— "А как я ей верну честь?"
— "Да очень просто — ты на ней женишься".
— "Но она… она…"
— "Ты хочешь сказать, что она не очень красивая?"
— "Вот именно", — говорит Леви, весь мокрый в своих трусах.
"Ладно, мы этого не отрицаем. Такой уж она, бедняжка, уродилась. Но, поверь, сердце у нее золотое, готовит — просто чудо, а как она за домом следит — смотри, как у нас окна сверкают. А как она шьет! Последняя мода за ней гоняется с высунутым языком".
— "Но она… страхолюдина!" — лепечет Леви.
"Зато какая женщина! Огонь! Ты ей положи сырой баклажан на живот, и через пару минут у тебя уже готовая мусака[5] высший сорт!" — говорит старший брат. "Это под нашу ответственность, — говорит младший брат, — у нас в семье все женщины такие горячие".
— "Да… но… мне на нее просто посмотреть еще раз страшно, — бормочет Леви в своих трусах, — и поверьте мне, я ведь ее честь никак не затронул, и в ее постель я влез лишь ради спасения своей жизни".
— "Послушай, приятель, мы тебя не знаем, и тем не менее готовы отдать за тебя нашу сестру. Ты не думай, мы тебя не заставляем нисколечко. Нет так нет — и будь здоров".
— "Нет… я не могу…"
— "Менаше, — говорит старший брат младшему, — выйди, позови тех ребят".
— "Не надо!!!"
— "Ну так давай решай быстренько".
— "Женюсь! Конечно, женюсь!" — Леви зарыдал.
"Ну, чтоб у вас все было хорошо. Залезай давай обратно в постель…"
— Ну, он влез? — спрашивают ребята.
— А куда ему было деться? Влез как миленький. И тут же стучат в дверь. Леви, снова мокрый, залезает под одеяло Луны. Старший брат говорит младшему: "Выйди, открой гостям".
— "Не надо! — кричит Леви. — Я же женюсь!"
— "Да ладно, лежи себе там, все будет нормально", — говорит старший.
Луна надевает халат, открывает дверь, высовывает голову в коридор. Те двое белеют, издают вопль ужаса и в один прыжок оказываются внизу, на улице.
— Да, вот какая история! — прищелкивает языком Шимшон. — Ну, так они свадьбу сыграли?
— Две, — смеется Моиз. — В первый раз, когда раввин зашел под свадебный балдахин и увидел невесту, он потерял голос и забыл все молитвы. И говорит он своему помощнику: "Быстро забери меня отсюда, а то я сейчас здесь помру".
— Такая страшная? — спрашивает Фадиха.
— Страшная — не то слово. Если уж рав сбежал, так представьте себе, как она выглядела. На следующий день пришел другой раввин, так они уже приняли меры предосторожности. На лицо ему надели сетку, ну как та, которой сардин ловят, — веревки толстые, дырки маленькие. И говорят ему: "Ты там поосторожнее". Так он уже знал, что вчера случилось, и уберегался как мог. Еще на всякий случай темные очки надел.
— Ну и как они теперь живут? — спрашивает Фадиха.
— Да нормально живут. Она своему мужу всю душу отдает. Говорят, она ему такую еду готовит — султан такого не ест. И рубашки у него всегда выглажены. Он приходит домой, а тапочки его уже в коридоре стоят, дверь туалета уже распахнута, еда на огне, бутылка на столе, ну все — полный порядок. Такая женщина от мужа никогда гулять не будет. А братья-таки правду сказали — горячая женщина, с ума сойти можно!
— Как горячая? — спрашивает Мошон.
— Ну, на максимум температуры горячая — положи ей на живот яйцо, через минуту снимаешь яичницу.
— Вон оно как! — ребята цокают языками и кивают головами.
…Ай-ай-ай! Какое ласковое солнце этой зимой! Какой чистый арак — как вода из райского источника! Как славно сидеть с ребятами утром на тротуаре у киоска Джамили. Утро уже прошло, полдень наступил. Первые барабуньки выплыли со сковороды, салат с отборным оливковым маслом пришел на стол. Есть и бамия в томате, а кто хочет рыбки — получает свежее харайме. А у Моиза в запасе еще куча разных историй. Только выставьте ему бутылочку, он выпьет, вам нальет, и что-нибудь расскажет.
— Джамили! Где тебя черти носят! Неси еще пару пива и дюжину барабунек!
Вы только не беспокойтесь — вот он уже несет.
(Перевел Марьян Беленький)
Иди Амин — это где? В Ливии? В Ираке? Всем надо знать, где он, чтобы с ним рассчитаться. Ищут его в Тарик эль-Шарамит[6], в Тиз эль-Нави[7], а Иди Амин сидит себе в этой гостинице, как ее, возле главной улицы в Нагарии. И не надо тут хихикать. Раз я сказал, что Иди Амин в Нагарии, так возьмите себе мои слова за истинную фактическую правду. Только вот название гостиницы этой забыл. Ну, вот выходите вы на станции в Нагарии. Вышли? Так, теперь — направо, проходите мимо кафе "Экспрессо", парикмахерской на углу, сворачиваете за угол, и вот вам гостиница. Конечно, не "Хилтон". Там, на улице — пара столиков под деревьями. На них — куча жестянок из-под пива. А за столиками сидят эти ребята из УНИФИЛ. Шведы, голландцы и прочие французы всякие. Пьют, курят, молчат. Спросите их, где Иди Амин, — так они рассмеются. Они вам скажут: а, так и ты приехал ради Иди Амина?
