Подобный талант, просто помогает слабым людям – выживать в коллективе.
К примеру, если бы я попал на зону к уголовникам, то не сомневайтесь – через месяц я говорил бы одними ругательствами, сгорбился как они и покрыл бы всё своё тело наколками, типа "Не забуду мать родную".
А если бы меня послали работать в коллектив профессоров и академиков – то через пару недель я внешне ничем бы не отличался от них, носил бы очки, говорил важно и степенно, а вскоре даже отрастил бы и пузо, если бы меня к тому моменту не разоблачили и не выгнали из уважаемого коллектива.
Но, как показывал мой личный опыт – хороших хамелеонов – не разоблачают. Их – любят. Но за что именно – я до сих пор не понял …
Поэтому я не задавливал этот талант в себе. А наоборот – позволял ему управлять своим поведением. Иногда сам удивляясь – как он преображает меня. Иногда даже – по несколько раз на день, если я попадал в разные коллективы.
Итак, начальство посылает меня к старикам. Без особых надежд и энтузиазма.
В 8 часов утра я осторожно открываю бронированную дверь их мастерской.
Шестеро дедов угрюмо оглядывают меня с ног до головы. Глаза колючие, злые.
– Ещё один пришёл …
И кто-то сплюнул в угол от досады.
Я молча стал одевать спецовку.
Пол дня моё подсознание лихорадочно изучало обстановку, пытаясь найти подходящую манеру поведения чтобы выжить среди них.
И к концу дня я получил ответ.
Он был всего из двух слов.
"Уважение" и "Смирение".
Что бы не происходило среди дедов, лишь эти два слова должны светится во мне. И ничто больше.
– Запомни это! – Сказало мне подсознание. И строго показало кулаком подсунув его под нос в зеркале. – Одна твоя ошибка … и ты на улице, безработный.
– Не ошибусь – Ответил я и ещё более внимательно посмотрел на себя в зеркало висевшее в туалете. И вдруг мои глаза расширились от ужаса. Прямо на своих глазах – я подобострастно согнулся, мой вид стал покорным, тусклым.
Ничто в моем облике более не вызывало интереса, протеста или желания поспорить о чем-то. Я вдруг стал сер, неинтересен и уныл.
– И про уважение не забудь! – Напомнило подсознание и испарилось из зеркала.
Я вышел с туалета ,снял с головы фуражку и стал говорить с дедами только с непокрытой головой. В знак огромного уважения к ним.
Несмотря на беспрестанные маты. Оскорбления. Унижения.
Конечно, это был подхалимаж в высшей степени но дедам – я понравился. Впервые среди всех стажёров.
Моё подсознание – не ошиблось.
Вскоре деды перестали меня оскорблять.
Через много лет, я понял что тогда сработало одно правило, которое можно назвать первым правилом хамелеона.
Оно звучит так – никто не способен оскорблять без причины человека – который с уважением к тебе относится. Потому что … это то же самое как оскорблять и уважение в нем – к самому себе. Возникает чувство что оскорбляя его – ты оскорбляешь и самого себя.
Вот и все.
Круг замкнулся.
Вот это правило тогда – и сработало.
Оскорбления прекратились.
Старики даже стали усмехаться мне при встрече. И пожимать руку.
А начальство с удивлением рассматривало меня как будто видело впервые.
Вскоре деды стали считать меня своим.
И тогда я стал наблюдать за ними.
Первое что заметил – была их странная работоспособность. Они могли в любое время дня или ночи – прибежать на работу если случилась поломка и ремонтировать пока не сделают всю работу. Без отдыха или жалоб на свой возраст. Без малейшей надежды получить премию за это или вознаграждение.
– Почему?
И тут … моё подсознание впервые удивилось – ведь оно обычно искало причину чтобы не придти на работу раньше времени, увильнуть, сбежать, а их подсознание – наоборот, как быстрее добраться туда. И лучше сделать работу.
Но самое поразительное что после этого – они выглядели намного счастливее меня.
– Ты действительно нужно мне в таком виде? – Спросил я своё подсознание – Почему ты так отличаешься от ихнего? И вообще, ты принесёшь мне счастье в жизни? Ведь кто знает … какое оно … счастье хамелеона?
И вдруг подсознание выплеснуло мне ответ наружу.
– Всему своё время.
Тогда я не понял его ответа. Но потом, через много лет – понял.
Да читатель.
Всему своё время.
Ребёнок рождается жестоким. Лишь к 3 – 4 годам он начинает сочувствовать чужой боли.
Приблизительно до 2-х лет – у него просыпается любопытство.
