– Осторожнее с мебелью! Осторожнее с мебелью!
А когда рабочие присели перекурить, она оглядела наш дом, деревья наши, двор, покачала головой и сказала:
– Боже мой, ну и дыра… Ну и трущоба…
Не то чтобы я уж таким патриотом был, но мне стало прямо обидно! Я всегда считал, что таких домов, как наш, раз-два и обчелся, шутка ли, двести с лишним квартир…
А она:
– Боже, боже, куда мы попали… Ни лифта, ни мусоропровода…
Можно подумать, они из Москвы приехали… И можно подумать, что им здесь всю жизнь жить, а не то время, пока им готовят квартиру, настоящую, в настоящем доме с достойными таких людей соседями… Вот и Рита в нашем классе, конечно, временно учится. Для таких, как она, есть специальные школы, не пролетарские, как наша, а привилегированные, их в нашем городе, кажется, три или даже две. Вот туда она и переберется начиная с девятого класса. Поэтому вдвойне смешно наблюдать ее всегдашнюю свиту, которую она и в грош не ставит – я же все вижу, поскольку не участвую в этой комедии. Честно говоря, мне и всегда-то нравится держаться в стороне, чуть поодаль.
Вот в детстве – да, в детстве я был общительным, иногда сверх всякой меры. Но потом получилось так, что мне пришлось очень много времени проводить в таких местах, где я ни на секунду не оставался один, буквально ни на секунду. А когда слишком уж много общения, тоже надоедает, поверьте. В конце концов просто этим объедаешься. И тогда человек начинает нервничать, заводиться по пустякам и прочее. Если не научится приспосабливаться. Я это умею.
Например, есть хороший способ, который называется «кино». Нужно представить себе, что все вокруг происходит не на самом деле, а как бы на таком специальном экране, что ты всего-навсего смотришь кино, что ты – только зритель, кто-то сюда тебя провел, причем бесплатно, так что еще больше удовольствия получаешь.
Конечно, постоянно в эту игру нельзя играть, а то можно и чокнуться. Да и не получится – вот ведь сорвался я в разговоре с Житько. Но иногда фокус этот меня здорово выручает, особенно в школе.
Ведь я старше всех в классе. Вышло так, что когда мои одногодки собрались в первый раз в первый класс, врачи у меня определили заболевание и уложили сперва в больницу, потом в санаторий…
А потом я оказался как бы сразу второгодником. И до сих пор у меня появляется время от времени такое чувство, словно я по ошибке здесь, среди вот этих ребят, случайно, что мои настоящие товарищи где-то впереди, они ушли вперед, а я вот замешкался, отстал… И мне их теперь уж никогда не догнать.
Нет, я вовсе не хочу сказать, что считаю себя умнее и тому подобное или что имею какие-то особые права по сравнению с теми, кто родился позже. Но, если честно, хочется иногда, чтобы они об этом вспоминали. Чтобы тот же Вовик Житько – мальчиком назвал меня, вот ведь скотина! – замечал разницу между собой и мною.
Надо, конечно, признать, что многое тут зависит от меня самого. Если вдуматься, к каждому человеку окружающие относятся так, как он им позволяет, как он поставит себя. А у меня пока с этим делом неважно. Бывает, что все идет наперекосяк. И тогда я включаю проектор и смотрю «кино».
Наверное, это все-таки заметно и со стороны, потому что в один прекрасный день мама пришла с родительского собрания и заявила, что Варвара Васильевна, классная наша, сказала при всех: «Шапошников очень инертен!»
– Ну почему, почему ты не участвуешь в общественной жизни?
– Как это я не участвую, а кто им фотогазету делал? Или Варвара уже забыла?
– Она помнит! Она сказала, что ты занимался этим из-под палки, что ты вообще мало активности проявляешь…
– А почему я должен сам напрашиваться? Попросят – сделаю, а набиваться не буду.
– Ты должен иметь активную жизненную позицию, а ты сидишь на уроках с отсутствующим видом! Из тебя же ничего не выйдет!
– А я и не хочу, чтобы из меня что-то выходило!
– Вот-вот! Об этом и речь! Хоть бы ты в кружок записался какой-нибудь, в спортивную секцию… Почему ты перестал ходить во Дворец пионеров?
Мама после родительских собраний всегда приходит такая вот разгоряченная. Ей мало знать одной, что ее сын – самый лучший, надо, чтобы об этом все знали и все говорили, а вместо этого приходится выслушивать не то, что хочется, а то, что есть на самом деле.
«Почему ты бросил волейбол? Отказался заниматься в КИДе?»
Короче говоря, маме инертный сын не нужен. И я должен сорвать с себя этот позорный ярлык. Немедленно сорвать!