Возьмите пару пива, и ждите как все. Не хитрите, не толкайтесь в очереди — вам же хуже будет. Зачем вам это надо? Вы один, а их — может, пятеро, а то и десяток. И они немножко нервные. Пару недель были в Ливане безвыездно. Теперь вот вернулись сюда, в Нагарию. Бутылки полные у них. Они вам порасскажут про Иди Амина, какие штуки она проделывает со своими клиентами.
Ну да, я сказал "она". Иди Амин. Вы, небось, думали, что это мужик? Как бы не так! Это шведы ее так прозвали. Ну, так вы ее, наверно, знаете. Ямима из Яффо. Дочка Рахмо. Спасибо. Все нормально. А у вас? Ну, слава Богу. Его дети все сейчас за границей. Кроме Давида. Его на прошлой неделе перевезли из тюрьмы Рамле в тюрьму Маасиягу, досиживать срок. Так Ямима, ну, вы ее знаете, которая была женой Жожо из Бат-Яма. Теперь она крутит яйца этим из УНИФИЛ. Помните? Черная такая, здоровенная, в два раза больше обычной девки. Шведы по ней просто с ума сходят. Если вы что-то психологическое знаете, так вы можете себе представить, как этим шведам надоели их блондинки. У них там этих блондинок, как собак нерезаных. Куда ни плюнь — всюду белая кожа, голубые глаза. Их просто тошнит от блондинок. И тут — приезжают они в Израиль, в Нагарию, и что же они видят? Они видят девку в два раза больше обычной, глаза — черные как угли. Ну, черная, говорю, совсем черная. Так они, когда такое видят, у них сразу весь октан зажигается.
Никто не знает, как она такая черная уродилась. Ведь Рахмо и его жена — белые, ну как ашкеназы. Разное говорят. Про этого черного араба, ну — эль-судан[8], Абу-Хамида, он рыбачил под Джебалией. Так Бен-Лулу говорит, что лет двадцать тому жена Рахмо пошла к нему за рыбой. Слово за слово — в общем, было у них разок. Или два — кто считал? Вот так, говорят, и родилась Ямима, такая большая и черная. В пятнадцать лет она уже была метр восемьдесят. В шестнадцать с половиной ее выдали за Жожо из Бат-Яма. Он ей вставил крантик пониже спины. Она как-то немножко понервничала, полчаса на нем сидела, кости ему переломала. Так его две недели в больнице чинили. Он еще на костылях ходил, как они уже развелись…
Тогда как раз начинались дела в Ливане. Она сидела на кассе по размену долларов. Так шведы как ее увидели, такую большую, толстую, черную, — они от нее просто обалдели. Так она, пользуясь этим, такие цены вздувала! Однако отдавала натурой за каждый доллар, что в нее инвестировали. Думаете, ее только в Нагарии знают? Приятель у меня есть, Ехезкиэль, он мотается по всему миру. В Швеции тоже бывает. Так как только он там говорит, что он из Израиля, его сразу спрашивают: а Иди Амин из Нагарии ты знаешь? С ума сойти, какая у нее реклама! Когда новенькие из Швеции прибывают, так первым делом подавай им Иди Амин.
Почему ее так прозвали? А это из жизни история. Как-то приходит к ней один швед, Линквист звать. И говорит: понимаешь, детка, у меня вся зарплата ушла на выпивку, а через неделю у меня следующая, так я тебе заплачу. Ну, она ему, добро, значит, пожаловать, какие проблемы? Она же их знает. Золотые ребята эти шведы… Но в любом месте попадается дерьмо, которое портит всю картину. Штучки выкидывает. Этот Линквист — то еще дерьмо. Еще такие штуки выкидывал! Пока подошла зарплата, он уже три ссуды взял.
А в конце недели, вместо того, чтобы уплатить долг, он вернулся в Ливан. Ямима шведам говорит: скажите этому сукиному сыну, что он от меня не спрячется ни в каком Ливане, я его и там достану. Так что пусть пожалеет свой большой привет.
А этот сукин сын, вместо того, чтобы вернуться в Нагарию и заплатить, начал гулять в Бейруте…
Если вы знаете Рахмо из Яффо, так вы и Ямиму должны знать. Она должок-то свой не простила. Приходят к ней шведы, которые по ней с ума сходят, и она им говорит: возьмите меня в Ливан, мне там надо перехватить этого сукина сына Линквиста. Тот, кто мне поможет, получит у меня карусель за счет заведения.
