Другие учителя говорят, что миссис Госк старомодна, но дети знают, что она строгая, потому что их любит.
Максу мало кто нравится, а миссис Госк ему нравится.
В прошлом году учительницей у Макса была миссис Силбор. Она тоже была строгая. Тоже всех заставляла учиться, как миссис Госк. Но все знали, что она не любит детей, как миссис Госк, и потому никто в классе не старался так, как в этом году. Странное дело, люди столько учатся в колледжах, чтобы стать учителями, но не все знают даже самые простые вещи. Например, как рассмешить детей. Или дать им понять, что их любят.
Мне не нравится миссис Паттерсон. Она не учительница. Она — специалист-практик.[3] Она помогает миссис Госк учить Макса. Макс не такой, как все, потому он не весь день проводит с миссис Госк. Иногда Макс вместе с другими детьми, которые нуждаются в дополнительной помощи, занимается в Учебном центре с миссис Макгинн, а иногда идет к миссис Райнер отрабатывать правильную речь, а иногда играет с другими детьми в кабинете у миссис Хьюм. А иногда он читает и готовит уроки с миссис Паттерсон.
Насколько я знаю, никто точно не знает, чем именно Макс отличается от других детей. Папа Макса говорит, что он просто поздний ребенок, хотя, когда он так говорит, мама Макса на него злится и потом не разговаривает с ним как минимум целый день.
Я не знаю, почему все думают, будто Макс такой уж сложный ребенок. Он просто по-своему относится к людям. Они ему нравятся, но по-своему. Он любит их на расстоянии. Чем дальше от него, тем больше нравятся.
И ему не нравится, когда до него дотрагиваются. Когда кто-нибудь до Макса дотрагивается, весь мир вокруг сразу становится ярким и хрупким. Так он мне однажды это описал.
Я вообще не могу дотронуться до Макса, а Макс не может дотронуться до меня. Может быть, поэтому мы хорошо ладим.
Еще Макс не понимает, когда люди говорят одно, а подразумевают другое. Вот, например, на прошлой неделе, когда Макс читал на перемене книжку, к нему подошел мальчик из четвертого класса и сказал:
— Только посмотрите на этого маленького гения.
Макс ничего не ответил, потому что знал: если ответить, этот четвероклассник не уйдет, а будет и дальше его донимать. Но я знаю, что Макс растерялся, потому что тот назвал его умным, а на самом деле имел в виду какую-то гадость. Он сказал это с ехидством, а Макс не понял почему. Макс понял, что тот сказал гадость, потому что он всегда говорил ему гадости. Но не понял, почему он назвал его гением, ведь так обычно хвалят.
Люди часто ставят Макса в тупик, и потому ему с ними трудно. И потому ему приходится ходить к миссис Хьюм играть с другими детьми. Макс считает это пустой тратой времени. Он терпеть не может сидеть на полу вокруг «Монополии», потому что сидеть на стуле гораздо удобнее, чем на полу. Но миссис Хьюм хочет научить Макса играть с другими детьми и понимать, когда они шутят или ехидничают. Когда родители Макса ссорятся, его мама говорит папе, что тот не видит за деревьями леса. Вот так же и Макс, с той лишь разницей, что Макс не видит леса всегда. Он не видит большое, потому что его заслоняет малое.
Сегодня миссис Паттерсон нет в школе. Обычно, если кого-то из учителей нет, это значит, что или учитель заболел, или у него заболел ребенок, или умер кто-то из его родственников. У миссис Паттерсон однажды кто-то умер. Я знаю об этом, потому что время от времени в учительской ей что-нибудь ласково говорят, например: «Как вы держитесь, дорогая?» — а иногда, стоит ей выйти, перешептываются. Но это все случилось уже давно. Сейчас, если миссис Паттерсон нет, это значит, что сегодня пятница.
Миссис Паттерсон никто не заменяет, так что мы с Максом весь день проводим с миссис Госк, чему я очень рад. Я не люблю миссис Паттерсон. Максу она тоже не нравится, но ему она не нравится так же, как большинство других учителей в школе. Он не видит того, что вижу я, потому что его внимание все время отвлекают деревья. Но миссис Паттерсон не такая, как миссис Госк, или миссис Райнер, или миссис Макгинн. Она никогда не улыбается по-настоящему. У нее в мыслях совсем не то, что на лице. Не думаю, что ей нравится Макс, но она притворяется, будто его любит. Меня это пугает даже больше, чем если бы он ей просто не нравился.
— Макс, мой мальчик, привет! — говорит миссис Госк, когда мы входим в класс.
Максу не нравится, когда миссис Госк называет его «мой мальчик», потому что он не ее мальчик. У него уже есть мама. Но он не попросит миссис Госк, чтобы она его так не называла, потому что ему попросить труднее, чем каждый день слышать «мой мальчик».