В три – девочки начинают играть в матери.
До 5 лет – у ребёнка просыпается способность хитрить, обманывать.
В 7 лет – любить и создавать себе кумиров.
В 11 – он начинает любить книги.
В 13 – первые пробуждения сексуальности.
И так далее.
Всё приходит постепенно, просыпаясь в своё время.
Всему своё время.
И если Ваш ребёнок в чем-то не не похож на Вас – не спешите отвешивать ему подзатыльники. Возможно что это в нем – ещё не проснулось. И проснётся – в своё время.
Так вот. Работоспособность, или любовь к обязательному труду – тоже просыпается не сразу. А где-то после 23 лет.
Сейчас я уже стар, но до сих пор с удовольствием наблюдаю как ленивый, апатичный молодой человек устраивается на работу, и как вдруг – в нем просыпается совершенно другой человек – пунктуальный и дисциплинированный.
– Мне надо идти на работу – Говорит он и торопливо бежит на работу хотя зарплата его там – копеечная. Но я не удивляюсь. Я знаю что это проснулся в нем древний инстинкт. Работоспособность. И не надо препятствовать ей продолжать расти дальше.
Иначе если задавите его, например разговорами о том что не стоит надрываться из-за маленькой зарплаты – то пеняйте дальше на себя.
Задавив инстинкт работоспособности – он больше не поднимется. Он мёртв.
И тогда человек превращается в трутня.
Нередко – на шее того кто советовал ему когда-то не надрываться понапрасну.
К счастью, в 23 года мой инстинкт только стал просыпаться. И это случилось когда я был среди них, в цеху.
Деды с любопытством наблюдали как из лентяя – мальчик становится работящим и пунктуальным.
Они больше не ругали меня, не упрекали за ошибки, ни кричали за бестолковость – а просто наблюдали и улыбались, пряча улыбку где-то в усах.
Только на старости, я понял что именно заставляло их улыбаться – это улыбался их старый инстинкт работоспособности – он наслаждался наблюдая как растёт молодой.
И вот тогда, вдруг случилось то, ради чего начальство послало меня к дедам – я стал подражать им во всем. Учится у них.
Но увы … не долго.
Начальство опоздало.
Деды – стали умирать. Слишком старые они были.
И всё что оставалось мне – лишь наблюдать как это происходит.
Талант хамелеона вдруг проснулся снова и сказал – беги оттуда, парень!
Но инстинкт работоспособности который только что родился, отвечал ему – Не будь неблагодарным! Они считают тебя своим! Не оставляй же их теперь – в трудную минуту!
Смерть имеет свои правила.
И я заметил их.
Перед смертью – человек чувствует тревогу, тоску. Он начинает вспоминать прошлое. И … тоскливо смотрит тебе в глаза.
Этот взгляд – очень глубокий, как будто что-то изнутри человека – ищет поддержки извне. И найти её – никак не может.
Человек лишь смотрит на тебя, сам не понимает что именно он хотел от тебя перед смертью, потом поворачивается и тихо идёт домой. Забыв попрощаться почему-то.
А на следующий день – ты узнаешь что он умер.
Дедов – стало пятеро.
Мы сидели за столом в маленькой комнате. И молчали.
Из-за окна выходящего на улицу светило приветливое майское солнце, пели птицы, и доносилась детская считалочка – раз, два, три четыре, пять – я иду тебя искать.
Никто не подымал глаз.
Только считалочка – звучала всё громче, наверное дети стали играть ближе к стене нашего завода.
Второй дед – умер через месяц.
Он был самым молчаливым из всех. никогда не рассказывал о своём прошлом. Говорили что оно было ужасным. Его можно было назвать угрюмым.
Но он занимал свою нишу в коллективе – как каменная стена. Которая примеряла все разногласия между дедами.
Стена упала тихо. И быстро.
Утром жена пришла на работу в слезах – он не проснулся.
Его смерть удивила меня – у него не было тоскливых глаз перед смертью.
Казалось, он хотел ещё жить.
Может смерть ошиблась?.
Деды стали мало разговаривать между собой. Старались полностью углубится в работу. Как будто она могла защитить их, спрятать от происходящего. Забыть что они уже старые. И смерть стоит где-то рядом.
Мы снова сидели у стола. А за окном – доносилась считалочка.
– Раз, два, три четыре, пять – я иду тебя искать.
Я поднял голову и посмотрел на дедов – у них у всех на лице был страх.
К следующему – смерть пришла через две недели.
Он поехал к брату и не вернулся. Кажется что-то с сердцем.
