Пятница
Теперь смотри внимательно, сказала Нинцо. В это оконце никому не пролезть, только тебе. Мы брели вдоль дороги, высматривая подорожник. Так что тебе сильно повезло, Кнопа. Я промолчала, наклонясь до земли, срывала подорожник. Значит так, слушай теперь. Лучше прийти до двенадцати часов. В двенадцать у них смена караула. Потом опаснее. И чего они пост чуть не к аптеке пристроили! сказала я. Меня подташнивало. Разве у нас с тобой есть такой большой дом? такой, как у Гвелесиани? сказала Нинцо. Тут тебе и аптека, и магазин. Теперь слушай сюда, подвинулась поближе. Слушай внимательно. Обойдешь дом с заднего двора, перелезешь через окно ихнего евросортира. Там осторожней, не напорись на осколки стекла в раме, не оставь на ней кой-чего, она прыснула. Нинцо, сказала я. Прошу тебя! И без того тошнит. Ну, ладно, ладно, сказала Нинцо. Как окажешься в доме, иди налево. Там сначала коридор, оттуда перейдешь в аптеку, помнишь – детское питание у них всегда хранилось слева. Да, сказала я. Если от нас, то справа. Оно наверняка на старом месте. Этим оглоедам детское питание и даром не нужно. Может, пойдем уже отсюда? сказала я. Меня тошнило. Конечно, пошли, а то кто-нибудь заметит, сказала Нинцо. Она показала мне свои грязные ладони. Фи, посмотри на мои ногти, на что они похожи! Мы взяли корзины и пошли быстрым шагом. Нинцо, худо мне, сказала я и остановилась. Совсем худо, очень тошнит. Нинцо забрала мою корзину, взяла меня за руку. Всё, Кнопа, всё, не бойся, идем вот сюда. Вошли во двор детского сада. Уйди, сказала я. Да ладно тебе! Что ты в самом деле, сказала она. Рвоты я, что ли, не видела? Уйди, Нинцо. Всё, пошла, сказала Нинцо. Не смогла сдержаться, стошнило прямо возле качелей. Нинцо сидела рядом, перебирала подорожник в корзине. Отпустило? спросила. Полегчало хоть? Да так, сказала я. Не очень. Что ты ешь такое, что всю дорогу выворачивает? Не знаю, сказала я и сплюнула. Иди, подвинься, сказала Нинцо. Остальное расскажу. Отложила корзину, встала. Пить хочу, сказала я. Пить… Откуда здесь возьму тебе воду? Нинцо села на сломанные качели. Что смотришь? Садись, покачаемся. Нинцо, меня только что вытошнило, сказала я. Кнопка-малышка, ну, пожалуйста, сядь с той стороны. Я села. Какая ты бледная, сказала Нинцо, оттолкнулась от земли, качели качнулись. Только бы не заскрипели, сказала я. Слушай внимательно: когда ты выйдешь, я буду поблизости, но, допустим, если вдруг что-то не сошлось и нас заметят. Она опять оттолкнулась. Кто их знает. Могут в темноте принять не за тех или еще чего. Да мало ли… Могут стрельбу открыть. А чтобы не стреляли, и вообще для безопасности, мы должны поднять крик, вопить изо всех сил, поняла? Дескать, это мы, дети. В детей не станут стрелять, поняла? Откуда ты знаешь, что не станут, сказала я. Война. Говорю тебе, не станут, сказала Нинцо, повторила как-то упрямо. Дай сигарету. Зачем? Опять ведь вырвет, не надо. Хочу, сказала я. Дай! И сама оттолкнулась ногой, качнула качели. Стрелять не станут, сказала Нинцо и протянула мне сигарету. Главное, чтобы не приняли за кого-нибудь. А поймают, ничего не сделают, и отнять у нас нечего. Особенно если среди них окажется тот, голубоглазый. Он меня знает. Нинцо, сказала я. Что? сказала Нинцо. А если через поле пойти? Офонарела совсем, да? сказала Нинцо. Не видишь, что к тому полю никто близко не подходит, даже они сами. Не слышала, что ли, что оно заминировано? Слышала, вроде. Я отвела взгляд. Оттуда все-таки ближе перейти, и лес рядом… Нинцо, сказала я, а если станут стрелять? Не станут, она щелчком выстрелила сигарету. Вставай, пошли. А если станут? Помнишь того убитого в ущелье? Не напоминай мне с утра до ночи этого убитого с его мозгами! крикнула Нинцо. Меня тошнит! Ты просто трусиха, вот и всё. Мне там не протиснуться, а то бы сама полезла, без тебя бы обошлась! Если не можешь, скажи, что-нибудь придумаем. Что-нибудь другое. Если ваш ребеночек не помрет до тех пор. Я встала. Пошли, сказала. Нинцо изменилась в лице. Какая ты маленькая, Кнопа, сказала тихо и погодя: А теперь еще меньше стала. Ладно, извини, прости. Напрасно я так.
