Четверг
Чего вы всё тут ходите, девчонки? И не страшно вам? Шли бы домой, а то догуляетесь до беды. Вон уже Зейнабовых дочек сколько найти не могут! Мы, тетя Мзия, подорожник собираем, сказала Нинцо. Про подорожник и помнить забудете, дурехи, особенно ты! Подорожник Ламаре нужен, ее бабушке, процедила я сквозь зубы. Пролежни у нее. Э, куда лиса, туда и лисий хвост, сказала Мзия. Ходите всю дорогу не разлей вода, прямо Пат и Паташон. Что ты к ним привязалась, гого[1]? Чего ворчишь на девочек? Из своих ворот вышла Додо с веником в руках. Не ворчу, а предупреждаю. Война, а они туда-сюда, туда-сюда, прогуливаются, понимаешь. Нашли время для прогулок. Мы подорожник собираем, повторила Нинцо. Какой еще подорожник, сказала Додо, пойдемте-ка вы со мной, помолимся все вместе. Я в церковь наладилась, прибрать-протереть. А мне сейчас там нечего делать, на Успение приду. Тебе, может, и нечего, а им в самый раз. Помогут прибраться, коли время есть вверх-вниз ходить. Батюшка-то будет? спросила Мзия. Будет батюшка, батюшка почитает. О мире помолимся… Кнопа, дочка, вдруг смягчилась она. Встанешь с нами в хоре? Первого голоса не хватает. Встану, тетя Додо, сказала я. Вот и славно, дочка. Нам бы всем в божий храм, вместе молиться, вместе и спасемся. Господь спасет нас. О мире помолимся, о жизни и о погибших тоже помолимся, об убиенных. Поняла, гого? она строго глянула на Нинцу. Подружка твоя хорошая, церковное дитя, перевела взгляд на меня. Ходит к нам, а когда и в хоре поет. А ты? Ты что делаешь? За бабушкой ухаживаю, насупилась Нинцо. А еще? Еще хоть что-нибудь сделала? Пошли сейчас со мной, поможешь церковный двор подмести, Бог воздаст. Я собрала подорожник для бабушки, должна ей отнести. Идем-идем, поможешь прибраться, потом отнесешь свой подорожник. Мы сперва отнесем, тетя Додо, вмешалась я. А потом к вам придем. Другого выхода не оставалось, Нинцо уже побелела от злости. Смотри! вдруг воскликнула тетя Додо, глядя куда-то поверх меня. Что эта дуреха тащит? Что у нее на плече? Кто это, девочки? Мзия затенила рукой глаза. Я посмотрела и сказала: Тебро это. А чего она такое несет? Лопата, сказала Нинцо. Здоровенная лопата. У нее и раньше не все были дома. От безмужности. А за эту войну совсем свихнулась. Здравствуй, сказала Додо. Откуда путь держишь, гого? Из ущелья, сказала Тебро и остановилась. Лицо у нее раскраснелось. Из ущелья? переспросила Нинцо и глянула на меня. И чего ты с этой лопатой на плече? спросила Мзия. Мертвый в ущелье лежит, сказала Тебро. Убитый. Про то и мы знаем. Это не наш мертвый. Не наш, сказала Тебро, она тяжело дышала. Но смердит сильно. Чей бы ни был, мертвому нужна земля. Похоронила? в один голос спросили мы с Нинцо. Кто? Я? Не смогла, только землей присыпала. И то дело, сказала Нинцо. Мы даже подойти не смогли. Хоть узнать, кто вас неволит! сказала Додо. Ихний мертвый недостоин земли. Мертвый есть мертвый, сказала Тебро. У мертвых ихнего и нашего нету. Вскинула лопату на плечо и, не глядя на нас, пошла. Всегда вот так путано говорит, сказала Додо. Не поймешь. Валяется в том ущелье убитый, и поделом ему! Так он же там гниет, разлагается, сказала Мзия. А там дети играют. Вон сынишка моего Дито целыми днями там пропадает, это как? Мальчишки по пять раз на дню ходят посмотреть. Что же свои его не похоронили? Почему бросили? Кто его бросил, пусть тот теперь и хоронит, сказала Додо. Идем отсюда, не могу больше их слышать, сказала Нинцо. Пока до свиданья, сказали мы и, не оборачиваясь, поспешили от них. Приходи, Нинцо, гого! Слышишь? Со своим веником приходи! Жду! крикнула Додо нам вслед. Без тебя не начну! Счас, разбежалась, сказала Нинцо. А ты пойдешь? спросила меня. Только разуюсь. На Успение, так и быть, попою в хоре. Ух, Кноп! просияла Нинцо. Люблю, когда ты такая! С ума сойти!
