперь говорят: Горохов…
– Афанасьев, – сказал старик.
– А я слышал – Горохов.
– Хрен редьки не слаще. Хотя, если Горохов, то шансы улететь есть. Правда, небольшие. Я его давно знаю, опытный руководитель, – рассказывал старик. – Методы у него авральные, надо прямо сказать. Но если захочет, пару рейсов в неделю организовать может. Если сильно захочет.
– А Афанасьев? – спросил интеллигент.
– Этот осторожен. Всего боится. Думаю, при нем летать вовсе не будем, – прямо сказал старик.
– Почему же вы домой не ушли? Если Афанасьев? – не понял молодой.
– Ну, Афанасьев тоже не вечен. Кругом перемены. Хочется надеяться… Скольких я на своем веку пережил… Силин, Прокопенко, Гуляев, Толмачев… – начал перечислять старик.
– Вы много летали… – уважительно произнес интеллигент.
– Два раза, – кивнул старик. – Два раза мне удалось улететь из этого аэропорта. Один раз при Силине и еще один раз при Толмачеве. Правда, случайно…
По радио объявили: «Вниманию пассажиров, вылетающих рейсом 4214 до Иркутска. Ваш вылет задерживается на два часа по метеоусловиям».
– Ну вот… – удовлетворенно улыбнулся старик.
Туркин с коробкой и корзиной плелся по пустому служебному коридору, безнадежно повторяя: «Кис-кис-кис…» Проходя мимо фаянсовой белой урны, он вдруг остановился, с раздражением взглянул на коробку и тут же, разорвав ее на куски, запихнул остатки в урну. Затем последовал дальше, повторяя все то же.
Афанасьев собрал молодых диспетчеров в комнате отдыха рядом с диспетчерским залом. Он усадил их за столик, сам уселся напротив и, испытующе оглядев подчиненных, начал:
– Ребятки, обстановка сильно осложнилась. Если Сакович не врет, мне завтра принимать аэропорт. Но аэропорт к этому не готов.
– Не волнуйтесь, Игорь Дмитриевич. Все будет о’кей, – сказал Миша.
– Тебе легко говорить. Придет новый руководитель полетов, начнет рейсы принимать, а отдуваться мне…
– А вы назначьте такого, чтобы можно было опереться, – посоветовал Саша.
Афанасьев обвел их взглядом.
– Я ведь из вас назначу, ребятки, – сказал он тихо.
Саша и Миша потупились.
– Ага, не хотите! – оказал Афанасьев.
– Я хочу, – застенчиво сказал Леша.
Афанасьев с сомнением посмотрел на него.
– А кто чуть не посадил ташкентский рейс?
– Исправится, – вступился за товарища Миша.
– С кем не бывает, – cказал Саша.
– Смотри, Алексей! Ты ведь знаешь – я рейсы не принимаю, потому, что обратно им не улететь. Горючего нет и не предвидится. Я бы с радостью.
– Да я понимаю… – пробормотал Алексей.
Лыжница Зоя Сергеевна в это время с интересом прогуливалась по пустому диспетчерскому залу, разглядывала приборы. Светились голубым светом индикаторы. Внезапно запищало за пультом. Она подошла туда. Голос из динамика сквозь шорохи и трески сказал:
