Вадим Южный - Армейская история

Димка тихонько подошел к ней и ласково обнял, прервав грустные раздумья:

– Мама! Не переживай! Все нормально будет! Как в стихах, помнишь? «Жди меня, и я вернусь, только очень жди…». Все ведь служат. Еще гордиться мною будешь! Когда я с армии приду, весь такой красивый, в фуражке, грудь в орденах, сапоги блестят….

– И как снимешь свои блестящие сапоги, в доме сразу запахнет армией! – весело загоготал отец.

– Дурак, – покачала на отца головой мама, – тебе лишь бы посмеяться, да нажраться как свинья. Смотри, напьешься, и не вспомнишь, как сына в армию провожал….

Отец заржал:

– Зато буду помнить, как встречал!…

– Заткнись! – мощный удар кулака Сапера по щедро накрытому угощениями столу, отчего вся посуда зазвенела, подпрыгнув, остановил его с открытым ртом.

– Заткнись… – тихо повторил дед, жестко глядя на притихшего и растерявшегося зятя, – никогда так не говори…. Никогда….

– Прапорщик Анисимов, после построения зайдите ко мне, – ротный повернулся и шагнул в казарму, оставив командиров взводов со своими подчиненными для дачи указаний.

– Есть! – браво ответил Николай Анисимов, исполняющий обязанности командира четвертого взвода, и, повернувшись к солдатам, продолжил прерванную командиром мысль, – Так вот, товарищи солдаты! Все население планеты Земля делится на три категории живых существ. Самая высшая категория – это люди. Они делают то, что надо, и знают, зачем они это делают. Люди убираются в помещении, и знают, что это нужно делать, потому что они – не свиньи. Потому что это – негигиенично, жить в засратой комнате. Потому что нужно жить в чистоте. Вторая категория живых существ – бибизьяны. Они делают то, что им говорят, но не понимают, зачем они это делают. Но они, как и люди, живут в чистоте. Потому что так им сказали люди! А самая низшая категория – это обезьяны. Которые не понимают, зачем нужно убираться в казарме, и не делают этого, хотя им это говорят! Так вот! Вы все обезьяны! Вы не понимаете, зачем нужно наводить порядок в казарме, и не наводите его! И моя первая задача – сделать из вас хотя бы бибизьян. Тогда я буду считать, что мой долг перед Родиной выполнен.

– Товарищ прапорщик! Разрешите вопрос? – раздался из строя неуверенный голосок.

– Слушаю, – лениво произнес Анисимов, чувствуя распирающий его тело ум и значимость.

– А вы, к какой категории относитесь?

– Конечно к людям, – усмехнулся Николай, – а что, кто-то сомневается?

– Никак нет, товарищ прапорщик, – пролепетал тот же голосок, – тогда у меня вопрос. Если вы принадлежите к высшей категории живых существ, то получается, что командир роты стоит с вами на одной ступеньке умственного развития? Или вы не относите его к высшей категории? А насчет вашего долга перед Родиной по изготовлению бибизьян – может вам лучше попробовать их делать с женщинами? И приятно, и долг выполните….

Анисимов чуть не задохнулся от негодования и злости. Поднять руку на святое! На командира роты! Ладно бы только на него. Ведь он не дурень и сразу уловил, что этот недоделок пытается подорвать его авторитет провокационным вопросом. Ну, сейчас он ему покажет!

– Для обезьян разъясняю, командир роты принадлежит к категории наивысших существ – богов, до которых лично вы, – он кивнул на задавшего вопрос солдата, – никогда не подниметесь! Это, во-первых! А во-вторых – если вы такой умный и любопытный, то должны были заметить, что, спросив разрешение на один вопрос, вы задали целых четыре! Чем подтвердили свою умственную принадлежность к классу обезьян. А в-третьих – за каждый лишний вопрос вы получаете по одному наряду в столовую вне очереди!

Анисимов гордо оглядел стоящих в строю подчиненных:

– Еще вопросы есть?

– Никак нет! – раздался нестройный гул голосов.

– Не понял? – возмущенно вытаращил глаза прапорщик.

– Никак нет! – дружно на едином дыхании рявкнул взвод.

– Вот! Совсем другое дело! – удовлетворенно кивнул Анисимов.

Командир роты писал конспект по огневой подготовке, когда в дверь негромко постучали.

– Да! Заходите! – крикнул он.

– Разрешите, товарищ старший лейтенант? – заглянул в канцелярию Анисимов, и, увидев утвердительный кивок ротного, браво шагнул в дверной проем, – Прапорщик Анисимов по вашему приказанию прибыл!