Не ест, сказала Нинцо. Даже рта не открывает. Она вывезла бабушку Ламару во двор и выстилала ее каталку подорожником. Смотри, как мучается, сказала и жалобно взглянула на меня. Помочь? спросила я, не глядя на Ламару. Глаза у нее были широко открытые и бессмысленные. Не надо, сказала Нинцо. Я сама. Я присела рядом. Деда Заура не было поблизости. Нинцо, сказала я, коридор не открывают. Нинцо ничего не ответила, старательно выкладывала каталку подорожником. Кто тебе сказал? спросила глухо. Пиралишвили, сказала я. А им Гоцадзе. И по радио тоже сказали. Нинцо молчала, продолжала выстилать каталку. Нинцо, сказала я. Сегодня я это сделаю. Сделаем, глухо сказала Нинцо. Сейчас закруглюсь и пойдем. Иначе помрет малец. Закончу сейчас и пойдем, Кнопа, сказала Нинцо. Ладно, сказала я. Мы обе примолкли. Видишь, как дышит, сказала Нинцо. Жарко, сказала я. Да, сказала Нинцо. Может быть и это. Помоги пересадить. Мы пересадили Ламару в коляску. Бабулечка, сказала Нинцо. Ба, давай немножко покушаем. Ламара сидела неподвижно. Глаза у нее были широко открытые и бессмысленные. Ну, покушаем, ба! Нинцо поднесла ложку ко рту. Ламара не шелохнулась. Открой рот, бабуля, сказала Нинцо. Ну вот, и не ест совсем, Нинцо была в отчаянии. Даже рта не открывает. Может, Заур ее покормит? сказала я. Смеешься? Нинцо поморщилась. Он к ней вообще не подходит. Да и она не подпустит. По-моему, она его ненавидит. По-моему, они всю жизнь ненавидели друг друга. Что только не придумаешь! отмахнулась я. На меня одну реагирует. Может быть, на моего отца отреагирует, так мне кажется, хотя кто знает. Как он ушел, с тех пор такая, и с каждым днем всё хуже. Бабуля, бабулечка, ну открой рот, еще раз попыталась Нинцо. Ламара не шелохнулась. И что мне с ней делать! Нинцу душили слезы. Может, еще поправится, сказала я. И раньше ведь такое бывало, помнишь? А потом опять ела. Нинцо встала. Отнесла тарелку в дом. Я отвернулась от Ламары – она смотрела прямо на меня. Ба, глянь сюда! Нинцо вышла из дома. Как тебе? Я рассмеялась при виде нее, такая она была смешная. В длинных платьях, вынесенных из дома Датуны, – одно поверх другого, в шляпе с цветами на голове, она была похожа на пугало. Гримасничая и вихляясь, встала перед бабушкой Ламарой, потом обернулась ко мне, выпятила губы. Лицо ее было ярко размалевано – и когда только успела, – и, счастливая, спросила: Ну как? Отпад? Скажи! Отпад, сказала я, от смеха из глаз катились слезы. А вот так? спросила Нинцо и повернулась спиной. Подошла к бабушке Ламаре. Смотри, ба, смотри, какая я красивая! Взмахнула подолом и крутанулась перед ней. Я видела то ее спину, то размалеванное лицо и смеялась, смеялась. Вдруг Нинцо остановилась, сказала: Ламара! Потом громче: Ламара!! Что случилось? спросила я. Я видела только ее спину. Нинцо оглянулась. Она плачет! Опять плачет! Повторила с отчаянием и крикнула: Ламара! Сорвала с головы шляпу, швырнула на землю, наклонилась к бабушке. Тут я увидела, что из широко раскрытых бессмысленных глаз Ламары текут слезы. Выражение лица не изменилось, только слезы ручьями текли. Не могу больше, сказала Нинцо. Знать хотя бы, о чем она плачет. Черт! Черт! Подняла с земли шляпу с цветами, напялила Ламаре на голову, развернула коляску к дому и крикнула мне: Завезу ее и пойдем. Я подобрала упавшую на землю ложку, ту, которой Нинцо пыталась кормить Ламару, и положила на край скамьи.