Макс скорее промолчит, чем что-то кому-то скажет.
Но хоть Макс и не понимает, почему миссис Госк называет его «мой мальчик», он знает, что она его любит. Знает, что миссис Госк ничего плохого не имеет в виду. Просто путает его немного, и все.
Если бы я мог, я сам попросил бы миссис Госк не называть Макса «мой мальчик», но она меня не видит и не слышит, и тут я ничего не могу поделать. Воображаемые друзья не умеют ни до чего дотрагиваться и брать тоже ничего не умеют. Потому я не могу открыть банку с джемом, или поднять карандаш, или печатать на клавиатуре. Иначе я написал бы миссис Госк записку и попросил не называть Макса «мой мальчик».
В реальном мире я могу с чем-то столкнуться, но не могу коснуться.
Но мне все равно повезло, потому что, когда Макс меня придумал, он сразу решил, что я умею проходить через двери и окна, даже через закрытые. Я думаю, он так решил потому, что родители Макса закрывают на ночь дверь в его спальню, и он испугался, что я останусь снаружи. Макс не любит засыпать, когда меня нет рядом на стуле возле его кровати. В общем, я хочу сказать, что умею проходить сквозь двери и окна, но не сквозь стены и полы. Я не могу проходить сквозь стены и полы, потому что Макс об этом не подумал. Было бы странно, если бы он и об этом подумал.
Не я один умею проходить через двери или окна. Некоторые умеют проходить даже сквозь стены, но обычно воображаемые друзья вообще ни сквозь что не проходят, и если где-то застрянут, то надолго. Так случилось с Паппи.[4] Паппи — говорящий щенок. Две недели назад он на целую ночь застрял в кладовке уборщика. Это была ужасная ночь для подружки Паппи, девочки по имени Пайпер, потому что Пайпер понятия не имела, куда он мог подеваться.
Но для Паппи это было еще ужаснее, потому что именно в запертых кладовках воображаемые друзья часто и пропадают навсегда. Мальчик или девочка могут не нарочно (или нарочно, но случайно) запереть своего воображаемого друга в шкафу или кладовке — и пфф! С глаз долой — из сердца вон. Прощай, воображаемый друг.
Умение проходить через двери тут может очень пригодиться.
Сегодня мне захотелось посидеть вместе с Максом в классе, потому что миссис Госк читает вслух «Чарли и шоколадную фабрику»,[5] а я люблю, когда она читает. У нее тихий-тихий, тоненький голос, так что детям приходится даже шею тянуть, чтобы его услышать, и они тогда совсем не шумят. А Макс любит тишину. Шум ему мешает. Когда Джоуи Миллер стучит карандашом по парте, а Дэниелла Ганнэр притопывает ногой (она то и дело притопывает), Макс слышит только стук карандаша и топот. Он не умеет, как другие дети, не обращать на них внимания, но, когда миссис Госк читает, все сидят тихо.
Миссис Госк всегда выбирает самые лучшие книги и рассказывает самые интересные истории из своей жизни, которые чем-то похожи на истории из книги. Прочтет, как Чарли Бакет отколол какой-нибудь номер, и тут же вспомнит что-то подобное из детства своего сына Майкла, и мы все смеемся, чуть ли не до колик. Даже Макс иногда смеется.
Макс не любит смеяться. Некоторые думают, что он не смеется, потому что не понял шутки, но это не так. Макс вообще не понимает шуток. Всякие каламбуры, игры в кого-то, «Тук-тук, кто там?» не имеют для него смысла, потому что там говорят об одном, а смысл другой. Если у слова много значений, ему трудно выбрать какое-то одно. Он не понимает, почему одно и то же слово означает разные вещи, в зависимости от того, как его использовать, и я Макса в этом не виню. Мне это самому не особенно нравится.
А вот забавные истории Макса очень даже веселят. Например, однажды миссис Госк рассказала, как Майкл послал для смеха одному школьному драчуну двадцать сырных пицц вместе со счетом. Потом к ним домой пришел полицейский, чтобы попугать Майкла, а миссис Госк сказала полицейскому: «Забирайте», чтобы преподать сыну урок. Все смеялись над этой историей. Даже Макс. Потому что в ней был смысл. Было начало, середина и конец.
Кроме того, миссис Госк сегодня рассказывает нам о Второй мировой войне, которой нет в учебной программе, но миссис Госк считает, что мы должны о ней знать. Детям ее рассказы нравятся, а Максу нравятся больше всех, потому что он вообще только и думает что о сражениях, танках и самолетах. Иногда он думает о них целыми днями. Если бы в школе учили только войны и сражения, а не письмо и математику, Макс был бы лучшим учеником на свете.
