— Ты почему опоздал?
От страха мальчик не мог произнести ни слова.
— Почему ты не отвечаешь? Ты что, язык проглотил?!— повысил голос Абдулла.
— Мать задержала,— едва слышно произнес провинившийся.
Абдулла грязно выругался.
— К своему хахалю, что ли, посылала?
Что мог ответить на это бедняга? Он стоял, испуганно глядя в лицо Абдуллы.
— Учишь сволочей ремеслу, платишь им зарплату, а они вот что делают! — злобно кричал Абдулла.— Являются сюда как навабы! — он выхватил из рук стоявшего поблизости паренька щипцы и крепко зажал ими нос провинившегося.
— Не нужно, хозяин! — закричал тот.— Умоляю вас! Больше никогда не буду опаздывать!
Как ни умолял несчастный простить его, Абдулла не выпускал его носа. Когда мальчик, не выдержав боли, упал на пол, Абдулла разозлился еще больше.
— Ты чего притворяешься?! А ну вставай! — прорычал он.
Мальчик быстро поднялся. Помучив его еще немного, Абдулла разнял щипцы. Нос был красный, как помидор. Мальчик, всхлипывая, растирал его. Не обращая на свою жертву внимания, Абдулла громко позвал:
— Мунши джи! Эй, мунши! Ну-ка иди сюда!
Появился худощавый мужчина средних лет. Поправляя на носу очки, он спросил:
— Что прикажете, хозяин?
— Сегодня этому негодяю зарплаты не давай!—сказал Абдулла, указывая на мальчика.
— Хорошо, хорошо!—угодливо закивал мунши.— Я сейчас пойду и отмечу, что он сегодня отсутствует.
Мальчик облегченно вздохнул: кажется, пронесло. Но Абдулла так легко не прощал проступки своим рабочим, недаром за ним укрепилась слава изощренного мучителя.
— Теперь раздевайся и садись под колонку. Это и будет тебе наказанием.
Мальчуган начал снова умолять Абдуллу о прощении. Но не таков был Абдулла, чтобы сжалиться.
— Разденешься ты наконец или нет?! Живо, а то я тебе сейчас покажу!
Трясущимися руками мальчик стал сбрасывать с себя одежду.
День был пасмурный, дул холодный, пронизывающий ветер. Голое хрупкое тельце мальчика дрожало от холода. Абдулла, на котором было теплое драповое пальто, молча смотрел на него.
Десятилетний малыш беспомощно взглянул на хозяина, стыдливо потупился и, выйдя из сарая, сел под сильную струю холодной воды, бьющую из колонки.
Когда Абдулла ушел, Ноша сначала, как мышь, выглянул из-под машины, а потом вылез. Одежда его была вся в пыли, лицо в темных пятнах машинного масла.
Товарищи, глядя на него, так и покатились со смеху.
II
В комнате горела лампа. Султана, сидя на полу, нарезала ножницами узкие полоски бумаги, Разия Бегум заворачивала в них табак. Немного поодаль склонился над тетрадкой Анну. Ноша лежал в углу, ворочаясь с боку на бок. Все молчали. Наконец мать нарушила тишину:
— Анну, ты завтра прямо с утра пойди на фабрику и получи деньги за выполненную работу.
— Хорошо, хорошо!—нетерпеливо ответил Анну.
— Смотри не забудь, потребуй полной платы, а то в доме есть нечего. У меня гроша не осталось. Да скажи мастеру, что к вечеру будет готова еще тысяча сигарет. Понял?— руки ее продолжали проворно работать. Она помолчала немного, потом снова заговорила:—Поди сюда. Сложи сигареты в пачки.
— Я ведь готовлю уроки,— возразил ей Анну,— если я не приготовлю, учитель меня завтра накажет!
Но мать не обратила на его слова внимания.
— Ну-ка, иди, не придумывай отговорок. Нашелся умник! С уроками можешь подождать. Сначала надо подумать о животе. Нечего будет есть — так ты первый поднимешь шум.
Анну недовольно подошел к матери и принялся складывать сигареты в пачки. Вдруг послышался лай шакала. Ноша, который лежал в углу совершенно разбитый от усталости, резко приподнялся и сел. Султана глянула на него и, улыбнувшись, сказала:
— Мама, что-то сегодня шакалы начали рано выть
— Да что ты, дочка. Откуда сейчас взяться шакалам,— ответила та спокойно.
— Похоже, что это был шакал,— вступил в разговор и Ноша.— Пойду прогоню его.
— Сиди! Нашелся храбрец! Думаешь, я не знаю, что это твой дружок тебя вызывает? Тысячу раз уже говорила тебе, если не прекратишь с ним водиться, выпорю! — строго сказала Разия Бегум.
Ноша ничего не ответил, он лежал, сверля ненавидящим взглядом Султану, которая, улыбаясь, озорно поглядывала на него. «Если бы не мать, заработала бы ты у меня, перестала бы улыбаться»,— зло подумал Ноша. А Раджа все лаял и лаял, с надеждой поглядывая на ворота. Но калитка не открывалась. Отчаявшись, он пошел прочь.