Фу, смрад какой, сказала я. Не продохнуть, сказала Нинцо. Это из ущелья, сказала я. Мы переглянулись. Пойдем посмотрим, сказала Нинцо. Не надо, прошу тебя, сказала я. И без того тошнит. Она не стала меня ждать, сбежала по круче. Я какое-то время стояла на месте, не могла решить, спускаться за ней или нет. Кнопа! крикнула Нинцо. Кнопка! Каким-то странным голосом крикнула, необычным. Что? отозвалась я и побежала вниз. Между деревьями виднелось ее синее платье. Тошнотворный запах делался сильней. Смотри, сказала Нинцо и обернулась ко мне. Руки ее были прижаты к лицу. Я тоже закрылась руками, только прижала их не к лицу, а к носу. Фуу! сказала я. А что это, белое? сказала Нинцо, кивая назад. Не знаю, сказала я. Наверно, мозги. Меня сейчас стошнит, сказала Нинцо. Я подвинулась поближе, руками зажимала нос. Не наш, сказала я. Откуда ты знаешь? сказала Нинцо. Фу, мух-то сколько, мух! Как – откуда? Посмотри на форму. Да, ихний, сказала Нинцо. Потому и не похоронен. Пошли, Кнопа, сказала Нинцо. Пошли отсюда. Мне плохо. Но ведь он не похоронен. И что? Мне, что ли, его хоронить? сказала Нинцо. Я девочка, и почему-то стиснула ладонями уши. Потом повернулась и, наклонясь, быстро пошла вверх по круче. Я пошла за ней. Так и будет там лежать? сказала я, когда нагнала ее на пригорке. Не знаю, Кноп. Что я могу? сказала Нинцо и перевела дух. Мужчин не осталось, чтобы его похоронить. Я, что ли, это сделаю! Не могу. А если сказать Квернадзе? сказала я. Думаешь, он сможет? Не знаю, сказала я. Кто живет на краю ущелья, тем бы и похоронить. В том-то и дело, сказала Нинцо, что там никто не живет, дома пустые, его запах никого не мучает. Пошли отсюда, пошли скорее. Она ускорила шаг. Не то сейчас меня стошнит. Меня тоже тошнит, сказала я. Не прошли и десяти шагов, как увидели ватагу мальчишек. Четверо маленьких мальчиков споро шли к яру. Их нельзя туда пускать, сказала Нинцо. Чтобы эти головастики увидели такое. Куда вы, малышня? Стойте! она преградила им путь. В ущелье мины, сказала Нинцо. Туда нельзя. Какие еще мины! ответил самый старший, лет восьми. Там мины, говорю вам! Нинцо раскинула руки, преграждая мальчишкам путь. Ребята, там правда мины, сказала я. Туда нельзя. Не мины там, а убитый, опять сказал старший и посмотрел мне в глаза. Я молча взглянула на Нинцу. Она тоже молчала. Старший из мальчиков оттолкнул меня, бросил своим: Пошли, чего встали! Мальчишки, насупив брови, двинулись за ним; проходя мимо, каждый хмуро взглянул на нас. Нинцо посторонилась, пропуская. На тебе лица нет, сказала мне. На тебе тоже, сказала я. Хоть похороните его, выродки! крикнула Нинцо им вслед. Они не слышали. Последним шел самый маленький. На корточках сползал по круче.