Хочешь сигарету? сказал Квернадзе. Нинце сказал и посмотрел на ее грудь. Не видишь, что нас двое? сказала Нинцо. Если предлагаешь, обеим предлагай. Хочешь сигарету? сказал он мне. Нет, сказала я, у нас есть. Я хочу, сказала Нинцо. Дай прикурить. Квернадзе опять посмотрел на нее. У меня дело серьезное, не подумай, что какие-нибудь там шуточки-бирюльки, поднес ей зажженную спичку. Нинцо глубоко затянулась, зажмурилась, повторила: Не видишь, что нас двое? Ладно, не обижайся. Дело серьезное, девочки, Квернадзе даже не посмотрел в мою сторону. Я и вспомнил про тебя, то есть не про тебя – про вас. Пошли вон туда, сказала Нинцо. Чего посреди улицы разговаривать. Обошли дом сзади, оказались на задворках. Короче, сказал Квернадзе и сплюнул, дело серьезное, без дураков. Да говори уже, сказала я. Глянь-ка на эту писклю, удивился он. Поосторожней, парень, сказала Нинцо. Тут тебе не это… Ну ладно, ладно, сказал Квернадзе и спросил: Помните Медо? Медо? Медико, что ли? Давалку? сказала Нинцо. Пропала она, сказал он. Как пропала? удивилась Нинцо. Пропала и всё. Никто не знает, куда делась. Неделю никто не видел. Убили, наверное, сказала Нинцо. Наверное, сказал Квернадзе. Не наверное, а точно. Ее убили, а я накрылся. В смысле? сказала Нинцо. Квернадзе ногой раздавил сигарету, близко наклонился к Нинце, сказал тихо: В деле накрылся, блядь буду, в серьезном деле. В каком таком деле? сказала Нинцо, она тоже ногой раздавила сигарету. Я знаю, в каком, сказала я. Это он про дозы. Ва-а, удивился Квернадзе. Ты даешь! На этот раз писклей не назвал. Что за дозы? сказала Нинцо. Обычные. Разные. От нас к ним, от них к нам. Верно? Ва-а, ты на нее посмотри! опять сказал Квернадзе. А знаешь, как переносила? сказала я. Нинцо смотрела на меня расширенными глазами. В себя закладывала, сказала я. Внутрь. Что-о? сказала Нинцо. Ты откуда столько знаешь, гого? сказал Квернадзе. У меня есть имя, бичо[2], сказала я. Ну ладно, ладно, сказал он. Как это – внутрь? повторила Нинцо. Ты чего? Засовывала туда и всё, сказал Квернадзе. Похоже, на этом и накрылась. И тю-тю! Хорошая была девка, блядь буду. В себе переносила? растерянно повторяла Нинцо. А мы причем? сказала и посмотрела на Квернадзе. Он опять закурил. А то, что я долго не думал, сразу про вас вспомнил. Вы маленькие, вас никто не заподозрит. Что-о? сказала Нинцо. И я в себя засуну, что ли? Дай сигарету, сказала я Квернадзе. Дал. Да нет, сказал он. Что значит, в себя засунешь. Я научу, что и как. Вы маленькие, на вас никто не подумает. А деньги серьезные, блядь буду. Деньги, сказала Нинцо. Ихняя валюта, сказал Квернадзе. Знаешь, что это значит? Что? тупо спросила Нинцо. Заплатишь и уйдешь отсюда. Без всякого коридора, не подохнешь тут. Погоди-погоди, сказала я. Объясни нормально, что мы должны сделать? Да вы не бойтесь, девчонки, я все про это знаю, давно в этом деле, и Медо была со мной. Серьезные бабки делали, настоящие. Вы хоть знаете, что это значит? Стоп. Ладно. Положим, мы соглашаемся. Говорим – да. Нинцо постепенно приходила в себя. Ничего, сказал Квернадзе. Лесом перенесете через границу. Лесом? сказала Нинцо. Ты что, офонарел? Погоди, сказала я. Каким лесом? С той стороны, – Квернадзе неопределенно мотнул головой. Этот ведь заминирован. А в том лесу и наши стоят, и ихние, сказала я. В том-то и дело, что надо обоих обойти, и тех, и других. Дозы ихние, покупатели наши. Они там стоят, у них и блокпост, и патрули. Надо всех обойти и доставить товар мне в руки. Дальше я знаю, что делать. Погоди! Как это? Не врубаюсь. Нинцо все еще не догоняла. Объясняю. Пройдешь лесом, дорогу распишу, не заблудишься. Хотя почему пройдешь – пройдете обе, вдвоем. Там встретит вас одна женщина, старушка, ну, совсем