И я пообещал исполнить ее приказ. Но мне нужно было уточнить, от чего я должен избавиться, и я потому отправился к Сереже Курилову, и он достал из отцовского шкафа здоровенный словарь, и там было черным по белому напечатано, что инертные газы, они же – благородные, – это такие газы, которые не вступают в химические реакции, как бы их ни заставляли. А раз так – это я уже сам додумал, – стало быть, и человек инертный – благороден, а благородный – инертен. Выходит, ничего в этом слове – инертный – обидного нет. Пожалуй, даже наоборот… Значит, нечего и беспокоиться. И я так и остался инертным.
* * *
Моя соседка по парте, Надька Петракова, пользуясь общей анархией, перебежала к Овчинниковой, и я сидел в гордом одиночестве, тупо уставившись на штатив с пробирками. Сидел я так благородно и думал о том, что с Житько держал себя, как последний дебил. Можно ведь было иначе. Нужно было…
Ну видел ты Бабкину. И что из этого?
С Вовиком – с ним же, как с цыганкой, главное не ввязываться в долгую беседу, отвечать кратко, а лучше и совсем не отвечать. Короче не вступать в реакцию.
Ты ей сказал, что я?..
Ты что, вольтанулся? Температура у тебя нормальная? Не гриппуешь? Дыши-ка на всякий случай в сторону!
И все! И не к чему было ерепениться!
Ну гулял, быть может, какой-то слух по классу… Так ведь доказательств не было! А слух… Догадываюсь, кто мог его пустить. И знаю приблизительно когда… Скорее всего после осенних каникул. Потому что…
Потому что седьмого ноября, после демонстрации, в школе, как всегда, был смотр художественной самодеятельности.
Я вообще-то уже давно такие концерты не посещаю, поскольку там вся программа наперед известна: Валерик Ильяшенко исполняет на фортепиано «Сентиментальный вальс» композитора Чайковского, сестры-близнецы Черняевы исполняют на балалайках «Музыкальный момент» Шуберта, потом Рая Хакимова с ее неувядаемым акробатическим этюдом, потом Алик Рябых и Люся Елькина с их зажигательным «кубинским» танцем…
Но в тот раз я тоже затесался в публику. Особый случай был: прежняя ведущая окончила школу, и теперь ее место заняла Валя Бабкина. Ей доверили номера объявлять: «Выступает…» – и так далее.
Забрался я в самую гущу первачков и вторачков, кого-то из них даже на колени посадил, однако Надька все равно меня выглядела, продралась, шуганула какого-то ребятенка с его законного места и угнездилась рядом, зашуршала фольгой.
– Хочешь кусочек?
А у меня на шоколад с детства аллергия. Я отказался от угощения, она подумала, наверное, что я стесняюсь, и начала меня донимать, как тот Демьян из басни дедушки Крылова. Ее бы воля, она, кажется, силой запихала бы мне в рот всю плитку за рубль пятьдесят.
У нас в классе в этом учебном году как-то так получилось, что все ребята расселись с девчонками. Даже закадычные друзья-товарищи и те разбрелись. И Надька облюбовала мою парту. Уж не знаю, чем она ей понравилась, только явилась эта дылда, прогнала бедного Карасева к Баркаловой, с которой вообще никто сидеть не хотел, и начала наводить порядок.
Я не возражал, все-таки разнообразие, да и не хотелось отставать от других. Но она как освоилась, так сразу же и возомнила, будто у нее теперь на меня появились какие-то права, которые неизвестно кто ей дал, да еще стала эти мифические права понемногу качать. Выражалось это во всяких мелочах, и сама она девчонка забавная, и терпеть ее закидоны было бы нетрудно, кабы не излишняя Надькина назойливость, вот как с этой шоколадкой.
Прямо беда с этой Петраковой, да и только!
Тут как раз и Валя на сцене появилась. И чтобы Надька отстала, пришлось на нее негромко рявкнуть.
Валя вышла в голубом платье и маленьких серебристых туфельках. Волосы у нее были собраны в хвостик и перевязаны голубой же ленточкой, на лоб челка падала, и вообще она в тот день, как никогда, была похожа на артистку, что играла в «Шербурских Зонтиках», на Катрин Денев. Это старый уже фильм, но классный! Его не так давно по телику показывали. Правда, по ходу действия там не говорят, а все время поют, как в опере, причем по-французски, и текст приходится читать в нижней части кадра. Но это совсем не мешает, постепенно привыкаешь и перестаешь замечать. Вообще, там главное – музыка. Ее довольно часто передают в концертах по заявкам, и после этого фильма как, бывало, услышу по радио или еще где эту знаменитую мелодию: па-ра-рим-па-ра-рам… па-ра-рим… па-рам… – так сразу Валю вспоминаю.