Возле уличного фонаря тоже не было ни души, словно все вымерли. День выдался пасмурный, а к вечеру даже стал накрапывать дождь. Дул холодный ветер. Сегодня у Раджи и денег было мало, а то бы он пошел в кино. Он надеялся, что выйдет Ноша и они заглянут в чайную отеля для мусульман, выпьют по чашке горячего чаю и послушают музыку.
Раджа еще несколько раз громко крикнул, подражая шакалу. Крик его эхом отдался в пустом переулке, но ни одна дверь не открылась, никто не вышел на улицу.
— Повымирали сегодня все, что ли? — недовольно проворчал он и пошел по направлению к отелю.
По радио передавали последние известия. Раджа решил пока от нечего делать помассировать голову (она у него весь день побаливала). Мальчишка-массажист сидел у самого крыльца отеля. Раджа подошел к нему.
— Сделаешь мне массаж?
— Конечно! — вскочил тот, мгновенно раскрыв свои коробочки с маслом.
— Сначала скажи, сколько возьмешь?
— Э, брось, дашь сколько сможешь.
— У меня всего две анны , хватит?
Немного помедлив, мальчик ответил:
— Давай, это все-таки лучше, чем ничего.
Раджа присел на ступени крыльца. Мальчик смазал его голову маслом и начал растирать. Пальцы у него были мягкие и ловкие.
— И сколько ты зарабатываешь в день, братец? — спросил Раджа.
— Да так, немного перепадает.
— Ну, все-таки! — настаивал Раджа.
— Рупию-полторы.
— Это что же, мало?!—удивленно воскликнул Раджа.
— Не мало, но и работа не легкая.
— Какая там работа. Научишь меня этому делу? — ему действительно пришлась эта мысль по душе.
— Зачем это тебе нужно? Канительное дело.
— Что в нем канительного?
— Говорю же, что так.
— Чего ты виляешь? В чем канительность?
— Спроси у него,— улыбнувшись, ответил мальчик, кивком указывая на мужчину, который сидел поодаль, почесывая бедро.
Раджа молча взглянул на него и снова обратился к массажисту:
— Почему я должен спрашивать его? Ты что, сам не можешь сказать?
Мальчик засмеялся в ответ.
— Он может тебе сказать все в точности,— и добавил, обращаясь к мужчине:—Дядюшка Аман-хан, Раджа у вас хочет кое-что узнать.
Аман-хан, все еще почесывая бедро, обернулся к Радже и улыбнулся.
— Пойдем со мной, душа моя,— заработаешь.
— Куда?—удивленно спросил Раджа.
— О, душа моя! И это тебе нужно объяснять?—ответил тот, подмигивая.
Раджа вдруг понял все. Он злобно выругался и бросился к Аман-хану.
— Негодяй! Я выбью сейчас из тебя эти грязные мысли!
— А что я тебе сказал? — испугался тот.
— Я тебе покажу, что ты сказал! — не унимался Раджа.
— Чего раскричался?! Пойдешь или нет?! Спорит, ссорится из-за пустяков!—рассердился в свою очередь Аман-хан.
Раджа продолжал осыпать его проклятиями. Массажист пытался вступиться за Аман-хана, тогда Раджа набросился и на него. Со злости он разбил все его флакончики с маслом. Поднялся страшный шум.
После скандала Раджа уже не пошел в отель пить чай, а вернулся в свою каморку. Дверь ее была открыта, внутри темно — хоть глаз выколи. Каморка находилась в здании, развалившемся во время прошлогоднего сезона дождей. Прокаженный старик нищий, вместе с которым жил Раджа в этой каморке, услышав шаги, закашлялся.
— Вы еще не спите?—спросил Раджа.
— О господи, ну и холод!—снова заходясь кашлем, отозвался старик.— Закрой-ка дверь и подай мне покрывало, оно лежит в углу.
Раджа зажег спичку. Захлопала крыльями летучая мышь. Старик, завернувшись в лохмотья, лежал на полу. Раджа набросил на него покрывало.
— Что-то ты сегодня рано вернулся. Замерз, наверно. Ну и ветрище! — прошамкал он, расчесывая свои язвы.
Ничего не ответив, Раджа плотнее прикрыл дверь и улегся в сырую, холодную постель. Он подтянул колени к груди, сжался в комок. Но долго не мог уснуть, дрожа мелкой дрожью и тихонько постанывая.
Рано утром старик разбудил Раджу, ударив его в бок своей клюшкой, Раджа открыл глаза, но продолжал лежать. Второй удар пришелся по плечу. Оставаться дольше в постели было рискованно: старик разозлится и всыплет клюшкой как следует, а вечером еще откажется дать положенные восемь анн. Раджа сел.
Дверь была открыта. Кто ее открыл? Старик? Или ночью ветром сдвинуло камень? Небо затянуто черными тучами. Старик в полутьме каморки казался призраком — борода свалялась, волосы грязными прядями падали на лицо. Он остервенело расчесывал свои язвы.