бабуся, я и место назову. У нее заберете, что даст. Туда перейти не проблема, вот назад вернуться… Ну и ну! сказала Нинцо. Она напряженно думала, на лбу обозначились синие жилки. Сильно! Маленькие вы, сказал Квернадзе. Эта совсем маленькая, посмотрел на меня. Не заподозрят. А поймают, скажете: по грибы ходили, с дороги сбились, дяденька, и две-три слезинки еще. По грибы? сказала Нинцо, она все соображала. Да, по грибы, что в этом подозрительного? Ничего. Погоди, сказала я. Допустим, скажем – по грибы. Но как мы эти штуки перенесем? Как? Как Медо сможете? Он осклабился. Зубы-то не скаль, придурок, сказала я. Взглянул на меня, сказал: Да перенесете как сможете, вы маленькие, никто ничего не заподозрит. Маленькие! Маленькие! Нинцо поморщилась. Посмотри на меня повнимательней и скажи прямо: как мы перенесем эти твои штуки? Квернадзе посмотрел на нее. Перенесешь в корзинке. В какой корзинке? сказала Нинцо. Ты пошла в лес за грибами. Не в первый раз, я думаю. Или в лес за грибами не ходят? Задержат – скажешь: голодаем, дяденька, кушать хочется, в лес пошла и заблудилась. А если корзинку осмотрят, сказала я. Корзинку осмотрят в последнюю очередь, сначала вас осмотрят, Квернадзе опять посмотрел на Нинцу. А в корзине будут грибы. На что ему твои грибы! Он даже не взглянет на них. Тут, понимаешь, война, на что ему грибы, собранные голодными детками. Нинцо переглянулась со мной, спросила: Почему ты так уверен? Я посмотрела на Квернадзе. Почему-почему? Достали вы меня, сука буду! Заблудились, голодные, какое ему дело до твоей корзины. К тому же вы свои, местные. Да пропустят вас без балды. А сам не можешь заблудиться? Нинцо посмотрела на него с прищуром. Я уже погорел на этом. Знают меня. К тому же я парень, а ты девчонка, им и в голову не придет, что на такое решилась. И в голову не придет, блядь буду! Ух, сказала Нинцо, риск. А за сколько? сказала я. Назови сумму. Какую сумму? Как какую? сказала я. Сколько нам заплатят? Плату делим поровну. Сколько делим? Квернадзе назвал сумму. У Нинцы аж глаза округлились. Да ну! взглянула на меня. Я тоже посмотрела на нее. Какое-то время смотрели друг на друга. Я согласна, сказала я. Я тоже, сказала Нинцо. Вот это я понимаю, сказал Квернадзе. Так. Завтра пойдете? Завтра? Нинцо опять взглянула на меня. Завтра так завтра, сказала я, закурила. Только корзина с грибами сегодня здесь должна быть, а половина суммы завтра вечером. Вы что, офонарели? скривился Квернадзе. Обалдеть. А мне, что ли, грибы прикажешь собирать! Она права, Нинцо глянула на меня с гордостью. И о деньгах правильно говорит, еще раз глянула. Ладно, нет базара, Квернадзе сплюнул, считай, что ради тебя, он опять посмотрел на грудь Нинцы. Уф, вздохнула Нинцо. Завтра в полдень придем к дому Датуны. Остальное потом. Она опять взглянула на меня. Одна придешь? сказал Квернадзе. Нинцо вызывающе выпрямилась. Почему одна, не видишь, что нас здесь двое. Ладно, ладно, всё, сказал Квернадзе, как скажешь. А грибы сегодня же у дома Дато, под дверью, сказала я. Он потянулся к Нинце, ущипнул ее за щеку. Эй, парень! Нинцо уклонилась. Ты, часом, не забыл, чья я дочь? Нет, сука буду, сказал Квернадзе. То-то, сказала Нинцо. И не забывай! Всё, всё. Ладно, сказал Квернадзе. Оставить вам сигареты? Давай, сказала я. На, протянул мне пачку и опять взглянул на Нинцу. Завтра в пять буду там. А не будешь… сказала Нинцо и как-то странно ему улыбнулась. Ух, чтоб тебя! сказал он и засмеялся. Ладно, вали уже, сказала я. Значит, в пять я там, сказал, опять обращаясь к Нинце, и подмигнул ей. Нинцо опять улыбнулась ему. Ну и осел! сказала я, когда он скрылся из виду, потом посмотрела на Нинцу. Та не улыбалась. На ее лбу опять голубели жилки.