– Присаживайся, – кивнул на стоящий перед столом свободный стул командир, и когда тот сел, спросил, – ну что, жениться не надумал?

– Никак нет!

– Да не надо так официально, – поморщился ротный, – мы же не в присутствии подчиненных. Вы все-таки командный состав и при личном общении со мной постарайтесь обходиться без этих уставных фраз.

– Понял, товарищ старший лейтенант, – кивнул Анисимов.

– Я что вас вызвал, – продолжил командир, – начальник штаба полка попросил побеседовать с прапорщиками, не желает ли кто-нибудь сам поехать для дальнейшей службы в Афганистан. Пришла разнарядка на командира комендантского взвода, а у него жена и трое ребятишек. Жена в слезы – не пущу…. Вместо него можно отправить кого-нибудь только по личному желанию. И лучше из холостяков.

Анисимов растерялся, слишком неожиданным было предложение. Он с завистью смотрел на офицеров и прапорщиков, прошедших Афган, их боевые награды, видел их некоторую обособленность от других военнослужащих и в мечтах лицезрел себя таким же опытным и уважаемым…. Но риск возможной гибели отпугивал и холодил сердце.

Ротный, увидев душевные сомнения и метания, кивнул:

– С ответом не тороплю, если надумаете – подойдете и сами скажете….

Прапорщик Анисимов был умным человеком. Поэтому вечером он взял бутылку водки, закуски, накрыл стол и закрылся в комнате, чтобы никто не мешал ему думать. Размышлять и чувствовать, как легко и мощно текут мысли, было приятно. Целый вечер он взвешивал все за и против, и когда закончилась водка и мысли, а точнее, когда все мысли разлеглись по полочкам, он принял решение.

На следующий день прапорщик Анисимов решительно доложил ротному:

– Я согласен!

Майор Черкасов шел домой с тяжелым чувством. С одной стороны он давно готовил жену к тому, что его могут отправить в далекую зарубежную командировку, в каких побывала добрая половина офицеров вертолетного полка, но когда командир полка вызвал его к себе и дал неделю на сдачу должности для убытия в длительную командировку, сердце екнуло. Тем более что подтвердилось худшее предположение – Афганистан…. Хотя чего еще можно ожидать – сейчас почти все, убывающие за границу, ехали в эту таинственную страну.

Про Афганистан говорили разное. О многом можно было догадаться по периодически приходившим цинковым гробам, которые почему-то запрещалось открывать, и заплаканным глазам офицерских вдов, оставшихся доживать свой горький бабий век в военном городке.

Вернувшиеся оттуда загорелые дочерна летчики почему-то ничего не рассказывали, но о многом можно было догадаться и без слов. По какой-то их внутренней собранности и готовности к чему-то непознанному служащими здесь, в Союзе, офицерами.

Еще большее можно было предположить по какой-то только им одним свойственной манере летать. Причем тогда, когда запрещалось по всем инструкциям, тогда, когда лететь было нельзя, потому что это было просто невозможно. А они летали. В любую погоду, в любых летных условиях. На каком-то одном, только им знакомом ощущении и восприятии окружающего мира, когда видят не глаза, а интуиция и внутреннее чутье. Когда видят кожей, спинным мозгом и еще бог его знает чем.

И вот теперь ему предстояло узнать – через что они проходят, чтобы стать богами неба.

– Мама, папочка пришел! – ласковой птичкой к нему на руки вспорхнула старшенькая пятилетняя Леночка, смешно махнув своей небольшой косичкой.

– Какая ты у меня красивая, умничка, – начал Черкасов свой привычный ритуал, – мамина помощница, сестренкина воспитательница!

Леночка довольно заулыбалась, прижимаясь к колючей отцовской щеке и начала перечислять:

– Я сегодня мусор вынесла, цветы полила, игрушки за Светулькой собрала….

– Лена! Ну, хватит, – выглянула из кухни жена Марина, отпуская с рук двухлетнюю Светочку, радостно рванувшую к отцу, – папа кушать хочет, а вы его в дверях держите.

Черкасов подхватил на руки вторую дочь и занес в зал, где плюхнулся с ними на диван под веселый девчачий визг.

Жена, войдя в комнату, внимательно посмотрела ему в глаза, и он, не выдержав, отвел взгляд в сторону.

– Что случилось?

– Ничего, все нормально…. – ответил он, теребя дочерей и избегая смотреть в глаза жене.

– Та-ак, Лена! – присев в кресло, произнесла Марина, – Ну-ка забирай Свету и, дуйте к себе в комнату, нам с папой поговорить надо.

– Ну, – потребовала жена, когда дочери вышли, – говори. Я тебя не первый день знаю, вижу ведь, что что-то случилось.